– Но от публикации, конечно, воздержитесь?

– Воздержимся.

– А папочку, конечно, на память?

– На память.

– Все правильно, старик: школа есть школа. А теперь пойдем, покажу тебе, как можно освоить все жанры без пота и крови, и, главное, без этой папочки.

В коридоре висела доска, на которую до этого как-то не обращалось внимания. Просто не до того, очевидно, было. На доске манил, и обещал, и радовал душу благородный заголовок:

САМЫЕ НАДЕЖНЫЕ РЕЦЕПТЫ

– Читай, старик, – покровительственно похлопал по плечу Яша. – Насыщайся, пропитывайся, перенимай. Если возникнут вопросы, не стесняйся.

«Рецепты» содержали рекомендации, как писать передовые статьи, критические корреспонденции, фельетоны, театральные рецензии, очерки.

«Очерк пишется так:

Вступление (четыре фразы) – о тех метеорологических условиях, в которых предстоит жить и творить герою. Желательно с лирическими интонациями.

Два абзаца – завязка, в которой должен содержаться достаточно внятный намек на удовольствие, что ожидает читателя, если он наберется терпения дочитать очерк хотя бы до середины.

Пять слов – об окружающей обстановке.

Пять страниц – воспоминания о прошлом (детство, отрочество, юность), переплетающиеся с историческими сведениями познавательного характера.

Беседа героя с председателем месткома (руководителем предприятия, секретарем парторганизации, представителем главка, заместителем министра), приоткрывающая завесу над теми трудностями, которые предстоит преодолеть герою. Это – три-четыре страницы, не больше.

Пол-абзаца – преодоление трудностей. Кульминация. Философское осмысление морального облика положительного героя.

Заключительный аккорд (полторы страницы) – возвращение героя после работы домой, вечер, половодье огней, гудки автомобилей, негромкая песня, доносящаяся откуда-то из-за невидимой реки, светлая грусть и легкое чувство голода.

Многоточие…»

Рядом с этим рецептом на доске помещалась МЭЖДК – Малая Энциклопедия «Железнодорожника Кузбасса»:

415!

«АБЗАЦ – фраза, начинающаяся с красной строки. Имеется в каждой статье, чего нельзя сказать о мыслях.

АВТОР – человек, который встречает после опубликования своей статьи единственную знакомую строчку – собственную подпись.

БЛОХА (газетная) – особый род насекомого, на которое не действует химия.

ВОДА – жидкость, занимающая четыре пятых поверхности земли. В такой же пропорции содержится в отдельных корреспонденциях.

ГЛАВНЫЙ РЕДАКТОР – человек, главнее которого лишь читатель.

ГОНОРАР – см. касса.

ЗАМЕТКА – см. чичирка.

ИНФОРМАЦИЯ – газетное блюдо, которое рекомендуется подавать в замороженном, подсоленном, маринованном, провяленном (пусть даже чуть с душком), но только не в свежем виде.

КАССА – отверстие в стене, возле которого на память приходят изречения, вроде – «рука дающего да не оскудеет».

НЕЛЬЗЯ – слово, которого не имеет права помнить журналист.

ОПУС – в переводе с латинского – творение, без которого развитие человечества приостановилось бы. Рождается чаще всего под пером начинающих журналистов.

ПОЛОСА – газетная страница. Бывает 1-я, 2-я, 3-я, 4-я, иногда бывает и интересная.

РУЧКА-САМОПИСКА – то же, что скатерть-самобранка. Мечта любого журналиста.

ХВОСТ – нечто, подлежащее усекновению, когда статья не лезет в полосу.

ЧИЧИРКА – тот самый золотник, который и мал, да дорог.

ЯЯ – река, левый приток Чулыма. Хотя имеет два «я», тем не менее ведет себя скромно».

На этом энциклопедия кончалась. Я достал авторучку и приписал под ней: «ЯША – имя нашего сотрудника, которому не грозит опасность умереть от скромности».

Позвал Якова. Он прочитал, восхитился:

– Молодец, старик, делаешь шаги!

Попросил у меня ручку, написал на полях МЭЖДК:

Однажды, лежа на боку,

Он написал одну строну,

И род людской теперь уверен,

Что журналистом стал Падерин.

Мне отмщение, и аз воздам…

Написал первый очерк. Пошел он почти без правки. Даже на летучке отметили.

Не удержался – постоял возле киоска, где продаются газеты: понаблюдал за выражением лица, когда люди разворачивали газету и видели в ней мой подвал. Не чичирку, не верхушку и даже не сапог – подвал. И под ним – мою фамилию.

А на следующий день звонит по телефону герой творения, паровозный машинист:

– Что ты наделал, черт бы тебя побрал: все депо надо мной покатывается!

С будущим героем своим я и на паровозе проехал, и в депо возле него потолкался, и с товарищами из бригады поговорил – все легло в очерк, всему нашлось место. И лишь одну-единственную детальку не углядел – она и погубила материал.

У меня там описывалось, как машинист повел тяжеловесный состав на подъем и, движимый естественным чувством тревоги, высунулся из окна паровозной будки, чтобы оглядеть километровый хвост вагонов. Ну, а коль скоро он высунулся наружу, ветер, естественно, не упустил случая и растрепал волосы.

На страницах очерка растрепал, конечно, а в действительности человек оказался… лысым.

Почему я этого не увидел? Во время всех наших встреч мой машинист каждый раз представал передо мной в старенькой форменной фуражке, а мне и невдомек, что под нею могла затаиться этакая мина замедленного действия.

Трагикомическая история пошла, само собой, на пользу, с первых шагов научив величайшему уважению к документальному жанру. И все же «мины» на моих страницах продолжали от случая к случаю взрываться еще довольно длительное время.

Был эпизод, когда, рассказывая о поездном диспетчере, я изобразил совершенно невинную сценку: в минуту отдыха герой достал портсигар и закурил. В чем тут могла быть неточность? На этапе сбора материала я собственными глазами зафиксировал тот непреложный факт, что диспетчер принадлежал к неисчислимой армии курильщиков. Ошибка на этот раз подстерегала с другого, совсем вроде бы неожиданного конца: описываемый мною человек чаще всего курил «стреляные» папиросы и никогда не имел собственного портсигара.

Маленький, едва заметный промах автора, но на него тотчас обратили внимание приятели диспетчера и так стали донимать бедного насмешками, что тот вынужден был раскошелиться и приобрести-таки портсигар.

«Портсигар» запомнился еще и потому, что в очерке, уже после опубликования, обнаружились корявые фразы – они немедленно перекочевали в «Тяп-ляп», редактором которого стал к тому времени Яша Симонов.

– Не расстраивайся, старик, – утешил он, – я тебе покажу прежние выпуски, там еще не такие ляпы встречались.

И показал:

…Железнодорожная станция эта основана князем Владимиром в X веке.

…Остался позади веселый и вместе с тем немного грустный вечер. 102 выпускника ушли в прошлое.

…Миллионы механических конских сил таятся в волнах реки.

…Дело упиралось даже не столько в сам корпус, сколько в отверстия, которые нужно было сверлить в нем.

…Возле веснушчатого, высокого и широкоплечего человека царило оживление, нарушаемое дружным хохотом.

…23 сентября в вагоне было обнаружено птичье гнездо, а через два дня – другие крупные дефекты.

…Ударил его сзади по голове методом, не применяемым даже в американском боксе.

…Приближался День железнодорожника. Местком постановил привить эту дату детям конфетами и печеньем.

…Это было начало дела, или, как говорят спортсмены, финиш…

Я был от души благодарен Яше: учись, как надо писать, учись и тому, как не надо писать. Последнее иногда приносит даже большую пользу.

Письмо начиналось так:

«Вот если токарь там, слесарь или еще кто допустит на производстве брак продукции, его наказывают – штрафуют, объявляют выговор, понижают разряд и т. п. Почему же писатели избавлены от таких мер, если даже печатают явный брак?!»