- Куда? – тихо спросила Вета.

- Туда, - бабка неопределенно махнула рукой. – Далеко-далеко, откуда не возвращаются.

- Что же мне делать? – шепотом спросила Вета.

Бабка помялась.

- Я там не разобрала маленько… странное какое-то пересечение. Словно там другая черта начинается. Сын, что ли? – неуверенно спросила она сама себя и закрыла глаза, припоминая. – Да нет, не похоже. Словом, не знаю я, - рассердилась она. – Все, что знала – сказала тебе. А ты не морочь голову раньше времени, придет пора – вспомнишь и рассудишь сама…

- А изменить? – умоляюще спросила Вета. – Изменить я могу что-нибудь?

- Все мы все можем, - загадочно ответила Хая. – И не можем ничего. Отвяжись ты от меня, дева. Лучше вон иди платье дошивай. И живи – сейчас, о будущем не думай, оно само о себе напомнит, когда время подскажет. А про себя – не проси, не скажу ничего. Незачем тебе раньше времени судьбу знать, она сама тебя найдет.

И вздохнула.

* * *

В тот же вечер Хая решительно заявила им:

- Вот что, ребятки, уходить вам нужно. Послезавтра ярмарка, народ съедется со всей округи, не нужно вам, чтобы кто-то видел. Силенок у вас вроде прибавилось, лепешек на дорогу я дам. Уходите. Меня тоже пожалейте – если прознает кто, что вы у меня скрывались, так не то что ведьмой обзовут снова, а и… - она махнула рукой. - Уходите.

Вета – в ушитом по фигуре платье и старухином чепце – выглядела не богатой, но и не бедной крестьяночкой, и рядом с ней Патрик казался оборванцем-бродягой. Бабка отдала ему старые штаны и рубаху мужа; штанины едва доходили до щиколоток, а рукава рубахи не прикрывали даже запястьев, но принц был рад и этому. Солдатские сапоги выглядели вполне крепкими и разваливаться пока не собирались. Палаш Патрик замотал в тряпку, чтобы не бросался в глаза, нож повесил на пояс.

Хая показала им тропу, змеившуюся в высокой траве, и предупредила:

- Будьте осторожны. Деревень тут мало, и не везде, понятно, те солдаты побывали, но кто его знает… остерегайтесь. Ежели чего – говорите, что брат и сестра. Не похожи вы, правда… да и руки тебя, парень, выдают. Ну да авось пронесет.

И пристально взглянула на принца:

- Что обещал мне, помнишь?

- Помню, - Патрик не отвел взгляда.

- То-то. Гляди мне, - она погрозила ему коричневым кулаком, а потом вдруг вздохнула – и погладила его по щеке. Патрик поймал ее морщинистую руку – и коснулся ее губами.

- Ишь, чего выдумал, - проговорила бабка, но руку не отняла. – Помогай вам Бог, ребятки…

Патрик и Вета переглянулись – и в пояс поклонились ей.

Сначала они шагали молча, опасаясь выдать себя неосторожным словом или слишком громким дыханием. Но время шло – а вокруг был все тот же лес, только теперь приветливый и радостный в пении птиц в ветвях и солнечных зайчиках. И как-то вдруг поверилось, что ничего плохого с ними здесь случиться не может. В руках – узелок с запасом еды, под ногами – тропа, а тропа не может привести к плохому. Дрова – под любым деревом; бабка отдала им старое одеяло, одно на двоих, и теперь – в начале лета - им не грозило замерзнуть ночью.

Когда сквозь просветы деревьев впереди замаячил тракт, они не стали выходить на дорогу. По лесу – безопаснее… по крайней мере, было до сих пор.

Спустя неделю резко похолодало. Май – еще не лето. Сначала с неба хмуро капало, потом полило. Под ногами хлюпало; сырая морось заползала под рукава и воротник, и сухих дров было не найти. После почти бессонной – от холода - ночи Вета снова начала кашлять. Патрик – в тонкой рубашке – ежился и подпрыгивал на ходу. Когда вместо дождевых капель с неба полетели вдруг белые крупинки, оба поняли, что нужно выходить к людям. Долго в лесу не протянешь.

Еще день они шли, согреваясь на ходу, а когда по сторонам потянулись распаханные поля, Патрик и Вета посмотрели друг на друга – и не стали сворачивать в лес. День клонился к вечеру, и Патрик надеялся, дойдя до крайней избы, попроситься на ночлег, а утром еще до рассвета двинуться дальше, чтоб не привлекать чужого внимания. Переночевать бы в тепле – и ладно.

Только пригнали стадо; на улицах сладко пахло парным молоком, крикливо зазывали коров хозяйки, и от ласковых этих «Дочк, дочк», от звона молока в подойник томительно захотелось есть. Избы все, как одна, попадались крепкие, ухоженные, чувствовалась мужская рука. Возле первой они переглянулись – и прошли мимо. Вторая. Третья. Сами себе боялись признаться, что – страшно.

- Эй, - окликнула их пышнотелая бабенка в белом платке, гнавшая корову, - али ищете кого?

- Ищем, - отозвалась Вета. – Нам бы переночевать…

- А-а-а-а, так это вы к тетке Марте зайдите, у них просторно. Тут у нас вербовщик приехал, народ гоношится, а у нее свободно. Вот в тот проулок свернете – а там увидите, серая избенка, там одна такая…

- Кто приехал? – шепотом спросила Вета Патрика.

- Вербовщик, - ответил он так же тихо. – Рекрутов набирают. Вот невовремя мы попали, - вздохнул он, а потом махнул рукой. - Ладно, под шумок, может, и пронесет.

Серую избенку они нашли действительно сразу – во всем переулке она и вправду одна была такая, покосившаяся, маленькая, с подслеповатыми крошечными оконцами. Во дворе возился у поленницы высокий, костлявый парень, почти подросток. Увидев чужих, он выпрямился и хмуро посмотрел на них.

- Чего надо?

- Переночевать позволите? – нерешительно спросила Вета.

Парень окинул их пристальным взглядом. Неожиданно усмехнулся:

- Если отощать не побоитесь – проходите. У нас нынче кусок неласков…

Изба встретила их таким ароматным запахом свежевыпеченного хлеба, что у проголодавшихся путников немедленно заурчало в животах. «Почему он говорит – отощать не боитесь», - подумала Вета и, втянув носом теплый дух, громко вздохнула.

Парень кивнул им на лавки.

- Садитесь. Отдохните с дороги. А я пошел дрова колоть. Сейчас мать вернется – ужинать станем…

Принц и Вета разом опустились на лавку, блаженно вытянули уставшие ноги. Патрик прислонился затылком к стене, закрыл глаза и задремал. Вета посмотрела на него и улыбнулась. Огляделась.

Небольшая горница, печь посередине, деревянные лавки и стол, на полках - посуда, тоже почти вся деревянная. Вот, значит, как живут в деревнях. Вета подошла к столу, взяла валяющуюся на нем ложку, повертела в руке. Витающий в воздухе аромат сводил с ума.

Хлопнула низкая дверь, в избу вошла, согнувшись, старуха в намотанном до самых глаз платке и темном платье до пят. Вета неумело поклонилась ей и поздоровалась.

- И вам того же, - хмуро кивнула женщина и неожиданно молодым взглядом окинула сначала девушку, потом принца. – Кто такие будете?

- Переночевать у вас можно ли? – так же нерешительно, как и прежде, спросила Вета.

Женщина кивнула.

- Чай, лавок не пролежите. Оставайтесь, если охота…

Она отвернулась и, как показалось Вете, незаметно утерла слезы. Или показалось?

Стукнула дверь, в избу вошел парень.

- Ну, что? – непонятно спросил он.

Женщина очень устало и безнадежно махнула рукой.

- Да где уж там… и слушать не стал.

Парень заметно помрачнел.

- Говорил же я тебе, мамка… Только унижаться пойдешь.

Мать опустилась на лавку – и вдруг заплакала, по-детски утирая слезы кулаками – а они струились по щекам едва ли не ручьями.

- Как же я без тебя буду, сыночка? Что же я делать стану… Как же ты пойдешь туда, ведь ты же и молод-то еще как….

Парень шагнул к ней, неловко взял за руки.

- Мамк… Ну, перестань. Перестань, ну? Мамк… Ну, может, отведет Бог, еще же не известно ничего.

- Все известно давно, - сквозь слезы с отчаянием проговорила женщина.

Вета ошалело смотрела на это, не понимая абсолютно ничего. А потом повернулась – и встретила такой же растерянный взгляд проснувшегося Патрика. Он несколько секунд смотрел на это все, потом подошел к женщине и, присев рядом, положил руку ей на плечо.