— Вот видишь, я же говорил, тебе больше ничего не нужно.

Ложка продолжала держаться даже тогда, когда Лили уже лежала спиной на столе и Адам, аккуратно сдвинув ее юбку наверх, двигался в ней.

— Не так быстро, — сказала Лили. — И смотри осторожно, ты мне костюм закапаешь.

Адам вытер рукавом пот со лба, отодвинул коробочку с пуговицами и фотографию чуть поодаль. На последних тактах заключительного хора Лили схватилась руками за сантиметр, который все еще висел у Адама на шее, и потянула на себя, пока их глаза не оказались совсем рядом.

— Адам, — прошептала она, — Адам, ты ведь не свалишь, правда?

Она ловила ртом воздух.

— Адам, ты вернешься, ты ведь останешься здесь?!

— Что за чушь! — воскликнул Адам.

Он видел пот на верхней губе Лили, чувствовал на своем лице ее дыхание, под его правой ладонью бешено билось ее сердце.

— Обещай мне, Адам, обещай мне это, — вдруг так громко закричала Лили, что он машинально зажал ей рот рукой.

При этом ложка выскользнула из декольте. Сняв ложку с ее плеча, Адам поставил ее обратно в стакан, из которого начал доноситься звук, похожий на звон маленького колокольчика.

3

АДАМ, ГДЕ ТЫ?

Когда Адам услышал ее голос, а затем шаги по деревянной лестнице, он скрылся за шкаф справа от двери. Лили, которая сидела в ванной, глянула на него ни жива ни мертва. Раздался стук в дверь, Лили выключила воду, вошла Эвелин.

— Я, — воскликнула она… и затем почти беззвучно добавила, — уволилась.

Лили, с мыльной пеной на руках и плечах, вылезала из ванной.

— Извините, — сказала Эвелин и отвернулась. — Адам, — закричала она, выйдя из ванной. — Адам, где ты?

Она пошла на третий этаж, в ателье. Он знал, в каком там наверху все было виде. Лили пыталась подтянуть наверх свои трусики, которые, свернувшись в трубочку, висели на коленках. Поверх ее блестящей спины Адам смотрел в сад. По подстриженному газону прыгали дрозды, воробьи и сорока. Сорняки с грядок он недавно выполол, в мае заново покрасили забор. На площадке для шашлыков рядом со въездом в гараж лежал аккуратно свернутый шланг. Черепаха куда-то спряталась в своем маленьком вольере. Эвелин медленно спускалась по лестнице. Перед дверью в ванную она остановилась.

— Адам, ты здесь, внутри? — Она открыла дверь. — Адам?

— Извините, — прошептала Лили.

Она резко подтянула трусики наверх, так что теперь они шнуром обвивались вокруг ее бедер, и зажала полотенце под мышками, прикрывая грудь.

— Извините, — повторила она.

— Вы не видели Адама?

Лили смотрела в окно, словно ища его на улице, в саду. Почему она ничего не говорила? «Я далеко, далеко отсюда», — думал Адам. В этот момент к нему как раз подошла Эвелин. Он не сдержал улыбки, потому что на ней все еще были ее белая блузка с черной юбкой и фартук подавальщицы.

— Это кто? — спросила Эвелин и указала головой на Лили. Она взяла полотенце, висевшее на умывальнике, и бросила его в грудь Адаму. Оттуда оно упало на пол. — Кто эта женщина?

Он поднял полотенце и прикрылся им, словно повязкой.

— Извините, — прошептала Лили.

— Вот, значит, какие у тебя примерки?

Лили подняла глаза, но сразу же снова перевела взгляд на пол.

— Было так жарко, — сказал Адам.

— Скажи ей, чтоб домылась, теперь уже все равно.

В дверях Эвелин ненадолго остановилась и посмотрела на Лили, которая стояла, слегка нагнувшись вперед, прижав руки к туловищу, и пыталась раскатать свои белые трусики и натянуть их на ягодицы.

Адам считал шаги Эвелин. На пороге своей комнаты она, казалось, застыла. Он боялся, что она повернет назад и снова зайдет в ванную. Но затем громко хлопнула дверь. В тишине дома был хорошо слышен скрип ее старого дивана.

Сидя за кухонным столом, Адам пальцами сметал в сторону хлебные крошки. От того, что он сидел, обхватив голову руками, ему становилось легче. Перед ним, рядом с открытой банкой айвового компота, лежал бумажный кулек с фруктами лилового цвета. Они были похожи на маленькие луковички, но на ощупь, сквозь бумагу, казались мягкими. Он не решился вынуть фрукты из пакета и дотронуться до них руками. Возможно, он и так слишком далеко зашел, перенеся пакет с лестницы на кухню.

Адам, босиком, обернув бедра полотенцем, собрал в ателье свои вещи и вещи Лили и снова был послан ею наверх, потому что вернулся без лифчика и фотографии. Ему вновь пришлось проходить мимо комнаты Эвелин, вновь по скрипящим ступеням наверх и вновь обратно — но только с одной фотографией. Наверное, это Эвелин куда-то запрятала мой новый лифчик, зло прошипела Лили, после чего, правда, тут же расплакалась.

Ее постоянное «что же делать?» вынудило его прошептать: «Не страшно, все не так страшно».

При этом ему просто хотелось, чтобы Лили наконец закрыла свой рот. Каждое ее слово лишь еще больше привязывало его к ней. Да, в тот момент он точно был неадекватен. Как еще объяснить, что он, вместо того чтобы одеться, в халате пошел вслед за Лили, чтобы поднять велосипед Эвелин, который упал и лежал под айвовым деревом? Халат его при этом раскрылся. Вряд ли ему удалось бы более наглядно продемонстрировать соседям, что сейчас произошло. Раньше надо было Лили рот раскрывать, а не теперь, когда было уже поздно. «Он в саду. Мне кажется, он пошел в сад». Не более. Он успел бы прошмыгнуть в ателье, и хорошо. Ничего бы не произошло, ничего.

Вернувшись в дом, Адам на какое-то мгновение и вправду поверил, что все в порядке, как всегда было в порядке, как только он переступал порог собственного дома. Поэтому он повесил ключи Эвелин на место и отнес пакет на кухню. Она всегда разбрасывала свои вещи. Полупустую вазочку с айвовым компотом он обнаружил на хлебнице и поставил в холодильник. Вместо того чтобы взять доску, она порезала хлеб на газете — с недавних пор она все время покупала эту газетенку. А вытрясать газету над раковиной, складывать ее и относить в подвал, в стопку с макулатурой, опять-таки пришлось ему. Он удивился, увидев, что музейная экскурсия «История группы Лаокоона» отмечена фломастером, хотя Эвелин точно знала, что не успевает на нее.

Эвелин бегала взад-вперед по второму этажу. Хлопала дверями и снова распахивала их, книги сыпались на пол. Может быть, его долгом было подняться к ней наверх, сделать первый шаг?

Но вот все опять стихло, слышно было только гудение холодильника. Время от времени Адам сдвигал в сторону хлебные крошки, но затем снова принимал прежнюю позу. Он был благодарен за каждую минуту, в течение которой ему можно было сидеть за столом на кухне, не произнося ни слова.

Вдруг он почувствовал боль. Сильное жжение в груди, словно в ней застряло что-то жесткое. Адам мысленно увидел себя лежащим на полу, без сознания, и Эвелин, стоящую на пороге кухни.

Вдруг он испугался, что Эвелин что-нибудь с собой сделает. Но звук спускаемой в унитаз воды, а потом и шагов Эвелин устрашили его не меньше. Он встал. Держа в одной руке пакет, а другой массируя грудь, Адам посмотрел на потолок, словно мог увидеть сквозь него Эвелин. Все, что пришло ему в голову, было попросить прощения. Он подошел к лестнице, сел на вторую ступеньку и положил пакет рядом. С разочарованием отметил, что боль проходит.

Поставив локти на колени, он обхватил голову руками, которая чем дольше он так сидел, тем больше казалась ему неестественно тяжелой.

4

УХОД

Адам встал, словно готовясь к дуэли. Эвелин остановилась за несколько ступенек от него и поставила чемодан. Зеленую палатку она продолжала держать под мышкой. Она улыбалась.

— Я пойду к Симоне, на первое время.

— На первое время?

— Ну посмотрим, у нее тоже есть виза, может, вместе поедем.

Адам хотел ее поправить — то, что было вклеено в их паспорта, не виза. Но потом он только спросил:

— И куда?

— Куда-куда, на Карибы!