- Да уж, Фини, судя по твоему виду, у тебя все внутренности из бриллиантов! - не замедлила поддеть ее тетя.

   - Тогда вам, мисс Гризельда, как моей ближайшей наследнице, придется меня холить и лелеять! И не дай бог у меня случиться несварение желудка или колики, или, еще хуже, дизентерия, тогда вам придется навеки распрощаться со своим наследством!

   - Ох, Фини, ну и остра же ты на язычок, - сквозь смех пробормотала тетя.

   - Еще бы! Точу каждое утро. Уж всё точило стерла.

   - То-то я смотрю, ты не завтракала. Волдыри во рту выросли, что ль, от усердной заточки? Или от овсянки у тебя бриллиантовая желчь выделяется?

   Долго бы эти две неугомонные подруги соревновались в красноречии, если бы я судейским тоном не подвела окончательный итог их спору.

   - Ничья!

   Обе женщины обиженно воззрились на меня. Еще бы! Они только вошли в раж, а я их прерываю на самом пике азарта.

   - Я, пожалуй, пойду, прогуляюсь, а то в последние минуты мне кажется, что мечта Фини о Бедламе начала сбываться, - воскликнула я. И в следующий миг выскочила за дверь, виртуозно увернувшись от полетевшей в меня диванной подушки.

   В эти дни накануне отъезда я поняла, как была счастлива здесь. С одной стороны, я горевала, что потеряла родителей, но с другой - понимала, что если бы не эта горькая потеря, то я не обрела бы сегодняшнее счастье. Хотя мрачное самокопание не было свойственно мне, я постоянно сравнивала прошлую жизнь с моей теперешней. И чем чаще я это делала, тем отчетливее становились мысли, за которые я корила себя и стыдилась, но ничего не могла поделать. Я с ужасом осознала, что в какой-то степени рада, что в моей жизни произошел такой поворот. Вглядываясь в прошлое, я поняла, что никогда не была дорога родителям по-настоящему. С отцом и матерью я чувствовала себя незваным гостем, забытым хозяевами. Все это было слишком печальным в сравнении с яркой, насыщенной жизнью, которую я вела здесь.

   Именно в это время, чтобы отвлечь меня от раздумий, тетя предложила съездить к древним камням, которые мы видели, когда я впервые ехала в Гарден-Роуз. Она договорилась с Томом Греттемом, который вез нас в тот зимний день с Солсберийского вокзала. Мы ехали втроем: я, тетя и Виолетта. К моему огорчению, у нас не получилось отвоевать Сибил у ее дяди. Никакие уговоры не помогли смягчить твердое сердце мистера Пешенса, уверенного в том, что дикие языческие храмы, пусть даже и превратившиеся в руины, не заслуживают внимания верного раба божьего. Когда же мы выезжали из деревни, то увидели его, бегущего к нам и размахивающего своими длинными руками. Оказалось, что его беспокойство за наши души было так велико, что он решился поехать с нами и проследить за их сохранностью.

   - Ибо, Змей-искуситель, - обличительно вещал он, - часто подстерегает невинных агнцев там, где особенно исступленно поклонялись ему!

   - Я уверена, дорогой Руфус, что сам Господь вложит в ваши праведные руки копье, чтобы сразиться со змием, подобно Святому Георгию!

   - О, ну что вы, Гризельда! Господь знает, что мне еще рано оказывать такую великую честь...

   - Еще рано? - язвительно переспросила Летти. Я наступила ей на ногу, предупреждая быть осторожной. Но, полный восторгов от сравнения его со святым, мистер Пешенс не заметил желчи.

   - Небесный отец следит за совершенствованием детей своих. Он знает, что мой дух куется в строжайшей дисциплине и аскетизме, а помыслы мои чисты и направлены на привлечение...

   - ...смиренных овец? - опять перебила его Виолетта. И в ответ на внимательный взгляд, которым наградил ее мужчина, она скорчила невинную рожицу.

   - Правильно, дитя мое...Так вот, я верую, и должен сказать, что вера моя крепнет с каждой минутой, что я избран для свершения славных дел. И как только дух мой окончательно закалится, дабы дьявол не мог пробиться сквозь сталь моей веры, я услышу благую весть...

   - Которую прокаркает ваш облезлый ворон?

   На тетю Гризельду неожиданно напал удушающий приступ кашля. Она выхватила платок и, трясясь всем своим внушительным телом, принялась громогласно откашливаться. Этот внезапный приступ, привлекший внимание мистера Пешенса, продолжался минуты три. За это время я успела как следует оттоптать ногу подруге, выразительными жестами и мимикой дав понять, что нельзя издеваться над ним. Иначе мы вообще никогда не увидим Сибил. Думаю, все-таки боль в оттоптанной ноге утихомирила капризную девчонку и заставила вспомнить о хороших манерах.

   Мы подъехали прямо к камням, так поразившим меня своим величием и таинственностью еще в тот зимний день. И когда я вновь увидела мощные громады, мое сердце замерло в восторге.

   Гигантские камни оказались еще массивнее и древнее, чем представлялось издалека. Вокруг стояла безмолвная тишина. Лишь резкий равнинный ветер свистел между громадами. Я бродила среди них, трепетно дотрагиваясь до щербатых камней, ощущая приятное тепло, исходившее от нагретой солнцем шероховатой поверхности. Мной, как и зимой, вновь овладело ощущение таинственности, благоговения перед давно минувшими, но все еще могущественными тайными силами, витающими вокруг этого места.

   - Нет! Невозможно поверить, что все это возвели обычные люди, вроде нас, - восхищенно оглядываясь кругом, воскликнула я. - Такие громадины не под силу поднять даже десятку самых крепких мужчин. Наверняка здесь потрудились сказочные существа или волшебники.

   Многие камни уже сильно деформировались от времени, некоторые были повалены и разбиты на множество кусков, тут же вдавленных в землю.

   - В старых преданиях это место - сказала тетя, - зовется "Пляской Великанов". Впервые оказавшись здесь, я поневоле представляла себе безудержные танцы гигантов среди освещенных факелами глыб. Еще мне казалось, что глыбы похожи на этих самых великанов, навеки заточенных в каменные темницы дьявольским проклятьем.

   Я изумленно смотрела на тетушку. Никогда бы не подумала, что этой рассудительной женщине не чужды страстное воображение и романтичность.

   - Вот-вот... именно, что дьявольским! Гризельда вы уже начинаете вести себя неадекватно! Боюсь, что Змей-искуситель уже оставил ядовитый отпечаток в вашей душе, своими парами отравляющий вашу христианскую сущность.

   Мистер Пешенс, держа в руке крест, снятый со стены в доме, совершал уже четвертый обход вокруг каменей. При этом он звучно читал нескончаемые молитвы и торжественно осенял крестным знамением каждую глыбу, надеясь, видимо, избавиться от коварного змия.

   Виолетта всем своим видом изображала презрение. Столько шума по поводу груды камней и только лишь потому, что они лежат здесь целую вечность!

   Через три дня, я уже стояла на вокзале в Лондоне. Тетя Гризельда так крепко обнимала меня, что я боялась превратиться в блин и навеки распластаться на булыжной мостовой. Я знала, что она боится потерять меня, боится, что я могу не вернуться в глухую деревеньку, почувствовав свободу взрослой жизни.

   - Милая тетя, не волнуйтесь, - сказала я, сама не сдерживая слез, - я приеду на Рождество. Обязательно приеду! И мы с вами будем придумывать новые хитрости, чтобы вызволить Сибил из лап Пешенсов... И пусть Виолетта присматривает за Сибил. И вы тоже, тетушка, не оставляйте ее.

   Так, в спешных просьбах и обещаниях мы прощались друг с другом.

   Когда последний гудок разнесся по вокзалу глухим эхом, и поезд обдал нас клубами теплого пара, я рассталась с ними и прошла в свое купе, где меня уже ждала мисс Ливз, учительница из академии, сопровождавшая меня из Лондона в Хартлпул.

ГЛАВА 6

   Сама Даремская Академия благородных девиц при аббатстве святого Эрика, находившаяся в семи милях от Хартлпула, меня сильно разочаровала. Со слов мисс Ливз, которая весь путь от Лондона восхищенно описывала мне академию, построенную на руинах аббатства, я представляла величественное здание, окруженное призрачными развалинами. Мое воображение рисовало затемненные залы со сводчатыми потолками, размеренные переливы колоколов... Но в действительности оказалось, что от аббатства осталось лишь две колонны, бессмысленно стоявшие на холме позади учебного здания. А у самого здания лежали несколько плит, почти вросшие в землю. Остальное за века растаскали местные жители на постройку собственного хозяйства. Как я узнала от той же мисс Ливз, в строительстве академии также использовались камни с развалин, что придавало, по ее словам, "особый исторический дух" зданию.