2. Итак, осуждать должно тех людей, которые предают себя во власть противника своею неосмотрительностью, но не тех, которые приняли разумные меры предосторожности. Недоверие ко всем людям без изъятия непригодно в жизни, а потому не должно осуждать человека, который постарался, сколько возможно, обеспечить себе безопасность и потом действовал правильно. Достаточными мерами обеспечения служат: клятвы, дети, женщины, а больше всего честность в прежней жизни противника⁴. Поэтому если кто-нибудь примет подобные меры безопасности и все-таки пострадает вследствие людского коварства, то осуждение должно падать не на пострадавшего, но на предателя. Вот почему надлежит выбирать предпочтительнее всего такие меры безопасности, при которых пользующийся доверием не в силах нарушить данное обязательство. Но подобную меру трудно приискать; остается действовать другим способом, именно: поступать во всем как велит рассудок, дабы и в случае ошибки можно было рассчитывать на участие посторонних людей. Это бывало уже с весьма многими; но пример наиболее поучительный и вместе ближайший к настоящему времени дает судьба Ахея. Он не преминул сделать все, чего требовали благоразумие и безопасность, и во всех своих действиях проявил такую предусмотрительность, какая только доступна человеческому уму, и тем не менее сделался жертвою врагов. Но по крайней мере к бедствию, обрушившемуся на Ахея, посторонние свидетели отнеслись с участием и состраданием, а на долю предателей достались хула и ненависть (Сокращение).

3. Мы, кажется, не нарушим общего плана нашего сочинения и не удалимся от поставленной вначале задачи, если остановим внимание читателя на славных подвигах и возвышенных стремлениях двух государств, римского и карфагенского. В самом деле, разве можно не удивляться при виде того, как эти два народа начали столь трудную войну за обладание Италией и не менее трудную за Иберию, как они еще в то время, когда исход борьбы оставался для обеих сторон равно неизвестным, а в настоящем опасности были одинаково велики для обоих противников, — как они тем не менее, не довольствуясь бременем начатых предприятий, подняли спор за Сардинию и Сицилию и не только питали себя надеждами во всех этих начинаниях, но и снабжены были в достаточной мере жизненными припасами и вооружением. Изумление наше будет еще больше, если мы вникнем в подробности. Так, у римлян в Италии было две полные армии под начальством консулов, в Иберии было также два войска, из коих одно, сухопутное, под командою Гнея, и флот под командою Публия. Подобное разделение сил было и у карфагенян. Кроме того, для наблюдения за Элладою и за поведением Филиппа стоял на якоре флот сначала под начальством Марка Валерия, потом Публия Сульпиция. Сверх этого сто пятипалубных судов с Аппием во главе и сухопутное войско под начальством Марка Клавдия следили за ходом дел в Сицилии⁵. Точно так же со стороны карфагенян действовал Гамилькар.

4. То, что неоднократно говорено было в начале истории, теперь, я полагаю, вполне подтверждается изложением самых событий. Я говорил, что невозможно понять общего хода событий из отдельных историй. И в самом деле, какая есть возможность, читая отдельно, сами по себе рассказы о происшествиях в Сицилии или Иберии, понять всю важность происшедшего в это время или, что самое главное, уразуметь, каким образом и с помощью каких государственных учреждений судьба осуществила поразительнейшее в наше время и небывалое до сих пор дело, именно: все известные части обитаемой земли подчинила единой могущественной власти. Каким образом римляне взяли Сиракузы, как завладели Иберией, это до некоторой степени можно еще узнать и из отдельных повествований; но без всеобщей истории трудно понять, каким образом римляне достигли мирового господства, каковы были помехи окончательному осуществлению их замыслов, и что с другой стороны и в какое время содействовало им. По тем же причинам нелегко представить себе громадность подвигов и достоинства государственных учреждений Рима. Так, сам по себе рассказ о том, что римляне жаждали обладания одной Иберией или и Сицилией также, что они начали с этой целью сухопутную и морскую войну, не давал бы еще ничего поразительного. Напротив, когда узнаешь, что одновременно с этим то же правительство и государство совершало многочисленные иные предприятия, когда взглянешь на опасности и войны, какие в собственной стране удручали участников всех этих подвигов, тогда только получается ясное понятие об этих удивления достойных событиях, только тогда они привлекают к себе должное внимание. Вот что считали мы долгом сказать тому, кто воображает, что посредством отдельных повествований можно постигнуть смысл всемирной и всеобщей истории (Сокращение).

...Они отрядили несколько критян будто бы для хищнического набега, вручив им нарочито сочиненное письмо (Свида).

5.⁶  ...Когда Эпикид и Гиппократ⁸ завладели Сиракузами, то сами прервали дружбу с римлянами и прочих граждан принудили к тому же. Римляне, раньше еще уведомленные о насильственной смерти сиракузского тирана Гиеронима, выбрали в проконсулы Аппия Клавдия, дали в его распоряжение сухопутное войско, а начальство над флотом возложили на Марка Клавдия. Начальники расположились станом невдалеке от города и решили, что сухопутное войско поведет приступ против города со стороны Гексапил⁹, а флот против Ахрадины у портика, именуемого Скитским, где стена тянется вдоль моря на собственном основании¹⁰. Приготовив навесы¹¹, метательные орудия и все прочее, нужное для осады, римляне надеялись при многочисленности рабочих рук покончить с приготовлениями в течение пяти дней и предупредить неприятеля. Но при этом они не приняли в расчет искусства Архимеда¹², не догадались, что иногда дарование одного человека способно сделать больше, чем огромное множество рук. Теперь они убедились в этом по опыту. Город был достаточно крепок тем уже, что облегающая кругом стена покоилась на высотах и поднимающемся перед городом утесе; к ним трудно подойти даже и тогда, если бы осаждаемые не оказывали никакого сопротивления, за исключением немногих определенных пунктов. Кроме того, помянутый выше Архимед заготовил внутри города, а равно и против нападающих с моря такие средства обороны, что защитникам не предстояло нужды утруждать себя непредусмотренными работами на случай неожиданных способов нападения; у них заранее готово было все к отражению врага на всякие случаи⁷.

6. Итак, Аппий сделал попытку приблизиться с навесами и лестницами к той части стены, которая с востока упирается в Гексапилы, а Марк с шестьюдесятью пятипалубными судами направился против Ахрадины. Находившиеся на каждом судне люди вооружены были луками, пращами и легкими дротиками, чтобы прогнать врага, нападающего со стенных зубцов. Вместе с тем римляне отняли у восьми пятипалубных судов весла, у одних с правой стороны, у других с левой, открытыми стенками связали суда попарно и, действуя веслами только с наружных боков, стали подвозить к городской стене так называемые самбики¹³. Устройство этого осадного орудия следующее: делается лестница в четыре фута ширины и такой длины, чтобы и при установке¹⁴ она достигала верхнего края стены; с обеих сторон ее ограждают и закрывают¹⁵ высокими перилами, потом кладут ее наискось¹⁶ вдоль соприкасающихся стенок связанных между собой судов, так что лестница выступает далеко за корабельные носы. На вершинах мачт укрепляют блоки с канатами. Когда нужно действовать, канат привязывают к верхнему краю лестницы, и люди, стоящие на корме, тянут его на блоке, а другие, находящиеся на передней части корабля, следят за правильным подъемом лестницы и подпирают ее шестами¹⁷. Наконец, при помощи гребцов, размещенных по обеим наружным сторонам, римляне подходят с кораблями к суше и стараются только что описанное сооружение приладить к стене. На вершине лестницы находится доска, с трех сторон огороженная плетнем; на ней стоят четыре человека, которые и ведут борьбу с неприятелем, находящимся на зубцах стены и мешающим установке самбики¹⁸. Как только лестница установлена так, что эти четыре воина возвышаются над стеной, боковые стенки плетня снимаются, и воины тотчас с двух сторон взбираются на зубцы или башни; прочие товарищи их следуют за ними по самбике, надежно прикрепленной канатами к обоим кораблям. Сооружение это не без основания получило такое название: когда машина поднята, то корабль в соединении с лестницей напоминает по виду самбику.