Пешт, декабрь 1847 г.
ВОН ТАБУН, ОН В ПУШТЕ ХОДИТ…
Вон табун, он в пуште ходит,
Где бетярский путь проходит.
А табунщик? Он в деревне -
Пьет, как бог, засев в харчевне.
Что ж! Пусть пьет он сколько хочет,
Глотку пыль ему щекочет,
Горло высохло от зноя -
Солнце жжется, как шальное.
Но уж если вы, папаша,
Забрели в харчевню нашу
На бетярском перепутье,
Про табун вы не забудьте!
Как же! Стражи там, снаружи,
Все один другого хуже:
Спать решили завалиться,
Шляпами укрыли лица.
Любо на земле валяться
Да под шляпой укрываться,
Хоть на солнце испекутся,
А пожалуй, не проснутся!
Едет кто-то… Кто же это?
Паренек из Кечкемета.
Едет тихо он, с оглядкой,
Конь под ним атласно-гладкий!
Конь хорош, а всадник лучше!
Взор его как пламень жгучий,
И рука сжимает кнут,
Вот разбойник! Тут как тут!
Посмотрел, полюбовался,
А потом в табун ворвался
И погнал коней гурьбою.
Киш-Куншаг, господь с тобою!
Солнцу время закатиться,
А бетяр несется, мчится;
Перед ним несутся кони.
Все прекрасно! Нет погони!
Из корчмы табунщик вылез,
Тут и стражи пробудились.
Зашумели, заметались –
Лошадей не досчитались.
И по пуште скачут, рыщут,
Лошадей повсюду – ищут…
Не доищетесь, ребятки,
Даже в Кикинде, в Сабадке!
Пешт, декабрь 1847 г.
ЛИШЬ УТРО МИНУЛО…
Лишь утро минуло – уж вечер над землею,
Лишь минула весна – зима стучит в окно.
Недавно, Юлия, знакомы мы с тобою -
Но ты жена моя, жена уже давно.
Вчера лишь мы отцам садились на колени,
А завтра будем тлеть мы с дедами в земле.
Дни человека – зыбь, бегущих тучек тени,
Жизнь – мимолетный след дыханья на стекле.
Пешт, декабрь 1847 г.
НОВОГОДНЯЯ НОЧЬ 1847 ГОДА
1
Год прошел… Итог подводят
И хозяин и хозяйка:
Вот доходы, вот расходы –
Сделай милость, подсчитай-ка!
Сколько было? Что осталось?
Кошелек тощает что-то!
Пот со лба они стирают:
Тяжела была работа!
Хорошо, что денег нету,
Женушка, у нас с тобою –
Рук не пачкаем, считая,
Пот не льется с нас рекою.
Их кубышки тяжелее,
Но сердца богаче – наши.
Наша бедность их богатства
И счастливее и краше.
2
Странно! Ровно год назад
Был еще я холост,
А теперь… Теперь всегда
Слышу женский голос.
И уж так заведено
В этом добром мире:
Нынче двое нас, а глядь –
Будет три… четыре!
3
Но шутки прочь… Ведь друг наш старый,
Наш добрый друг – на смертном ложе!
Он болен, безнадежно болен,
И выздороветь он не может.
Сплетем ему венок из лилий,
Пусть благостно он спит в могиле.
Он наши руки нераздельно
Соединил своею властью,
Высоко поднял наши души
Для неизведанного счастья.
Сплетем ему венок из лилий,
Пусть благостно он спит в могиле.
Те небольшие огорченья,
Что на сердца он капал наши,
Не омрачали нашу радость,
Она от них была лишь краше…
Сплетем ему венок из лилий,
Пусть благостно он спит в могиле.
Конец… Все глуше бьется сердце,
Тьма вечной ночи кроет эти
Святые очи, что смотрели
На наше счастье на рассвете…
Сплетем ему венок из лилий,
Пусть благостно он спит в могиле.
4
Смерть года! В этом есть величье!
Он умирает не скорбя.
Мудрейший в этот час стремится
Замкнуться и уйти в себя.
В сей час торжественно прощают
Не только другу, но – врагу,
Прекрасно это… Только все же
Я поступить так не могу.
Ведь кто мои враги? Тираны
И души рабские! А их
Прощать никак я не способен!
Нет! Это выше сил моих!
Представ перед судом господним,
Я это повторю и там.
Прощать не стану! Пусть уж лучше
Я не прощен останусь сам!
Пешт, 31 декабря 1847 г.
ЗИМНИЕ ВЕЧЕРА
Куда девалось радуги сверканье,
Рой мотыльков и кашка на поляне?
Где шум ручья, и щебетанье птичье,
И все сокровища весны и лета?
Все это стало памяти добычей,
Добычею могилы стало это.
Белеют пятна снега на пригорках.
Зимой земля – как нищенка в опорках.
Зимой земля, как нищенка в сермяге,
Дрожит в дырявом рубище бродяги.
Из льда и снега сметаны заплаты,
Но через них проглядывает тело,
Она стыдом и трепетом объята:
В такую рвань ее нужда одела.
Промозглым днем не хочется на волю,
Зато какое в комнате раздолье!
Блажен, кого господь хранит здоровым
И наградил семьей и теплым кровом.
В своем углу сейчас благословенье
Среди домашних, преданных друг другу,
А если для камина есть поленья,
Волшебным замком кажется лачуга.
Слова обычно на ветер бросают,
А здесь они до сердца долетают.
Как хорошо такими вечерами,
Вы б не поверили, не знай вы сами.
На первом месте, угощая свата,
Сидят хозяин и сосед бывалый.
Во рту их трубки, рядом штоф пузатый,
Наполненный венгерским из подвала.
Но им никак не одолеть бутыли,-
Опять полна, как много бы ни пили.
Сидящих потчует хозяйка дома.
Ее обязанности ей знакомы.
Она неравнодушна к доброй славе
И наполняет вновь и вновь баклагу,
Чтобы никто из здешних не был вправе
Назвать ее ленивою и скрягой.
Она все в беспокойстве, все в заботе
И все твердит: «Ну, что же вы не пьете?»
И гости пьют, радушием согреты,
А трубки догорят, берут кисеты
И мнут табак меж пальцев для набивки.
И как блуждают в доме кольца дыма,
Блуждают так же мыслей их обрывки
О прежней жизни, пролетевшей мимо.
Кто большей частью все оставил сзади,
Тот любит вспять смотреть, вперед не глядя.
К столу присели юноша с девицей,
Что прошлое? Им будущее снится.
Не беспокоит их, что было прежде.
У них все впереди, а не за гранью.
Их души сблизились в одной надежде
И смотрят вдаль сквозь чад очарованья.
Они молчат, но как красноречиво
Их взгляды обличают их порывы!
А близ камина, у его решетки,
Мал мала меньше детвора-погодки.
Они из карт игральных строят башни
И валят на пол их без сожаленья.
Что завтрашний им день, что день вчерашний?
Им важно настоящее мгновенье.
Как много в этой комнате ютится:
Что было, есть и что еще случится.
Хлеб надо завтра ставить спозаранку.
Над ситом и мукой поет служат:а.
Перед окном гремит бадья в колодце,-
Соседский конюх лошадь на ночь поит.
Цыганской скрипки отзвук раздается,
И контрабас на чьей-то свадьбе воет.
Весь этот шум снаружи, сбившись в кучу,
Приобретает в доме благозвучье.
Снег падает без устали, и все же
Черным-черно в потемках бездорожье.
Прохожий в это время очень редок.
Вот с фонарем бредет домой гуляка
И, за угол свернувши напоследок,
Внезапно тонет под покровом мрака.
Но любопытство в комнате задето:
«Кто б это мог пройти теперь? Кто это?»