— Ты не забудь про старуху. И нам когда-нибудь будет по шестьдесят.

Веня усмехнулся:

— Бери выше, по сто шестьдесят. Я родился в пятницу — девятого мая. Вот как услышим салют по радио, это, значит, мой день рождения отмечают. Можешь присоединиться.

— Пятница… — задумчиво сказал Сёмка. — Пятница — это хороший день. В пятницу родился Вашингтон. Тебе повезло, Венька. А я в понедельник известил мир о своём появлении. Паршивый день — понедельник, и не везёт мне поэтому.

— Чепуха! В понедельник двенадцатого октября тысяча четыреста девяносто второго года Христофор Колумб открыл Америку.

Веня солгал. Он отлично знал, что это произошло в пятницу. Но бывают такие минуты, когда не можешь удержаться, чтобы не соврать. Ложь-то бывает разная. В народе говорят, что за одну ложь бьют, а за другую хвалят.

— И вообще, Сёмка, всё это ерунда! Мой на ночь ноги, успокаивает нервы.

Но Колумб глубоко запал Сёмке в душу, у него разгорелись глаза и заметно поднялось настроение. Семён ласково посмотрел на Веню, словно тот принёс ему ордер на отдельную квартиру, немного подумал и стащил с головы широкую кепку дубль мастеров футбола.

— Махнёмся?

— Не против.

Веня снял с руки «Вымпел», за который филин не пожалел пятьдесят целковых, и протянул часы Сёмке.

Обмен устроил каждого из них, и каждый остался доволен.

— Идём, я провожу тебя на причал, — Сёмка подправил трубу на плече и зашагал вперёд.

Спешить им было некуда — пароход отходил через час. Они медленно шли по посёлку Роз, и Сёмка здоровался с каждым, кто попадался ему на пути. Его, видно, хорошо знали в посёлке.

Когда они вышли на причал, Веня увидел Валентину. У него заколотилось сердце, он покраснел и посмотрел на Сёмку.

Семён неловко улыбнулся и отошёл в сторону.

Веня подошёл ближе к девушке и сказал:

— Не ожидал увидеть тебя. Когда не ждёшь, вечно получаешь сюрпризы.

— Я тебя ждала, — ответила Валя. — Ты оставил у меня записную книжку.

Девушка протянула ему красную книжку с алфавитом и вкладышем, в котором был календарь на два года, адреса и телефоны внешнеторговых организаций, перевод английских и американских мер длины в метрические, из которых следовало, что в одном метре почти тридцать дюймов.

Откуда она могла знать, что Веня нарочно оставил в столе эту книжку? Оставил, чтобы самому вернуться за ней на обратном пути. Теперь у него не будет никакого предлога.

Вене снова захотелось поцеловать её крепким и долгим поцелуем, таким долгим, когда не хватает дыхания и осторожно приходится дышать через нос, а руки положить на её густые блестящие волосы и смотреть на её веснушки и дрожащие ресницы, сомкнутые при поцелуе.

— А где твоя машина? — спросила Валя. — Ты же на машине приехал?

— Я вернусь за машиной. И увезу тебя на ней.

— А если я не поеду? — спросила Валентина. В её голосе не было вопроса, а что-то совсем другое, мягкое и робкое, что Веня не мог объяснить.

— Тогда я прилечу сюда на самолёте. На большой серебряной птице. Ты разожжёшь костёр для посадки?

— А если нет?

— Тогда я поеду на Кавказ и наберусь там опыта. Вернусь и по всем правилам украду тебя среди белого дня.

Девушка улыбнулась и сказала:

— Ты как снежная вьюга, подхваченная ветром. Только ветер не холодный, а тёплый.

Она сразу заторопилась и улыбнулась Вене на прощанье. Он долго смотрел ей вслед.

Как бы её тут без меня не украли, подумал Веня. Несправедливо получится. Ищешь, чёрт возьми, ждёшь, кого бы увезти на своей машине. А когда находишь, то узнаёшь, что какой-то Руслан давно уже собирается её украсть.

— Сёмка! — позвал Веня товарища.

— Ну.

— Что же мне делать?

Сёмка пожал плечами и снял со своего плеча трубу.

— Не знаю, — хмуро сказал он. — Все считают Руслана её женихом. Около её почты много ребят крутилось, Руслан их всех разогнал. Я же тебе говорил, что у нас мало девчонок и на каждую сногсшибательный конкурс.

Веня ничего не ответил. А что он мог ответить?

Угасал день. На западе из-под гряды туч выглянуло солнце и смотрело на маленький посёлок, словно мальчишка из-под руки. А на другой половине неба уже пробивался молодой тонкий месяц.

Деревянные плицы старенького маленького пароходика лениво, привычно и устало шлёпали по холодной воде. Были последние дни навигации. Старенькая «Пальма» шла по реке.

Над пароходиком вспыхнули сигнальные огни. Их свет отражался в воде, как в зеркале, густо залитом чернилами, и мелко дрожал.

Пришла ночь. Веня стоял на корме «Пальмы» и задумчиво смотрел за борт.

Бледный свет сигнальных огней мягко качался на тёмной тяжёлой осенней воде, и Вене казалось, что какие-то неясные странные тени, догоняя и наступая друг на друга, бегали по воде, словно эти неведомые тени, взявшись за руки, водили хоровод. В мачтах свистел ветер, словно кто-то дул в пустую бутылку.

Время от времени Веня клевал носом. И тогда ему чудился разъярённый Фисенко с аккордеоном в руках, который играл «Липси» на танцах, горбоносый Филин мирно играл в шашки с Сёмкой на первой асфальтированной улице в посёлке Роз, Аня-радистка судила футбольную встречу, а на Валиной почте курил кубинские сигары старший прораб Руслан.

Откуда-то из отсека послышался перезвон гитары, и Веня открыл глаза. До него долетели тихие слова песни:

Кому-то тоже не спится, подумал Веня. Но я же везу золото. Смешно. И никто об этом не знает. А скажешь, не поверят.

Пароходик всё так же лениво шлёпал деревянными плицами вниз по реке. За бортом шелестела вода. В глубине старенькой «Пальмы» с надрывом сипели клапаны паровой машины.

Веня смотрел на тёмную воду и улыбался. Тени на воде плавно качались, и вместе с ними мерно раскачивались звёзды и тонкий красивый месяц. И Веньке вдруг захотелось раздеться, побежать босиком на ют и, звонко крикнув так, чтобы протяжное эхо полетело над рекой, прыгнуть в прохладную воду ночной реки и крепко вцепиться обеими руками в месяц.

Для чего существуют ночи, такие длинные и такие тихие? Можно услышать массу разноречивых, самых удивительных и непонятных ответов: для любви, для отдыха, для сновидений, для грёз и бессонницы, недоделанной работы и раздумий о человечестве, для обновления красоты, для доказательства своего ничтожества и своей силы, для познания неведомого и безграничного. Нет, люди пока не знают, для чего существует ночь.

А над тайгой, уснувшей на берегах сибирской реки, стояла молчаливая осенняя ночь.

Вене было немного холодно и страшно. Страшно — это не то слово, и всё-таки страшно. Такое ощущение у него было несколько раз…

Он приехал в Тайшет, когда сорок первая колонна начинала тянуть ЛЭП-500 до Братска. Гуревич взял его учеником верхолаза-высотника.

— Только помни, — сказал Гуревич Калашникову, — у нас ударная стройка, и мне лодыри не нужны.

— А лодыри никому не нужны, — ответил Веня.

А через два дня он поднялся вместе с Сашей Ротиным на провод. Первый раз в жизни.

Ротин ловко прошёл по проводу, присел около Вени и усмехнулся:

— Зырь сюда, черепаха, как ставятся распорки. — Сашины быстрые руки несколько раз показали, что нужно делать. — Понял?