После того, как Шуйский был свергнут, остались два кандидата на русский престол: Владислав и Лжедмитрий II, и каждый из них имел своих приверженцев. Однако были и такие члены общества, которые не склонялись ни в ту, ни в другую сторону. Вот к этой-то части и апеллировал патриарх Гермоген, убеждая стоять за Михаила Федоровича Романова, за которого были также люди меньшие, служилые и торговые. Некоторыми выдвигалась еще кандидатура князя В. В. Голицына, так что было, следовательно, 4 кандидата. Отсюда ясно, какое раздробление в мыслях в среде русского общества произошло, когда возник вопрос о том, кому быть царем.
Московские бояре склонялись по преимуществу на сторону Владислава, они ждали от него больших милостей, бояре принимали в расчет то обстоятельство, что он приходил из страны, где аристократия играла важную роль. На такую же роль в государстве рассчитывала и русская аристократия, призывая иноземного царевича, но самым главным мотивом симпатий к Владиславу со стороны аристократии был все-таки страх торжества Тушинского вора и окружающего его сброда, страх торжества черни, поэтому, как только Жолкевский подступил к Москве, бояре поспешили открыть ему ворота. 17 августа 1610 года был заключен новый договор с Жолкевским, в основу которого был положен договор 4 февраля, но бояре внесли в него и некоторые изменения, направленные, главным образом, к тому, чтобы духовенство не противилось польскому кандидату на престол, именно: в договоре требовалось, чтобы царевич принял православие; затем были внесены и другие изменения: были вычеркнуты статьи о свободном выезде в чужие земли и о повышении меньших людей. После присяги Владиславу Жолкевский вступил в Москву и прогнал вора, который убежал в Калугу. Тогда Москва оказалась во власти поляков, и наступил момент, который мы можем определить как время самого бедственного положения Московского государства. Внутри государство разрушали воры, группировавшиеся около самозванца. Правда, скоро самозванец погиб (его зарезали однажды на охоте), но гибель его не улучшила положения вещей. Сброд, окружавший самозванца, рассыпался по всей стране; разбойничьи шайки грабили, жгли, убивали и производили всевозможные бесчинства. Образовывались и новые шайки воров, повсюду на пространстве государства шла война неимущих против состоятельных.
На государство, раздираемое внутренними усобицами, бросились со всех сторон внешние враги, почувствовав возможность добычи. После договора с Сигизмундом шведы, бывшие прежде союзниками русских, обратились во врагов и заняли Новгород. Поляки после заключения договора, несмотря на завязавшиеся новые отношения с Московским государством, не прекратили военные действия. Король Сигизмунд хотел, во что бы то ни стало, добиться возврата Смоленска и требовал от смолян, чтобы они все-таки сдались на его имя. Сигизмунд склонен был даже отказаться утвердить главный пункт договора с Жолкевским — о принятии православия царевичем. Это и понятно. Ведь Сигизмунд был фанатиком католицизма. У себя в Польше он дал торжество воинствующему католицизму. Мало того, он обнаружил намерение вовсе не пускать сына в Москву. Под тем предлогом, что ему нужно очистить путь молодому неопытному царевичу и подготовить его въезд в столицу, Сигизмунд требовал, чтобы его допустили в Москву. Филарет Никитич и некоторые другие бояре не соглашались на эти условия, тем более, что Сигизмунд очень недвусмысленно обнаруживал намерение самому завладеть Московским государством.
Такой оборот дела грозил Московскому государству не только потерей национальной самобытности, но и утеснением православной веры от государя, который уже насадил унию в Западной Руси. Эта двойная опасность пробудила в русском обществе сильные национальные и религиозные чувства и вызвала движение в его среде, которое и привело к восстановлению государственного порядка. Толчок этому движению дал, как известно, патриарх Гермоген. Он стал рассылать по городам грамоты, в которых призывал русских людей стать на защиту православной веры и отечества. Города заволновались. Прокопий Ляпунов со свойственной ему горячностью первым приступил к делу — после воззвания патриарха он сразу же стал собирать войско. В январе 1611 года Прокопий Ляпунов двинулся к Москве на освобождение. К нему присоединились земские ополчения из Рязанской, Северской, Муромской, Суздальской областей и из поволжских и понизовых городов. Религиозно-национальное движение захватило даже тушинцев и казаков. Тушинцы двинулись к Москве под предводительством Д. Т. Трубецкого, одного из тушинских бояр, и атамана И. М. Заруцкого. С севера пришли казачьи разбойничьи шайки под начальством атамана Просовецкого. Всего под стенами Москвы в 1611 году оказалось до 100 тысяч вооруженных людей.
Однако это первое ополчение оказалось не и состоянии отстоять Москву от поляков. Причины этого бессилия лежали в самом составе первого ополчения: здесь опять соединились социальные враги — служилые люди и казаки. На первых порах они могли еще действовать сообща, когда же осада Москвы затянулась, среди защитников проявилась эта скрытая до того времени рознь и вражда, и дело кончилось распадом ополчения. Предводители этого ополчения считали себя представителями земли и поспешили установить временное правительство. Трое воевод: Ляпунов, Д. Т. Трубецкой и И. М. Заруцкий, именем земли издавали распоряжения о собрании ратных людей, назначали и сменяли воевод в городах, защищали Новгород от шведов, раздавали поместья и пр. В своих действиях воеводы руководились «общим советом рати», который представлял собой некоторое подобие Земского собора. Тогда было трудно созвать настоящий Земский собор, поэтому и потребовалось организовать выборных от служилых людей, которые и составили особый совет при военачальниках. Однако скоро в среде ополчения начались раздоры. Военачальники начали ссориться между собой и считаться, кто кому служит и кто за кого стоит; стали раздаваться жалобы, что военачальники жалуют меньших людей лицеприятно; а служилые люди были недовольны тем, что они принимали под свои знамена беглых холопов, обещая считать их вольными казаками.
Для устранения возникших недоразумений созван был 30 июня собор всей рати. На этом соборе всего войска были представители всех служилых людей и казаков. На соборе приговорили и выбрали опять Ляпунова, Трубецкого и Заруцкого, которые должны были «строить землю и всяким земским и ратным делом промышлять». Так как фактически они и раньше уже выполняли эти обязанности, то это избрание их на соборе было лишь формой, выражающей им доверие. Несмотря на это, им все-таки дали и некоторые специальные инструкции: например, от них потребовали не казнить смертью и не ссылать без общего всей рати приговора, Затем, в войске были установлены все те учреждения, какие существовали и в столице, то есть главным образом приказы: Большой приказ, Поместный приказ, Земский, Разбойный и др. Так как Смута внесла большой беспорядок в поместные дела, то решено было отобрать земли из незаконного пользования у тех лиц, которые не служили в войске, и все те лишние земли, какие окажутся у помещиков сверх их нормальных наделов. Отобранные земли решено было отдать в поместья неимущим и разоренным служилым людям, служащим в войске. Кроме того, было приговорено вернуть в московское войско всех казаков, разосланных на службу и ушедших в города, и впредь в целях борьбы с грабежами посылать их за припасами не иначе, как под надзором служилых людей. Постановлено было также беглых крестьян и холопов, которые считались казаками, возвратить прежним господам и обратить в прежнее состояние. Эти постановления вызвали бурю негодования среди казаков и сильное раздражение против Ляпунова, которого считали инициатором собора. «И с этой поры, — говорит летописец, — начата над Прокофием думати, како бы его убить». О возникших несогласиях прослышали поляки и воспользовались ими в своих целях. В стан казаков были подброшены грамоты, в которых Ляпунов обвинялся в каких-то замыслах против казаков. Казаки вызвали его в свой круг для объяснения, а когда он явился, зарубили его саблями.