Но тетя во что бы то ни стало решила не дать мне предаться грусти и заранее сообщила, что намерена устроить самый веселый праздник, какой у меня когда-либо было. Из письма, я узнала, что тетя пригласила гостей: Тернеров и Ливнгтонов. Я огорчилась, тому, что не будет Сибил, но, как мне передала тетя со слов мистера Пешенса, в их семье празднуют Рождество уединенно.

   Я занялась рождественскими подарками. Помня о кошмарном совпадении, произошедшем в прошлом году, я тщательно изучила каждую купленную вещь. Покупки я сделала в Хартлпуле, куда нас специально для этих целей вывезла миссис Вестедж. Для Тернеров и Ливингтонов я приобрела книги; для Николоса - тоже книгу, которая мне чрезвычайно понравилась. Это была история о необычном приключении мистера Робинзона Крузо. Для Виолетты - ажурный веер; для тетушки и Финифет - черные бархатные перчатки с вышитыми серебром цветами. Для Сибил я долго выбирала подарок, так как любую вещь Пешенсы могли забраковать. В итоге, вспомнив о ее старом залатанном платке, которым она укутывалась в школе, я решила купить ей новый. Я остановила свой выбор на темно-сером, по его краю шел небогатый узор более светлого оттенка. Для самих Пешенсов я тоже купила подарки - два карманных молитвенника из кожи с золотым теснением, надеясь умилостивить их этим.

   - Бог ты мой! - воскликнула Финифет, встречая меня в дверях Сильвер-Белла. - Как вы похудели! Ну, чистый скелет!

   - Еще бы, там же нет твоих бисквитов и ягодных пирогов!

   - Вот и я говорю мисс Гризельде - неподходящая это школа для нашей маленькой Роб!

   Мне было в радость оказаться снова в Сильвер-Белле, заново привыкать к неизменным колокольчикам и вслушиваться в красноречивые перепалки женщин. Все наше время было посвящено рассказам об Академии. Мы часто смеялись, обсуждая учителей и воспитанниц.

   Накануне Рождества тетушка завалила меня работой, чтобы я не успевала отвлекаться на горькие мысли. Меня отправили вместе с детьми в лес за охапками хвои. В этой компании были многие из тех, с кем я училась. Кроме того, были Виолетта...и даже Сибил! Пешенсы следовали одной из принятых в деревне традиций, когда за ветками должны были ходить дети. Мы больше болтали, чем резали хвою. Подруги хотели узнать обо всем, что со мной произошло за это время. Поэтому я тараторила без умолка.

   - Я бы очень хотела, чтобы и у меня было о чем рассказать тебе, - вздохнула Сибил, - но у меня все по-прежнему.

   Когда мы в конце похода оказались со скудными охапками, мальчишки решили помочь нам и нарезали кучу ели. Мы даже ужаснулись, так как не представляли, как эту кучу потащим домой. Тогда Рэй Готлиб сделал для каждой из нас по вязанке. А вязанку Сибил поднял на свои широкие плечи, пристроив рядом со своей. При этом он так выразительно посмотрел в сторону Николса, что тот бросился помогать Виолетте. Но, будучи менее крупным, чем Рэй, под тяжестью двойного груза согнулся и закряхтел. Так что Виолетте пришлось поддерживать ветки, чтобы снять часть тяжести со спины парня. Она делала это с таким высокомерием, будто бы королева, снизошедшая до помощи своему слуге. Я же осталась стоять перед лежащей на снегу еловой вязанищей, решая с какого конца мне к ней подступиться. И вдруг увидела братьев Брэдли, возвращавшихся по протоптанной в снегу дорожке.

   - Опять серый воробушек достался нам! Что за невезуха! Нет чтоб учительская дочка! - возмущался один из братьев.

   - Какой воробушек, Дэйв?! Соловей! Помнишь, басня еще есть такая: "Соловей и корова"!

   И расставив ноги, и выпятив грудь, Фред начал декламировать:

Хотел раз соловей напиться молоком коровы.

Вокруг скотины важно он ходил,

И ради капли молока парного

Рулады звонкие отменно выводил.

Уж как усердно соловей старался!

Что от натуги покраснел весь нос,

Да видно наш певец перестарался -

Копытом был отправлен на навоз!

Басни сей мораль проста:

Не лезь! Коли не смыслишь ни черта.

   - Это ты сам придумал? - язвительно спросила я Фреда. - В тебе пропадает великий поэт. Быть может даже величайший поэт всех времен и народов.

   Мальчишка ни капельки не смутился, только усмехнулся, поднимая мою вязанку.

   - А что, очень даже возможно... Дэйв, что стоишь, будто белены объелся, помогай! А то сейчас сам потащишь всю эту кучу мусора!

   После возвращения я помогала тете Гризельде украшать гостиную омелой и хвоей. Особенно мне понравилось делать рождественские венки. Таких украшений мы никогда не делали в Филдморе. Тетя брала длинные ветки ели и, согнув их, связывала в венок. Затем с помощью разноцветных лент крепила на нем еловые шишки, блестящие звезды, звонкие колокольчики, а также апельсины, которые мы купили в Солсбери. Венки мы развесили по всему дому, даже в оконных и дверных проемах.

   Потом меня потребовала к себе на кухню Финифет, якобы, помочь с готовкой.

   - Бог мой! Как подумаю, сколько еще надо успеть! Может быть, вы, мисс Гризельда, не заметили - у меня всего две руки, а не десять!

   Она демонстративно подняла обе руки, в одной была скалка, в другой - сковорода.

   - Это что - прозрачный намек? - в притворном испуге спросила тетя.

   На самом деле Фини сама прекрасно справлялась и только раздражалась, если кто-то лез ей под руку. Я же была призвана опробовать ее кулинарные изыски.

   Усевшись около кухонной печи, я с блаженной улыбкой наблюдала, как появляется очередная партия пирожков - румяных, покрытых золотой корочкой, пахнущих мясом и картофелем. Позже всего она достала маленькие корзиночки с "пробным" пудингом. И по мере того, как я расправлялась, пыхтя от удовольствия, с одной из корзинок, лицо Фини приняло удовлетворенное выражение.

   - Я жду не дождусь праздника. В прошлом году Рождество не справляли. Да как же иначе, когда в семье такое горе... - сказала она, критично осматривая блюда с лакомствами.

   Не смотря ни на что, этот день, пожалуй, был одним из самых счастливых в моем новом календаре, отсчет в котором начался смомента смерти родителей. Я никогда бы не поверила, что могу так радоваться рождественским праздникам после того, что случилось. Это было как-то странно. Я думаю, мне повезло, что мое первое Рождество без родителей прошло вместе с тетей Гризельдой и совершенно не так, как бывало раньше. Это снизило боль воспоминаний.

   Вечером в канун Рождества пришли исполнители рождественских гимнов. Дети спели несколько песен, а мы с удовольствием им вторили. Наконец, во время песни, которая по традиции завершала выступление, тетя подала знак Финифет и та поспешила на кухню за угощением для певцов. Получив свое угощение, дети протянули миску, украшенную красными лентами и веточками омелы, и тетя величественно опустила туда монетки. Все остались очень довольны.

   Утром меня разбудили звуки веселья. Под окном смеялись и желали "Счастливого рождества". Я открыла глаза и подумала: "Рождество!". А потом: "без мамы и папы". От нахлынувших на меня чувств я чуть было не расплакалась. Но тут в комнату вошла тетушка с подарком в руках:

   - Счастливого Рождества, соловушек!

   Я удивилась, она никогда не называла меня так. Но, открыв маленькую коробочку, я поняла. В ней лежала серебряная брошка в виде соловья, украшенная аметистами.

   - Ой, тетя, она такая красивая! Я буду носить ее, не снимая.

   - Я подумала, что она как раз подойдет к твоему синему платью. А теперь тебе лучше поторопиться, а то опоздаем в церковь.

   В церкви после службы мы подошли к Пешенсам, и я вручила им подарки. Сибил была очень тронута, хотя при дяде и тете была сдержана. А вот они восприняли мое внимание как должное, и даже указали на то, что в Рождество каждый обязан делать приятное ближнему своему, именно так заповедал Господь. Хотя сами, почему-то, никому подарки не сделали, даже своей племяннице. Но, слава богу, платок Сибил они оставили без внимания, рассматривая золотое тиснение на молитвенниках.