Описания Крижанича и Котошихина, конечно, справедливы только относительно большинства, так как к тому времени в русском обществе выдвинулась уже известная группа людей, стремившихся к образованию, к восприятию западноевропейского просвещения, западноевропейских вкусов и понятий, создалась как бы известная интеллигенция с сильным тяготением к Западу.
Появление в русском обществе XVII века людей, стремящихся к образованию, было результатом общения русских с иностранцами, которое началось еще с конца XV века, но особенно усилилось в половине XVII столетия. В XVII веке в Москве существовала уже значительная иноземная колония — Немецкая слобода, возникшая при Грозном и состоявшая из ливонских пленников, часть которых была разослана по провинциальным городам, а другая значительная часть была оставлена в Москве. Это были, по большей части, люди, которые что-либо знали, могли чему-нибудь научить. Этим невольным поселенцам было отведено особое место близ устья реки Яузы, на ее правом берегу, в Земляном городе (где теперь находится Императорский воспитательный дом). Эта старая Немецкая слобода достигла большого процветания в XVI веке в царствование Бориса Годунова, который, как известно, благоволил иноземцам, оказывал им всякое покровительство, любил подолгу беседовать с ними. В Смутное время эта слобода сгорела со всей деревянной Москвой, рассеянной вокруг Кремля и Китай-города, а население ее разбрелось. После смуты иноземцы, лишившись области в Яузском предместье, стали расселяться в разных местах внутри города. Главными центрами немецкой оседлости стали Покровка, Мясницкая и Чистые пруды (которые и до настоящего времени являются излюбленным местом немцев), затем дома их, перекупленные у москвичей, стали появляться на Тверской, Арбате и Сивцевом Вражке. Число иноземцев все больше и больше увеличивалось, что видно, например, из количества церквей: сначала была только одна лютеранская церковь, а потом появилось их три: две кирхи и одна реформатская. Рассеявшись среди русского населения, иностранцы начали втягиваться в русскую жизнь: заводили знакомства с русскими, держали русскую прислугу, усваивали русский язык и начинали носить русское платье, чтобы не бросаться в глаза костюмом и не навлекать на себя неприятности (это последнее объясняется тем, что на улицах часто иноземцев встречали очень недружелюбно). Такая ассимиляция возбудила жалобы с разных сторон: торговцы жаловались на то, что их затеснили немцы, домовладельцы — на повышение цен на усадьбы; особенно же против иноземцев восставало духовенство, опасавшееся влияния иноземцев на нравы и религиозные представления русских людей. Правительство уступило этим жалобам и в 1643 году распорядилось, чтобы немцы продали дома, снесли церкви и выстроились бы вновь выше по течению Яузы, где были старые немецкие дворы. Так образовалась в конце царствования Михаила Федоровича и в начале царствования Алексея Михайловича новая Немецкая слобода на месте теперешней Немецкой улицы. Интересен состав населения Немецкой слободы по переписи 1665 года. В ней оказалось 204 двора, совершенно не похожих на московские дворы посадских людей: это были благоустроенные хоромы, улицы в слободе были правильные и вымощенные. Большая часть домов (142) принадлежала иноземным офицерам, от полковника до прапорщика включительно; значительную часть домов (23) занимали торговые люди, столько же (24) разные придворные мастера (часовщики, живописцы, портные, пушечного дела и водяного взвода мастера, то есть водопроводчики; наконец, в состав жителей Немецкой слободы входили еще 4 лекаря, 3 переводчика, 3 пастора, один синдик (стряпчий), один еврей и 3 лица неизвестного звания. В общей сложности население Немецкой слободы доходило до 1500 человек; преобладали немцы-лютеране, но были представители и других национальностей, например, голландцы, шотландцы реформатского исповедания и другие; только католиков московское правительство не допускало в Россию — не терпело их, за редкими исключениями.
Выселение немцев за город должно было приостановить слияние их с русскими людьми, но сила иноземного влияния от этого не уменьшалась, но даже увеличивалась. Теперь под самыми стенами Москвы сформировался благоустроенный иностранный городок с совершенно особым строем жизни и быта. Эта жизнь поражала своими особенностями: дома были чисты, улицы прямы, всюду были разбиты бульвары, выкопаны пруды. В Немецкой слободе шла веселая жизнь: гремела музыка, шли танцы и большое веселье. Москвичи ходили глазеть, как веселились немцы. Иноземная культура теперь перестала растворяться в русской, а встала рядом с ней и послужила готовым образцом для подражания. Как всегда бывает, это началось прежде всего с внешнего: с костюма и убранства жилищ. Русские люди начали носить иноземное платье еще с конца XV века. Мы знаем одно увещание псковского пастыря, заклинающее не носить немецкого платья. Протест против заимствования одежды выражался и в церковной живописи: обыкновенно бесы на картинах Страшного Суда изображались в немецких костюмах. В известном политическом памфлете XVI века «Беседа Валаамских чудотворцев» обличаются те грешники, которые позавидовали ризам неверных и облеклись в них с ног до головы. Несмотря на запрещения и увещания, мода увлекала очень многих, и в XVII веке потребовался специальный царский указ по этому предмету. В 1675 году царь разжаловал в низший чин одного придворного щеголя за модную прическу и издал приказ, чтобы стольники, стряпчие, жильцы московские и дворяне «иноземных извычаев не перенимали, волос не постригали, а также платья и кафтанов немецких не носили и людям своим носить не велели». Но обличения и запрещения помогали мало, их пришлось повторять, что указывает на их бессилие. В московских рядах продавали немецкое платье, а портные, которые шили немецкие камзолы, не имели недостатка в заказчиках. Запретить ношение немецкого платья было трудно уже потому, что само правительство не было последовательно: у царя во дворце оба царевича были одеты в немецкое платье.
В XVII веке в царском дворце и в боярских домах появились предметы европейского домашнего обихода, дубовые столы и скамейки стали заменяться столами и стульями немецкого и польского образца из «индейского дерева» с кривыми точеными ножками, появились кресла с замысловатой обивкой, зеркала, часы настенные и карманные и дешевые картины и гравюры, так называемые «фряжские листы», — религиозного, нравоучительного и сатирического содержания (см. собрание гравюр Ровинекого). Иностранцы, входя в дома богатых московских вельмож, не замечали уже никакой разницы в обстановке с домами европейских магнатов. Дом Артамона Сергеевича Матвеева, по отзывам иностранцев, был убран совершенно по-европейски.
Затем заимствования идут дальше: при дворе царя и в домах московской аристократии появляются забавы и увеселения иноземного образца. Раньше против различных увеселений сильно восставало духовенство, и правительство постоянно предписывало воеводам «вынимать» из волости скоморохов, теперь увеселения начинают распространяться вполне свободно. При Михаиле Федоровиче «немец» Иван Семенов увеселял царскую семью акробатическими упражнениями: пляской, танцеванием на канате и другими эквилибристическими «действами»; он оставил после себя целую школу: выучил «по канату ходить и танцевать и всяким потехам, какия сам умел, 5 человек да по барабану бить 24 человека». Кроме того, при царском дворе были немецкие музыканты и, наконец, со времени женитьбы царя на Наталье Нарышкиной появилась театральная потеха. «В 1674 году, — читаем в Дворцовом Разряде, — была в селе Преображенском комедия „Как Олоферну царю царица голову отсекла“, тешили иноземцы и дворцовые люди Артамона Сергеевича Матвеева». В присутствии царя и царицы с детьми была дана и другая комедия — «как Артаксеркс велел повесить Амана». Разыгрывались, как видите, средневековые мистерии. Дело, наконец, дошло до развлечения, которое можно сопоставить с современным балетом. На заговенье в 1674 году в присутствии царя с семейством «играли на фиолах, органах и страментах и танцевали». Начальником потешных немцев был магистр Иоганн Готфрид Грегори, а при нем в качестве декоратора находился «перспективного письма мастер Петр Энглес». Потехи очень полюбились царю, так что одних немцев и дворовых людей Матвеева оказалось недостаточно. И вот в 1673 году было приказано набрать в Мещанской слободе 26 человек мещанских детей и отдать их на выучку Грегори. Затем стали набирать мещан в польских и литовских городах и посылали их на выучку в Москву: они были все-таки побойчее, пообтесаннее, нежели наши посадские люди, и более пригодны поэтому для обучения комедийному делу.