Через три дня в сельпо, куда Калмыков пришёл за сигаретами, к нему подошёл странный худой субъект, чем-то неуловимо напоминавший грызуна. Уставившись колючим взглядом в лицо заезжего москвича, незнакомец какое-то время изучал его, потом ощерился в улыбке, показав мелкие, тронутые кариесом зубки и протянул для знакомства руку.

– Суслов Родион Рудольфович, – представился незнакомец. – Можно просто: Тушкан! Я к такому обращению привык. Вы, я вижу, так же, как и я, приезжий.

– Приезжий, – подтвердил Климент Михайлович, брезгливо пожимая Тушкану ладонь. Знакомство было не из приятных, и Калмыков, купив сигареты, постарался избавиться от нового знакомого. Однако Тушкан вцепился в него, словно клещ. Запахнув полы поношенного демисезонного пальто, он неотвязно следовал за ним.

– Я слышал, Вы у Евдохи поселились, – бубнил Тушкан, пытаясь поспеть за Калмыковым. – Хорошая баба, в смысле хозяйка: чистоплотная и готовит вкусно. Я от Вас через три дома живу, у Василия Криворотько. Евдоха говорила, что Вы из Москвы.

– Из Москвы, – ответил Калмыков, прикидывая, как бы половчее избавиться от приставучего субъекта.

– Я тоже москвич, – скороговоркой пояснил Родион. – Не сошёлся характером с партнёром по бизнесу, и вынужден был эмигрировать, так сказать, за кордон.

– Бывает, – согласился Климент и ускорил шаг, но Тушкан тоже перешёл на мелкий галоп и не отставал от него.

– Вас, Родион Рудольфович, ностальгия не мучает? – резко остановившись, поинтересовался Калмыков у налетевшего на него вынужденного эмигранта.

– Вот с этим здесь хорошо! – неожиданно развеселился Суслов. – Как только начинается тоска по Родине, я перемещаюсь от сельпо к почте. И я снова в России! Можно целовать родные сердцу берёзки, если, конечно, таковые отыщете! Я так всегда поступаю, и Вам советую… Климент Михайлович.

– Откуда Вы знаете, кто я? – вздрогнул Калмыков. – Я Вам своё имя и отчество, кажется, не называл. Неужели Евдоха бабьим языком растрепала по всему селу?

– Евдоха здесь ни при чём, – пристально глядя собеседнику в глаза, пояснил Тушкан и протянул Калмыкову его же паспорт.

– Как…? – опешил Климент Михайлович. – Как Вы смогли?

– Издержки воспитания, – усмехнулся Тушкан. – В детстве ознакомился с некоторыми главами «Оливера Твиста», и с тех пор не могу удержаться, чтобы не проверить чужие карманы.

– Так Вы ещё и уголовник! – возмутилась жертва карманника. – Как Вы посмели?

– Не гони волну, начальник! Судя по тому, что ты в это захолустье перебрался без семьи, да ещё на старости лет – ты тоже не ангел с крылышками.

– Да я… да мне здесь… – растерянно заблеял Калмыков.

– Ага, я понял! – с серьёзным выражением лица перебил его Тушкан. – Вы это село в сорок четвёртом освобождали и здесь Вас настигла фашистская пуля. И с тех самых пор Вы раз в двадцать, нет – раз в тридцать лет, приезжаете сюда почтить память однополчан. Так?

В ответ Климент Михайлович только икнул. Типичный с виду уголовник обладал логическим мышлением, и это ещё больше испугало Калмыкова.

– Хватит врать! – продолжил Тушкан, незаметно для себя перейдя на обличительную тональность.

– Что-то я плохо представляю Вас в составе маршевой роты. Такие, как Вы, обычно ударно трудились в тылу… на руководящих должностях, за что и получали усиленный паёк. Я угадал?

Климент Михайлович икнул ещё раз.

– Можете не отвечать. Мне не нужны подробности вашей героической биографии. Более того, я предлагаю Вам создать временный союз на паритетных условиях. Назовём его «Союз труда и прослойки»! Я имел в виду прослойку интеллигенции.

– Идите Вы ко всем чертям со своим союзом! – прошипел Калмыков и испуганно завертел головой. – Знать ничего не знаю! И вообще я в Житном потому, что мне здесь очень нравиться!

– Особенно удобства во дворе, – поддакнул Тушкан. – И особенно в рождественские морозы. Очень полезно для вашей старческой простаты!

– Что Вы от меня хотите? – заскулил бывший управленец.

– Взаимопонимания! Простого человеческого взаимопонимания!

– И никакого криминала. – вставил Калмыков.

– Это я Вам обещаю! – заверил его Тушкан, но при этом почему-то отвёл глаза в сторону.

– И какие планы у нашего союза? – вяло поинтересовался типичный представитель прослойки.

– План один: выживание в этом жестоком мире! – авторитетно заявил Тушкан, и, зажав ноздрю большим пальцем, высморкался на украинскую территорию. – У Вас ведь должны остаться какие-то сбережения или нужные связи?

– Предлагаете создать фирму «Рога и копыта»?

– Можно и фирму, – согласился новоявленный комбинатор, вытирая пальцы о полы пальто. – Но если фирму, то только не здесь! Я, честно говоря, не решил, что делать, но какие-то телодвижения совершать необходимо. В самом деле, не доживать же в этом убогом местечке свой век! Не для этого меня мама родила.

«И меня тоже, – мысленно добавил Калмыков. – Действительно, надо что-то делать! Не сидеть же на месте и не ждать, когда тебя отыщут люди Мостового. Интересно, кого он зарядил по факту моего исчезновения? Наверное, Лещинского – профессионал в полном смысле слова. Такой и на том свете отыщет, но всё равно следы попутать надо. Глядишь, и он на старости лет даст промашку, и я поживу лишний годочек. А Суслов, видать, большой пройдоха, к тому же умён, и, вероятно, имеет связи в криминальном мире. Такой в моём положении может пригодиться».

– Вы что-то сказали? – перебил его размышления новоявленный партнёр.

– Я говорю, что надо бы отметить нашу встречу и выпить за успех нашего безнадёжного предприятия.

– Не такое уж оно и безнадёжное! – возразил Тушкан. – Вот увидите, что у таких деловых людей, как мы с вами, всё будет тип-топ! А выпить действительно не грех. Пошли ко мне!

– А как на это посмотрит ваша квартирная хозяйка?

– Вот увидите, она мне поперёк слова не скажет. Я её балбеса Ваську по всей школьной программе консультирую, так что я у неё в авторитете.

– Откуда столь обширные познания?

– К Вашему сведенью, партнёр, хочу заметить, что у меня, кроме погашенной судимости, имеется и незаконченное высшее образование! Хоть и незаконченное, но высшее. Кстати, а Вы по какому профилю Родине служили?

– Я экономист. Последняя моя должность – заместитель начальника Управления в одном крупном министерстве.

– Солидно звучит! – согласился Тушкан. – Надо подумать, куда Ваши познания в нашей ситуации применить можно.

– Подумать надо! – в тон ему ответил Калмыков. – Однако предлагаю это сделать завтра, а сегодня, в связи с наметившейся пьянкой, объявляю выходной!– Пьянка, уважаемый Климент Михайлович, это когда после литра самогонки тракторист Тимошка рессорой от трактора «Беларусь» по двору гостей гоняет! А у нас с Вами культурное времяпровождение. Осторожней! В коровью «лепёшку» не наступите! Удивительное бескультурье кругом!

Через щели в старом хлеву хряку Борьке было хорошо видно, как на сопредельной украинской территории в калитку подворья Василия Криворотько одновременно бочком втиснулись два абсолютно разных человека. Между ними не было ничего общего, и роднила их только беда, а точнее – страх смерти, который давно поселился в душе каждого из них. Впрочем, хряку Борьке было всё равно, и, проводив равнодушным взглядом исчезнувшие в доме две человеческие фигурки, он улёгся на соломенную подстилку, удовлетворённо хрюкнул, и в ожидании обеденных помоев блаженно смежил веки.

Глава 14

23 час. 15 мин. 10 ноября 20** года,

г. Москва, ночной клуб «Сбитый лётчик»

В тот вечер Москва привычно полыхала холодным режущим взгляд неоном. Герман неуютно поёжился: неон напомнил ему слепящий безжалостный свет осветительных ракет.

В памяти всплыла осенняя ночь в окрестностях предгорья, промёрзшая полоска земли с редкой щетиной пожухлых кукурузных стеблей на окраине затаившегося во тьме чеченского села, и гроздья осветительных ракет, которые боевики щедро запускали в небо вплоть до рассвета. В ту ночь он долго лежал в борозде, вжимаясь всем телом в мёрзлые комья, ежеминутно рискуя быть обнаруженным и расстрелянным неуловимым снайпером.