Изменить стиль страницы

Пешт, май 1847 г.

МОЕ ЛУЧШЕЕ СТИХОТВОРЕНИЕ

Я множество стихотворенье
Писал, но славу принесет
Мне стих, которым буду Вене
Однажды мстить за наш народ.
О! Слово «смерть» клинком горящим
Впишу я в тысячи сердец!
Вот это будет настоящим
Стихотвореньем наконец.

Эр-Михайфалва, май 1847 г.

ЭРДЁД, 17 МАЯ 1847 ГОДА

Да, я вчера немало перенес.
Услышать многое вчера пришлось.
Обидчика я своего терплю
Лишь оттого, что дочь его люблю.
Скажи вот это кто-нибудь другой,-
Я отомстил бы, вызвал бы на бой,
И пал бы он на поле, запятнав
Своей багровой кровью зелень трав.
Пусть он меня бранил бы одного,
Но сердцу моему больней всего,
Что, понося меня и мне грубя,
Он оскорбляет также и тебя.
Тебе пришлось не мало пережить
За то, что ты посмела полюбить.
Ну, потерпи немного, мой дружок!
Прерву твои страданья, дай мне срок!
Лишь только станешь ты моей женой,
Еще одной счастливицы такой
Во всей вселенной больше не найдешь!
В рай позовут,- и то ты не пойдешь!

Эрдёд, 1847 г.

ПЫЛЬ СТОЛБОМ

Пыль столбом клубит, земля гудит, трясется,
Шалый конь с упавшим всадником несется,
Если бы упал седок, и горя б мало,-
В стремени одна нога его застряла.
Жеребец земли не слышит под собою,
А наездник оземь бьется головою.
Черными кудрями пыль метет густую,
Заливает кровью алой мостовую.
Я как этот всадник. Бешенство страданья
Тащит за собой меня, как на аркане.
Ослепленьем гнева я на землю сброшен.
Мозг мой вытек вон, и череп мой раскрошен.
Поделом! Была мрачней земного шара
Эта голова, рождавшая кошмары.
Ничего не зрело в голове отпетой.
В эту местность солнце не бросало света.
Я любил тебя, как сам господь, наверно,
Сделавший тебя прекрасною безмерно.
Верности звездой среди ночного мрака
Ты сияла в виде путевого знака.
А теперь туман закрыл твое сиянье.
Звездочка моя, как ты бледна в тумане!
Я твоей руки просил напрасно. Разом
Строгий твой отец ответил мне отказом.
Изгнан я от вас, как из ограды рая.
Только твой отец, – не ангел, дорогая.
Э, не унывай, лиха беда начало,-
Я добьюсь тебя во что бы то ни стало.
Унесу тебя, как солнце – пар росистый,
И как ветер – розы лепесток душистый.
Я и уношу тебя с собой в разлуку,
Словно лев стрелу, попавшую из лука.

Эрдёд, 18-20 мая 1847 г.

В РУДНИКЕ

Сажен на две тысячи, должно быть,
Я спустился.
В недрах этой вечной древней ночи
Мрак сгустился.
Лампы луч со страхом смотрит в очи
Этой вечной и суровой ночи,
Как глядит на ястреба голубка.
До цветов отсюда так далеко
И до света.
Вероятно, адские владенья
Близко где-то.
А быть может, я уж в преисподней,
Ибо он как дома, враг господний,
Всюду там, где золото родится.
Сатана, дух шахты, царь сокровищ,
За меня ты
Сколько дашь, коль сердце променяю
На дукаты?
Мы сторгуемся. Изволь явиться!
Нынче я решил к тебе спуститься,-
А другого раза не дождешься!
Звал напрасно! Дьявол, царь сокровищ,
Не услышал,
Из груди утесов каменистых
Он не вышел.
Что ж не вышел? Что ж он не явился?
Понял он, что я над ним глумился,
Что мое не продается сердце!
Нет, мое не продается сердце -
Не торгуйся, брось трудиться!
Сердце то в сокровищнице сильных
Не вместится,
А раздам я сердце по дорогам
Да по бедным хижинам убогим –
Просто так его раздам я, даром!

Надь-Баня, 25 мая 1847 г.

НАКОНЕЦ НАЗВАТЬ МОЕЮ…

Наконец назвать моею
Юлишку я нынче мог.
Да, моя, и пусть об этом
Знают люди, знает бог!
У меня сегодня радость,
Но и грусть со мной моя.
Плакать мне или смеяться -
До сих пор не знаю я.
Неужели я тот самый,
Кто так мучился, страдал,
У кого давно на сердце
Груз отчаянья лежал?
Неужели я тот самый,
Тот счастливый человек,
Кто теперь, конечно, будет
Всех счастливее вовек?
Пусть листва скорей желтеет,
Отцветают розы пусть,
Осень станет мне весною -
Я ведь осенью женюсь…
Но в грядущее не смею
Я взглянуть – оно горит
Ярким пламенем, как солнце,
И глаза мои слепит.
Лучше в прошлое я гляну…
Нет, не солнцу, а луне
Это прошлое подобно
И сияет кротко мне.
День, что я провел у милой,
Драгоценен и велик.
По блаженству он – как вечность,
А по скорости – как миг.
Я ее привлек тихонько,
Я ее к себе привлек
И коснулся поцелуем
Вспыхнувших горячих щек.
На устах моих остался
Пламень от девичьих щек,
И в груди моей бушует
Солнца огненный поток.
Даже холода могилы
Не страшусь отныне я –
Знаю, это пламя будет
И в могиле греть меня.