— Да зачем его ждать, берем понятых — и на обыск. Придет, никуда не денется!

Борис Корейцев, старший группы, перестает смеяться и неожиданно строго говорит:

— Нельзя. Это битый волк. Обвинит, что без него подсунули наркотик, или еще что придумает — потом доказывай. Хорошо, что напомнил: обыск проводить только одному и только при нем. Остальные наблюдают и никуда не лезут. Надо будет проинструктировать понятых, предупредить о возможных провокациях.

Впрочем, один понятой уже в машине за рулем. Часа два назад я предложил Нине Ивановне:

— Хотите посмотреть обыск у наркомана? Потом подготовите информацию для «Монитора». Час работы, не больше. А то все критикуете милицию за отсутствие гласности. Кстати, и машина ваша пригодится…

У группы борьбы с наркоманией (грозно звучит, да?) транспорта нет. Гоняются за сбытчиками пешком или на чем бог подаст. А наркоманы раскатывают на собственных автомобилях или на такси.

Сыщики иногда мечтают:

— Подарили бы медики списанную «Скорую помощь», мы бы из нее конфетку сделали. Ведь вместе с наркоманами боремся.

Мечтать, конечно, дело хорошее. А пока…

Стоять надоедает. Объезжаем несколько точек, где может быть тот, кого мы ждем. Возвращаемся.

Вот он! В окне мелькает мужской силуэт. Рядом второй. Интересно!

Через пять минут вся группа стоит у двери. Растерянно помаргивает мужчина-понятой, приглашенный из соседней квартиры.

Звонок. Дверь снова отворяет хозяйка.

А вот и он. Среднего роста, коренастый. Обычный парень. По национальности — узбек, но давно живет в Магадане и по-русски говорит прекрасно, когда захочет.

Представляемся, проходим. Обычная однокомнатная квартира. В кухне за столом сидит гость. На столе — початая бутылка водки. Попахивает «травкой». Оба явно навеселе, успели и водочки выпить, и покурить.

Концерт начинается сразу, как только Борис пытается зачитать постановление на обыск. Надрывный вопль:

— Это беззаконие, где прокурор?! Вам разрешил прокурор?!

— Вот подпись прокурора.

— Это неправильный документ, он не может подписать беззаконие. Врываются к людям, почему врываются?! Я пойду к прокурору, пустите меня! — и бросок к двери.

— Стой спокойно! — Анатолий не зевает.

— Ознакомьтесь и подпишите, — Борис протягивает постановление.

Десять минут препирательства. Не подписывает и не отдает, все норовит выскочить из квартиры. Истерика не прекращается ни на минуту. Кажется, вот-вот начнется припадок, но глаза выдают его: взгляд быстрый и внимательный, ловит каждое наше неосторожное движение.

У хозяйки дома не выдерживают нервы:

— Да прекрати ты, стыдно смотреть!

От неожиданности он умолкает.

— Пили? — спрашивает Борис.

— Да, а что нельзя? — Ты смотри, уже улыбается! Неужели ничего нет, и весь спектакль для того, чтобы покуражиться над оперативниками?

Обыск идет уже второй час. Володя в уголке мирно беседует с хозяйкой и гостем. Остальные в центре комнаты. Пока ничего нет. Остается неосмотренной стопка чемоданов у стены. Здесь же какие-то коробки, лежит серый пиджак. Виновник всей этой кутерьмы сидит на табуретке и напряженно наблюдает за сыщиками. Игорь берет с чемоданов пиджак:

— Чей?

— Мой, — он внешне спокоен.

— Понятые, смотрите внимательно. Подойдите ближе. Видите, у меня в руках ничего нет, — Анатолий предельно собран и аккуратен. — Сейчас я буду осматривать карманы. Здесь ничего… Так, в нагрудном кармане бумажный пакетик. В нем… Что в нем?.. Ага, зеленоватая масса растительного происхождения.

— Подбросили, гады, подбросили! Я так и знал! Обманывают нерусского! — он лупит себя кулаками по голове, брызжет слюной, рыдает и снова бросается к двери с криком: «Где прокурор, я пошел к прокурору!» — но натыкается на меня. Дверь уже прикрыта.

И тут что-то новенькое:

— Где Корейцев, приведите мне Корейцева!

Борис улыбается:

— Я Корейцев…

Он пренебрежительно смотрит на Бориса и снова навзрыд повторяет:

— Где Корейцев, приведите мне Корейцева!

Несмотря на всю серьезность ситуации, мы не выдерживаем и взрываемся смехом. Интересно, как он себе представляет главную угрозу магаданских наркоманов — майора милиции Корейцева?

На необычный шум подтягиваются остальные участники этой трагикомедии. Хозяйка спокойно кивает на гостя:

— Это его пиджак.

Тот соглашается.

— А наркотики откуда?

— Только что здесь купил.

У нашего «артиста» моментально высыхают слезы. Но «концерт» прекращать он явно не собирается, начинает задирать Савельева: толкает его, несет всякую ерунду.

Анатолий, еле сдерживаясь, цедит сквозь зубы:

— Ну что ты, родной, волнуешься? Пускай волнуется море…

Но терпению явно приходит конец, а скандалисту очень хочется, чтобы началась драка…

Борис осаживает:

— Сядь, а то свяжем, если по-хорошему не понимаешь.

Послушался. Обыск продолжается.

Проверяем ванную. Работает Борис. Хозяйка приготовила к стирке груду грязного белья. Но и здесь надо искать. Вот бы сюда какого-нибудь режиссера из тех, что снимают кинофильмы про героические будни уголовного розыска…

Кухня. Пространство маленькое, народу набилось много. Остаюсь в коридорчике, заглядываю через плечо соседа-понятого — как там дела у «артиста».

Он трясется, как в ознобе, руки ходуном ходят, лицо землистое. Успеваю подумать: «косячок», водочка, обыск — ничего себе, букетик для нервов. Но есть, оказывается, и другая причина дрожи.

Слышу металлический лязг, грохот кухонной посуды и голос Бориса:

— А это что?

В ящике электроплиты — спортивная сумка. В ней газетный сверток. В газете — целлофановый пакет, до половины заполненный «зеленоватой массой…», да что уж там — коноплей. Ее запах не спутаешь ни с чем.

Ответ незатейлив:

— Это травка такая, приправа, у нас дома ее кушают…

Оперативники и даже понятые иронически улыбаются. Володя проникновенно говорит:

— Ну, старик, ты нас обижаешь!

Тогда версия меняется:

— Да, это конопля, взял себе немножко, у нас ее все курят. А что, разве себе нельзя?

Он, конечно, знает, что нельзя. Но не знает, что группе Корейцева уже известно, для кого эта «дурь», и что изъятые у потребителей наркотики давно ждут анализа на идентичность с содержимым этого пакета. Так что заключение экспертизы станет для него неприятным сюрпризом. Но это потом.

А пока последние номера программы. Он заходит в ванную помыть руки, и оттуда раздается жалобный голос:

— Здесь на умывальнике перстень лежал, печатка золотая. Где перстень, почему его забрали? — голос срывается на визг.

Анатолий иронически спрашивает:

— Ну очень интересно, куда же он мог подеваться?

Володя мягко советует:

— А ты подумай, вспомни. Ведь без тебя в ванную никто не заходил.

Борис терпеливо выслушивает и решает:

— В общем, так: внесите это заявление в протокол обыска. Будем снова обыскивать всю квартиру, пока не найдем перстень. Начнем с себя. Если печатка у кого-нибудь из нас, будем отвечать. Если врет — суд это учтет.

Начинаем по очереди демонстрировать содержимое своих карманов. У «обворованного» не выдерживают нервы. Он снова заходит в ванную, прикрывает дверь, несколько секунд копается, и что-то звенит по полу.

— Вот, нашелся, наверное, нечаянно в белье упал.

Одеваемся. Сыщики собирают опечатанные вещи, наркотики. Измученные понятые вовсю зевают. Я присматриваю за задержанным. Он передает хозяйке квартиры «пропадавший» перстень, деньги, говорит, что принести, если разрешат передачи. Многочасовое напряжение начинает сказываться: все окружающие предметы вдруг теряют свои очертания, звуки — как сквозь вату. Не сразу соображаю, что задержанный монотонно, быстро и негромко бросает своей подруге еще несколько фраз.

— Без разговоров, — это моментально отреагировал кто-то из оперативников.

На дворе уже глубокая ночь. Сосед идет спать. Нина Ивановна отвозит всех в УВД и тоже отправляется домой. А оперативники вызывают дежурную машину и везут задержанного в горотдел, где еще светятся многие окна и устало постукивают пишущие машинки в кабинетах».