– Скорей подальше, – с горечью подхватила Светлана Ивановна, – скорей подальше вместо того, чтобы остановиться, оказать пострадавшему помощь… Какая все-таки подлость!

Виктор подобрал стремянку, отнес к себе в машину.

– Видимо, так все и было, – согласился он с выводами Федора Сергеевича, – Водитель испугался ответственности и поскорее удрал… Только одного я не пойму: зачем этого-то горемыку вынесло на проезжую часть? И главное, в таком месте – ни остановки автобуса тут, ни жилья…

– Положим, до жилья отсюда рукой подать, – возразил Гавриленко. – Вон же, сразу после забора дома начинаются. Да и на задах у стройки, как видишь, большой дом.

– Как раз из этого дома он и мог выйти, – поддержала Светлана Ивановна. – А чтобы не колесить вокруг стройплощадки, пересек ее напрямую.

Она вернулась к забору, прошлась вдоль него.

– Идите-ка, взгляните, – позвала их. – Вот он и лаз.

В заборе и в самом деле были выломаны две доски,

на нижней поперечине темнела грязь: кто-то скребнул подошвой.

– Да, пожалуй, все так, – опять согласился Виктор. – Через эту дыру он вылез, прошел вдоль дороги вперед, а тут машина…

– Именно, – подхватил Гавриленко. – Он сошел на проезжую часть и стал голосовать.

И сам же засомневался:

– Странно лишь, почему он пытался остановить машину, которая шла не в сторону Первомайского района, а в противоположном направлении?

– Снова эта прямолинейная мужская логика, – вздохнула Светлана Ивановна. – Мог он, помимо этого дома, поехать еще к кому-то? А то просто решил подъехать до автобусной остановки? Мало ли что могло руководить его поступками!

Спорить не приходилось: они действительно не в состоянии угадать, что именно предопределяло действия покойного сегодня вечером. Впрочем, уже не сегодня, а вчера.

Подумав об этом, Виктор посмотрел на часы: ого, два скоро! То-то нигде в окнах света не видно, спит давно честной народ. И преступник, поди, тоже решил, что может спокойно спать: попробуйте найдите его в миллионном городе.

Вспомнился плакат, занимавший одну стену в Ленинской комнате райотдела:

«Важно не то, чтобы за преступление было назначено тяжкое наказание, а то, чтобы НИ ОДИН случай преступления не проходил нераскрытым» (В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 4, с. 412.)

И подпись: ЛЕНИН.

НИ ОДИН случай… Чтобы НИ ОДИН преступник не мог спать спокойно.

А только в данном конкретном случае придется, наверное, смириться с поражением: что можно сделать, если не оставлено никаких следов? Хотя бы один очевидец…

– Ну, что, товарищи, будем подводить итоги? – прервал его размышления Гавриленко. – Имеем мы что?.. Впрочем, ничего мы не имеем, никаких улик.

– Никаких, – точно эхо, отозвалась Светлана Ивановна.

– Стремянка не в счет, – продолжал Гавриленко, – ее мог обронить кто угодно…

– Не в счет, – присоединилась Светлана Ивановна. – В разряд вещественных доказательств ее не отнесешь, с ее помощью ничего не докажешь.

– Все наши давешние рассуждения логичны, однако это не больше, чем рассуждения, одна из рабочих гипотез…

– Именно, – вновь согласилась Светлана Ивановна, – А с гипотезой преступника не изобличишь, даже если бы и удалось каким-то образом найти его.

– А ты чего молчишь, Виктор? – повернулся Гавриленко к нему.

– Да вот думаю, как он сейчас спит: спокойно или нет?

– Кто спит?

– Этот, который сбил… Приехал к себе в гараж, осмотрел машину, помыл на всякий случай – и домой. Ужинать, читать газеты, сидеть у телевизора. А потом спать. Спокойно – не найдут…

– Знаешь, Витек, одно дело – угрызения совести и совсем другое – конкретные действия. А что мы можем конкретно предпринять в данной ситуации? Ну, скажи, можем мы что-нибудь предпринять? Какие у тебя предложения?

– Да никаких у меня предложений, просто… А что, если отложить составление протокола до утра? Все же стремянка-то у нас есть, я бы над ней поразмыслил.

Гавриленко развел руками: какой разговор, размышляй. И оглянулся на следователя:

– Как, Светлана Ивановна?

– Могу лишь пожелать успеха. Я и сама присоединилась бы к Виктору Пантелеевичу, да работа в отделе ждет – никто за меня ее не сделает.

Прежде всего надо было для себя решить, какой тип машин имело смысл разыскивать. Конечно, стремянку мог обронить любой грузовик, на котором хотя бы изредка перевозят людей. Однако в данном случае в действие вступал фактор времени, благодаря которому круг машин резко ограничивался: слесаря сбили около двенадцати ночи, может быть даже чуть позже, а в такое время грузовые машины предприятий и учреждений не ходят, в такое время обычно бегают дежурки. Вот на них и следовало сосредоточить внимание.

Ну, а где в их районе могут стоять дежурки? Здесь, на левом берегу Оби, имеется шесть подлежащих проверке гаражей, на правом – четыре. Итого – десять. Если вместе с переездами на каждый положить по полчаса, потребуется пять часов. Сейчас половина третьего,

так что где-то к восьми утра он пройдет по всему кругу.

Что же, в путь!

По-хорошему, заскочить бы домой, перекусить, но это еще полчаса, а то и больше…

Первый из гаражей находился в десяти минутах езды от места происшествия. Он представлял собой большой кирпичный корпус, обнесенный кирпичной же оградой. Вход на территорию – через проходную будку, прилепившуюся к торцу корпуса.

Виктор подъехал, заглянул в окошечко будки – темно. Вылез из машины, подергал дверь – заперта. Постучал – никакой реакции. Попробовал побарабанить в окошко – тот же результат. Что было делать? Отступиться?

Перед своим приходом в госавтоинспекцию Виктор работал старшим механиком в одном из гаражей Академгородка. Так вот, у них там на ночь тоже оставался сторож, который, проводив механика, тут же укладывался спать и уже не реагировал ни на какие стуки, крики, даже телефонные звонки, хотя аппарат ставил возле самого уха. Зато стоило прозвучать у ворот автомобильному гудку, мгновенно кидался открывать ворота. Вспомнив теперь об этом, Виктор вернулся к машине, давнул на сигнал.

И – точно: в будке вспыхнул Свет.

– Кого там еще выпендрило? – донеслось из-за двери.

Виктор назвал себя. Сторож, как показалось Виктору, впустил его не очень охотно. Впрочем, ночь на дворе: кому охота будоражиться?

– Не спится? – ехидно осведомился он, пропуская Виктора в узкую дверь.

Сам он, кстати, не выглядел заспанным – во всяком случае, не настолько, чтобы не услышать стука в дверь. Это был невысокий плотный старик в накинутом на плечи кителе времен войны – такие носили, кажется, старшины в пехоте; на груди темнели пятнышки аккуратно заштопанных дырочек от орденов.

«Ветеран,- отметил про себя Виктор. – Из бывалых.»

– У меня к вам только один вопрос, -обратился к старику,- возвращались в гараж какие-нибудь бортовые машины после двенадцати ночи?

Старик почесал пальцем щеку.

– После двенадцати-то? Как же, возвращались.

– Вы помните, какие именно? Можете показать?

– Машины-то? Почему не могу?

Вдел руки в рукава кителя, аккуратно застегнулся на все пуговицы, снял с вешалки шапку.

– Значит, которые после двенадцати?..

Повел Виктора через внутреннюю дверь во двор, повернул выключатель на стене своей будки – зажглись фонари по углам двора. В их свете Виктор увидел до десятка бортовых машин, однако сторож направился не к ним, а к стоявшему наособицу маленькому служебному автобусу.

– Этот вот…

– Что – этот вот? – не понял Виктор.

– После двенадцати который.

– А те? – растерянно кивнул Виктор на грузовики.

– Они еще до меня вернулись, а я в двенадцать ноль-ноль заступил.

– Чего же, – не сдержал Виктор раздражения,- голову морочил? Я ведь про бортовые спрашивал.

– Не поняли друг друга, получается, – спокойно отрезал старик и вдруг спросил, тоже переходя на «ты». – А чего ищешь-то их, бортовые?