- Что случилось, тетушка?

Женщина на мгновение перестала плакать и посмотрела на него недоумевающе – видно, забыла, откуда здесь взялся этот чужой парень. Потом, всхлипнув, ответила:

- Беда у нас, добрый человек. Не обессудь, что не приняли, как положено. Сына у меня… в рекруты забирают. Завтра или через день, не знаю. А он один у меня, и мужа нет, и заступиться за нас некому, - она заплакала еще горше.

- Как же так? - растерянно спросил Патрик. – Единственный сын у матери – он же не должен… это запрещено законом.

- До закона далеко, - угрюмо махнул рукой парень. – Нынче черед идти сыну старосты… да еще двоим, которые - один лавочника сынок, а у второго отец из богатеев местных… как думаешь, кому из нас идти, а кому оставаться? А у нас денег, чтобы откупиться, нет… корову бы продали, да если все ж заберут меня, как она без коровы останется? Носили вот ему… что могли. Да толку-то…

Вета смотрела на него со смешанным чувством стыда и жалости. Угловатый, веснушчатый, нескладный, с длинными грязными руками и ногами… вот, значит, как набирают солдат. Она никогда не думала об этом… Единственный сын у матери.

- Как это - толку-то? – возмутился Патрик. – Если ваш староста – вор и проходимец, то управу на него искать нужно. Жаловаться.

- Эх, милый человек, - все еще всхлипывая, проговорила женщина, - о чем ты говоришь? Чтобы прошение подать, его еще написать нужно. А к кому идти писать? К тому же лавочнику. Станет он писать такое? А пока это прошение докуда надобно дойдет, пройдет года три, а то и поболе. А к тому времени его, может, и… - она не договорила, перекрестившись испуганно.

- Да что ты меня хоронишь? – буркнул парень. – Еще не взяли, а ты слезы льешь. Обойдется.

- Где дом старосты? – спросил Патрик, вставая.

Женщина взглянула на него с испугом.

- Что ты… что ты, милок! Беду накличешь! Бесполезно это.

Патрик отмахнулся от нее и спросил у парня, словно не слыша:

- Где дом старосты?

Парень помедлил.

- Пойдем, покажу.

Вета вскинулась было за ними – удержать! Если хоть в чем-то сейчас заподозрят… ох, как принц рискует. Может, лучше было бы не лезть, остаться, посочувствовать, переночевать, а утром…

Она снова посмотрела на женщину. Та неподвижно сидела на лавке, опустив руки.

Вета наклонилась к ней.

- Встаньте. Все будет хорошо. Умойтесь и успокойтесь, - сама не ожидая, Вета заговорила с ней, как с маленьким ребенком. – Все будет хорошо.

Женщина посмотрела на нее:

- Тебя зовут-то как?

- Жанна, - по привычке девушка назвалась этим именем.

Та робко улыбнулась.

- А меня Мартой… а хочешь – тетушкой зови. Да вы откуда взялись-то?

Вета неопределенно махнула рукой:

- Мы в столицу идем…

- Что ж я сижу, - тетушка Марта тяжело поднялась. – Поди, вас накормить надо, а я лясы точу. Сейчас вот Юхан вернется – ужинать станем. А… спутник твой… он кто?

У Веты дрогнуло сердце.

- Человек, - как можно беззаботнее улыбнулась она. – А что?

- Ну… - тетушка помялась. – Человек-то человек, да вроде не боится никого. Так не бывает.

С улицы вернулся Юхан и озабоченно глянул на мать:

- Давай уж поедим, что ли.

Вета ломала хлеб, то и дело прислушиваясь к шагам на улице. Не идет? Не идет. Что ж так долго? Сколько же времени прошло? А может, староста уже что-то заподозрил? О чем они там говорят? Что будет, если… если… ох, нет, нельзя даже думать об этом!

Хозяева пытались было расспрашивать ее о ценах на соль в ближайшем городе, о том, куда они идут, но видя, как девушка то и дело обрывает фразу на полуслове и вскидывает голову на каждый звук, отстали и только тихонько переговаривались между собой. Временами, когда удавалось чуть унять тревогу, Вета украдкой разглядывала их, поражаясь полному несходству. Рыжий, веснушчатый, худой Юхан ни единой черточкой курносого лица не походил на свою темноволосую, полненькую мать.

Уже совсем стемнело, когда на крыльце послышались шаги. Вета рванулась к двери, выскочила на улицу.

- Патрик!

И с размаху налетела на него, ничего не видя в темноте.

Принц осторожно удержал ее.

- Тише, Вета… - и, понимая, добавил: - Да все хорошо, успокойтесь.

- Вы…

Она не успела договорить. Марта и Юхан тоже выскочили из избы – и остановились как вкопанные, боясь подойти.

- Все в порядке, - устало проговорил Патрик. – Пойдемте в дом.

В горнице принц шагнул к столу и выложил на него лист бумаги, украшенный замысловатой подписью.

- Что за грамота? – недоуменно спросил Юхан, не решаясь взять бумагу в руки, словно она может быть ядовита.

Патрик попытался подобрать подходящее слово, потом махнул рукой и засмеялся. Пошатнулся, вцепился в край стола.

- В общем, тут написано, что Юхарн Старс не подлежит призыву в рекруты ни при каких обстоятельствах, и в том староста собственноручно поставил свою подпись и подписи двоих свидетелей. Это – документ, и он имеет законную силу.

- И что нам с ним делать? – осторожно спросила Марта. – Бумага, милок, у нас зверь редкий - мы неграмотные - и силы не имеет.

- Как это не имеет? – строго сказал принц. – Это – документ, и всякий, кто осмелится его оспорить, будет отвечать по закону. Ваш староста теперь не имеет права… - Патрик посмотрел на перепуганного Юхана и неожиданно сказал: - Если вы не верите мне, то я могу остаться здесь до тех пор, пока не закончится вербовка, и прослежу, чтобы тебя не тронули.

Марта помолчала – а потом вдруг повалилась ему в ноги.

- Ой, благодетель, заступник, останься, останься, Богом молю! Уж я тебя и кормить, и поить буду, только останься, заступись! Ты, видно, человек бывалый, а мы ведь темные, всему верим! Спаси, отец родной, век за тебя молиться буду!

Вета бросилась к ней, попыталась поднять, но женщина не давалась и все норовила поцеловать ноги Патрика, и причитала:

- Спаси, заступись, пожалей нас, сирот!

- Мать, - прикрикнул Юхан, поднимая ее, - уймись. Подожди причитать, сначала пережить это все нужно.

- Как вы это сделали? – шепотом спросила Вета принца.

- Ерунда, - так же тихо ответил Патрик. – Его нужно было просто припугнуть.

* * *

Очевидно, староста был напуган изрядно. Те три дня, что Патрик и Вета прожили у вдовы, он через каждые несколько часов наведывался в маленький домик на краю деревни. То узнать, не нужно ли чего господину (Патрик, в потрепанной, короткой для него одежде с чужого плеча, выглядел таким оборванцем, что шарахаться было впору), то предложить Марте за счет общины крышу поправить, то заверить «господина» в хорошем своем отношении. Вета понимала, что едва они покинут деревню, от хорошего отношения и следа не останется, да и Марта с Юханом понимали это тоже. Поэтому Марта все порывалась усадить старосту за стол и разговаривала с ним так почтительно-заискивающе, что Юхан сжимал кулаки.

Вету больше заботило другое – как скоро староста озаботится сообщить о странных гостях куда надо. Дни, что прожили они в деревне, показались ей вечностью, и она вздрагивала от каждого подозрительного шороха. Тем не менее, то ли староста счел за лучшее не искушать судьбу, то ли был глуп и не сообразил, кем могут оказаться нежданные гости. А может, и наоборот: как раз сообразил и решил не гневить кого не надо, мало ли что, мы люди маленькие, знать ничего не знаем. Но и Вета, и Патрик старались по деревне лишний раз не шататься.

Вечерами им стелили на сеновале, и оба рады были этому – изба, маленькая и тесная, казалась невыносимо душной. Сена, правда, на том сеновале оказалось совсем мало, но после стольких ночевок на земле и принца, и Вету это волновало меньше всего. Лишь бы уснуть, желательно в безопасности, пусть и относительной.

Едва они остались одни, Вета обрушилась на принца.

- Зачем? Патрик, зачем вы это делаете? Ну неужели вы не понимаете, что выдаете себя с головой? Откуда вы знаете, кому сейчас может рассказать о нас этот староста! А вдруг он сообразит, что вы не простой крестьянин? А вдруг…