Любопытное явление в этом отношении представляет собой и деятель времени Федора и Софьи князь Голицын. Французский посол Невилль, бывший в России в 1689 году, описывая прием у Голицына, который заведовал иностранными сношениями и был начальником Посольского приказа, пишет: «Я думал, что нахожусь при дворе какого-нибудь итальянского государя. Разговор у нас тел на латинском языке обо всем, что происходило важного тогда в Европе; Голицын был в курсе всего, что делалось в Западной Европе, хотел знать мое мнение о войне, которую император и столько других государей вели против Франции, и особенно об английской революции» (1688). Голицын излагал и собственные планы: он хотел, по словам Невилля, «населить пустыни, обогатить нищих, дикарей превратить в людей, трусов сделать храбрыми, пастушечьи шалаши превратить в каменные палаты». Голицын, как бы мы сказали, задавался вопросом об осуществлении целого плана социальных реформ. Общественное благо очень его заботило: он думал, как вывести Россию на путь могущества и процветания, в частности, он хотел создать регулярную армию из дворян на денежном жалованьи из казны, сбор же даточных людей он предполагал прекратить, а взамен этого обложить крестьян умеренной поголовной податью на жалованье ратным людям (это — первая мысль о подушной подати). Владельческих крестьян В. В. Голицын предлагал отпустить на волю с землей, которую они обрабатывали на момент освобождения (вот когда впервые возник вопрос об освобождении крестьян). Благодаря введению жалованья за ратную службу, крепостное право лишилось своего raison d'etre[7]. Оно служило формой обеспечения военной службы дворян и детей боярских — если теперь была введена другая форма обеспечения, то и крепостное право перестало быть необходимым. В этом проекте Голицына интересна еще одна точка зрения: отдать обрабатываемые земли крестьянам (помещичьи земли были, собственно, земли государственные: они давались в обеспечение за военную службу; теперь, раз введено было жалованье, помещики теряли право на земли), а в виде вознаграждения за землю предлагал обложить крестьянское население оброком, который шел бы на увеличение денежного жалованья служилым людям. В своих планах В. В. Голицын предвосхитил некоторые идеи крестьянской реформы, осуществленной в 60-х годах XIX столетия.

Этот европейски образованный человек и жил по-новому, в совершенно европейской обстановке. Его дом в Охотном ряду, по словам современников, «был одним из великолепнейших в Европе». (Это тот самый дом на углу Тверской, в котором помещается гостиница «Париж».) Сохранилось описание имения Голицына, представляющее значительный интерес. Эта опись произведена была во время ареста Голицына при конфискации всего его имущества. Вот что читаем мы в этой описи: «В палате подволока накатная, прикрыта холстами; в середине подволоки солнце с лучами вызолочено сусальным золотом; круг солнца боги небесные с зодиями и с планеты писаны живописью; от средняго солнца на железных трех прутах паникадило белое костяное о пяти ярусах, в ярусе по осьми подсвешников, цена паникадилу 100 рублей.

А по другую сторону солнца месяц в лучах посеребрен; круг потолка в 20 клеймах разных позолоченных писаны пророческия и пророчиц лица. В простенках в четырех рамах резных 4 листа немецких, за лист по пяти рублей. Из портретов были у Голицына: вел. кн. Владимира Киевского, царей — Ивана IV, Федора Ивановича, Михаила Феодоровича, Алексея Михайловича, Феодора, Ивана и Петра Алексеевичей, четыре персоны королевских. На стенах палаты в разных местах пять зеркал, одно в черепаховой раме. В той же палате 46 окон с оконницами стеклянными, в них стекла с личинами. В спальне, в рамах деревянных золоченых землемерные чертежи печатные немецкие на полотне; четыре зеркала, две личины человеческих каменных арапския; кровать немецкая ореховая, резная, резь сквозная, личины человеческия и птицы и травы; на кровати верх ореховый же резной, в середине зеркало круглое; цена 150 рублей. Девять стульев обиты кожами золотными; кресла с подножием, обиты бархатом. Много было часов боевых и столовых в оправах черепаховых, оклеенных усом китовым, кожею красною. Немчин на коне, а в лошади часы. Шкатулки удивительныя со множеством выдвижных ящиков, чернильницы янтарныя». Был, наконец, термометр, о котором составитель описи пишет: «стоят три фигуры немецкия; у них в серединах трубки стеклянный, на них по мишени медной, на мишенях вырезаны слова немецкия, а под трубками в стеклянных чашках ртуть».

У В. В. Голицына была очень интересная библиотека, указывающая, как широки были его умственные интересы и вкусы. Перечень книг наглядно иллюстрирует нам уклон в сторону Запада в направлении мысли князя В. В. Голицына. В библиотеке находились следующие книги: «Книга писанная о гражданском житии или о направлении всех дел яже надлежат обще народу», «Книга Тестамент или завет Василия царя греческаго сыну его Льву Философу», «Грамматик печатной», «Книга писанная на польском языке», «Книга письменная, перевод от Вселенских патриархов Мелетия диакона», «Книга перевод с польскаго письма с печатныя книги, глаголемой Алиоран Махметов», «четыре книги немецких», «четыре книги о строении комедии», «восемь книг календарей разных лет», «Книга рукописнаго права или устав воинский Голландской земли», «Певчая немецкаго языка», «Грамматика польскаго и латинскаго языка», «Конский лечебник», «Книга на немецком языке всяким рыбам и зверям в лицах», «Судебник», «Рукопись Юрия Сербенина», «Артикульная книга о ратном строю», «Книга землемерная немецкая» и некоторые другие.

И Голицын не был одинок. В его время были в России и другие европейски образованные люди, например, Артамон Сергеевич Матвеев. В его доме выросла и воспиталась Наталья Кирилловна Нарышкина, которая впервые отворила двери царского терема, вышла сама на волю и вывела свою падчерицу Софью.

С разрушением царского терема изменилась та привычная обстановка, в которой росли и воспитывались царские сыновья, что, конечно, не могло не отразиться на их воспитании по существу. В старину московские царевичи проводили детство и отрочество (до 15 лет) в том же самом тереме, где жили царицы и царевны. «А до 15 лет и больше, — слышим мы от Котошихина, — царевича, окромя тех людей, которые к нему уставлены, и окромя бояр и ближних людей, видеть никто не может, таковый бо есть обычай; а по 15 летех укажут его всем людям, как ходит с отцом своим в церковь и на потехи». У русских людей того времени существовала своеобразная теория «сглаза», так что маленьких вообще не показывали посторонним, боясь «дурного глаза». Тем более, конечно, берегли царевича. В течение первого года жизни царевич находился на руках у кормилицы, а затем поступал под присмотр мамки, «боярыни честной, вдовы старой»; кроме того, для него были «приставлены нянька и иныя послужницы». По достижении пяти лет к царевичу приставляли «для береженья и наученья уже гувернера, боярина, честью великого (то есть знатного), тиха и разумна», а к нему товарища — «окольничаго или думнаго человека». Чтобы царевичу не было скучно, его окружали сверстниками — «робятками», однолетками царевича из детей боярских придворных чинов. Когда наступала пора учиться, выбирали для царевича «учительных людей, тихих и не бражников», для научения письму приглашали посольского подьячего, в среде которых были особенно искусные грамотеи — каллиграфы. Учили царевича только церковно-славянскому языку, то есть сначала проходилась азбука, букварь, затем читался Часослов по складам, повторялись «зады» бесконечное число раз, так что ученик заучивал все склады наизусть, прежде чем выучивался читать бегло, после того читался Псалтырь и, наконец, Деяния Апостольские. «А иным языком, — пишет Котошихин, — латинскому, греческому, немецкому и некоторым, кроме русского, наученья в Российском государстве не бывает». Но такой порядок даже и для времени Котошихина уже является анахронизмом. Котошихин в своем сообщении засвидетельствовал о более ранней поре. Мы знаем, что уже Федор и Софья учились польскому языку и латинскому, следовательно, сообщение Котошихина не соответствует действительности.