Журнал Дэшвуда, рассказывающий о путешествии по России, заканчивается почти так же, как и начинался, — с визита вежливости к русскому адмиралу в Кронштадте. Это было «доброе расставание» почти старых знакомых.
«В воскресенье около 10 часов утра мы снялись с якоря и чрез час подняли паруса...»
Немногочисленные страницы воспоминаний Фрэнсиса Дэшвуда, вероятно, никогда не считались литературным шедевром. Однако они сегодня своеобразно помогают нам восстановить ту обстановку, которая имела место в Российской империи в период правления Анны Иоанновны.
СТАРЫЙ ПЕТЕРБУРГ ГЛАЗАМИ ИНОСТРАННЫХ ГОСТЕЙ
«Русский человек способен подражать всему им увиденному и если всерьез примется за какое-либо ремесло, то напрочь вытеснит иноземцев!»
K.Р. Берк
«Как замечают здесь иностранные гости, им приходилось жаловаться на русских жителей. Ведь русские желают иметь всякое здание готовым и как можно скорее!»
К.Р. Берк
Развитие промышленности в первой половине восемнадцатого века было продиктовано как нуждами ведения длительной войны, так и потребностями глобального развития экономики в целом. И, конечно, это было постоянной заботой русского правительства, начиная с Петра I. Главное внимание уделялось металлургии. В Петербурге Сестрорецкий завод (там трудились свыше 600 работных людей) выпускал оружие, якоря, гвозди. За период первой четверти века выплавка чугуна в России увеличилась со 150 до 800 тысяч пудов в год. В столице возникли Арсенал и Адмиралтейская верфь. По всей России функционировали суконные, парусно-полотняные, кожевенные мануфактуры. Уже к 1725 году в стране имелось двадцать пять текстильных предприятий, а также канатные и пороховые мануфактуры. Впервые были построены бумажные, цементные, сахарные заводы и даже шпалерная фабрика для производства обоев. Процесс реформ охватил и мелкотоварное производство, способствуя развитию ремесел и крестьянских промыслов. При мануфактурах были учреждены ремесленные школы. Царским указом 1722 года во всех торгово-промышленных центрах было введено цеховое устройство.
Например, в Петербурге все ремесленники были расписаны в соответствии со специальностью по цехам во главе с избираемым старостой, где они становились учениками, подмастерьями и мастерами. По статистике, в 1720—1730-е годы в промышленных центрах Российской империи было около 16 тысяч ремесленников-профессионалов. До зарождения новых, рыночных отношений оставалось почти полвека.
Одновременно развивалось и поощрялось властями создание купеческих «кумпанств», расширялись внешнеторговые связи. Крупным центром торговли наряду с Москвой, Астраханью, Великим Новгородом стал Петербург, эффективно и прибыльно действовали ярмарки на Волге, под Курском, на Урале, в Сибири, на Брянщине, на Украине, при этом все они приобретали общероссийское значение. Россия теперь занимала важное место и на мировом торговом рынке.
Мы познакомим наших читателей с развитием торговых и промышленных дел в Петербурге. Их описывают и оценивают любознательные иноземцы, побывавшие в столице России в далеком XVIII веке.
КАРЛ РЕЙНХОЛЬД БЕРК
Берк (швед по национальности) находился в Петербурге в период 1735—1736 годов. Тогда же он и составил интереснейший рукописный доклад под названием «Описание Петербурга». И сегодня эти свидетельства о состоянии столицы империи — ценнейший исторический источник по исследованию торгово-промышленного развития России.
Берг-коллегия (орган по руководству горнорудной промышленностью в России; учрежден в 1719-м по инициативе Петра I), по наблюдениям автора, — одно из эффективных министерств в русской столице. Он также высоко оценил развитие горных предприятий Акинфия Демидова и братьев Строгановых (речь идет о той роли в экспорте железа, которую сыграли их заводы в XVIII веке). Высока роль Олонецких заводов (ныне район г. Петрозаводска), где выковывали все питерские якоря, болты и прочие корабельные снасти высшего качества. В 25 километрах от Петербурга работал Систербекский (Сестрорецкий) завод. Там для мушкетных стволов, шпажных клинков, топоров и лопат, проволочного производства были свои особые кузницы со сверлильными и шлифовальными мастерскими. Как пишет Берк, каждое рабочее место оборудовано и подготовлено: курки, пружины, винты, разные детали нарисованы на жестяных листах над станком, за которым стоит работник. Хотя продаваемая заводом продукция была дорога, высокое качество изделий отмечалось всеми гостями, среди которых находился и Берк.
Шведский гость высказывает недовольство таможенными сборами (пошлинами): Петербургская таможня требует для оплаты рубля 2 голландских рейхсталера, или 2 руб. 25 копеек в русской монете! Причем голландскую валюту принимают не на счет, а на вес! А русские досмотрщики берут взятки за молчание. Купец, если у него нет денег для уплаты таможенного сбора, может спрятать вино в подвалах, только опечатав каждый бочонок. А проверяющий на русской таможне (при оценке товара) может записать это вино как очень скверное (тогда за это вино пришлось бы платить больше).
Рассказывая о развитии русской финансовой системы, автор приводит интересные замечания: «...первые голландские купцы получали за свой товар мехами (чеканной монеты еше не было). Лисья шкурка с штемпелем на ней в виде орла шла за один рубль, а также штемпелеванная беличья — всего за копейку. Рассказывают, что за половину уха некоего зверя платили четверть копейки. Например, название «полушка» объясняется как «половина уха», однако, по мнению некоторых европейских гостей (горный советник из Германии и др.), они называют медные монеты «полл» — это пережиток татарского господства на Руси. А «деньга» — это буквально «монета, денежка».
Вполне откровенно и реалистически Берк пишет о банкротах. Их, оказывается, наказывают в Петербурге не так строго, как в европейских странах! Они — важные участники судебных дел, осложняют работу русской
Коммерц-коллегии (ее ведению подлежат дела должников). Но бывает и так: должник без особого труда подкупает членов коллегии утаенными от казны деньгами. Обанкротившийся коммерсант обычно получает покровительство чиновников (они говорят, что казна должна получить по штрафным санкциям — ее имущество не сгорает и не тонет!). В те времена надежной гарантией были слова должника, когда он скреплял письменно долговое обязательство так: «Если же я не выполню вышеизложенного, пусть на меня падет бесчестье». А простосердечные россияне (так пишет Берк), чтобы придать себе больший вес, приговаривали: «И пусть на меня смотрят как на кабатчика, игрока и любителя табака!» Для кредитора это было весомой гарантией — вот и думайте потом, будто русские люди никогда не имели понятия о честности, о чести.
Берк, очевидно, не испытывал особого доверия к английским коммерсантам: «Английские купцы более всех прочих иностранцев наживаются на России. Они среди равных благоприятных условий недавнего Трактата о коммерции (от 1734 года) выбили себе свободу от постоя — тяжелого бремени для всех иностранных торговцев в российской столице. Английские купцы объединены в Общество, которое имеет своих старейшин и ежегодно избирает себе главу. Английские дипломаты в Петербурге “пекутся” об их поддержке так же, как и о политическом влиянии Лондона — в России в целом...»
Заглянул Берк и в петербургские амбары (то есть кладовые). Увидел он там много интересного (систематизированные заметки автора даны в современной редакции):
Лен. Произрастает в Приволжском районе и около Пскова. Лен в России делится по сортам — чистый, получистый и простой. Лен в Петербурге складируют кипами.
Пенька, то есть волокна стеблей конопли.
Для справок: волокна конопли отличаются особой прочностью и стойкостью к соленой воде, в результате чего нашли применение в морском деле. Канаты и веревки из пеньки используются и сейчас, так как практически не изнашиваются от контакта с морской солью. Используется пенька и в производстве ткани, в основном грубой мешковины, тросов и веревок, сальников (наполнитель) и одежды.