— Сейчас позову своего соседа, опытного лекаря. Благодаря ему в стойбище не болеют ни люди, ни скотина. Он быстро поставит тебя на ноги, — ободрил коллекционера старик. — Может быть, обойдёмся без лекаря? — в страхе попросил Мансур, понимая, что ему грозит такое же лечение, как и козам.

— Не следует отказываться от помощи. В противном случае вам придется кочевать с племенем далеко на север, к Бурайде.

Гарман был в смятении — он вовсе не хотел бродить по пустыне, опекая сына шейха и наслаждаясь обществом безобидных, но довольно скучных бедуинов. Проблема с мотоциклом казалась неразрешимой. Рассчитывать на помощь кочевников не приходилось: машина была слишком тяжёлой, чтобы таскать её волоком по пескам. Неисправный Мото Гуччи в пустыне оставался всего лишь грудой бесполезного металла. Зейна привела лекаря, немолодого худого бедуина в ажурной шапочке, с длинными руками и пронзительным взглядом заклинателя змей. Ощупав ногу Мансура, он растёр в миске несколько комков голубоватой глины, разорвал кусок ткани на полосы и велел принести несколько деревянных лопаток для помешивания угля. Закрепив ногу коллекционера между деревянными поверхностями, лекарь туго намотал на нее тряпки, смоченные в глиняном растворе, и велел высушить повязку. По мнению лекаря, уже через несколько дней на ногу можно будет наступать, но хромота исчезнет чуть позже. Тем временем юный чеканщик, которому перспектива блужданий с бедуинами категорически не нравилась, развил бурную деятельность по снятию бензобака с рамы. Ему удалось раздобыть у Язида щипцы и заострённый металлический прут. Используя кинжал и инструмент для чеканки, он принялся за дело.

Вернувшись в шатёр поздно вечером, Гарман застал грустного, лежащего в одиночестве Мансура, задумчиво рассматривающего небо через отверстие в потолке.

— Что ты делаешь с мотоциклом?

— Пытаюсь снять бак, — ответил юноша. — С одной стороны почти открутил гайку, правда, обратно она уже не встанет.

— Только всё переломаешь, — проворчал Мансур. — Нечего там уже ломать. Всё равно придётся бросить твой Мото Гуччи здесь.

— Мы его спрячем, и я потом сюда вернусь! — упорствовал огорчённый коллекционер. — Конечно. Через пару месяцев, — раздосадованный юноша не церемонился со спутником. — Ты как хочешь, но я попытаюсь сделать всё от меня зависящее, чтобы поставить твою бесценную железку на ход.

Утром Гарман вышел из шатра почти одновременно с Зейной. Она собиралась на пастбища — Мансура нужно было поить верблюжьим молоком дважды в день. Получив разрешение проводить девушку к озеру, юноша с интересом слушал её рассказы о кочевье. Небольшое селение было образовано родственными семьями. При редких остановках в оазисах и перекочёвках хамула^[23], община из нескольких десятков человек, распределяла обязанности.

Одна группа мужчин патрулировала округу, другая занималась торговлей, перегоняя верблюдов и лошадей на близлежащие рынки, третья пасла коз и овец, присматривала за семьями. Путешественники стали гостями Язида, поскольку в его шатре оставалось много места. Кроме того, не во всех палатках присутствовали мужчины, чтобы достойно принять гостей и ухаживать за немощным Мансуром.

Оазис, где сейчас стояло кочевье, располагался у озера, которое являлось чем-то вроде узкого рва в каменной расщелине — со стороны валунов водоем наполнял небольшой ручей. Когда источник иссякал, хамула уходила к следующему оазису. Профессиональный интерес Гармана вызвали украшения девушки:

— У тебя красивые серьги и колье. Тонкая работа.

— От бабушки досталось, а ей передала украшения родня.

— Позволишь взглянуть поближе?

— На, посмотри, — Зейна сняла серьгу и протянула юноше.

Серебряная серьга состояла из двух половинок, расположенных вогнутой стороной внутрь. Изделие удивляло точёным изгибом, ажурной двусторонней чеканкой по контуру, ассиметричным геометрическим орнаментом. Гарман едва бы смог повторить мелкий рисунок без специальной глазной лупы и особых приспособлений.

— Особенные украшения, как у настоящей царицы, — вернул серьгу юноша. — Я чеканщик, работал в основном с медью и бронзой, а вот с серебром дело имел редко.

— Мне нравятся старинные вещи. У нас есть старая посуда, с орнаментами и цветной эмалью, мы ею не пользуемся, но возим собой.

— Покажешь? — разговаривая с красивой бедуинкой, юноша смущался, не зная, как правильно поддерживать беседу.

— Обязательно, — с кокетливой улыбкой ответила Зейна и, оставив юношу, направилась к пастбищу.

На исходе дня селение уже не казалось безлюдным, то и дело между шатрами сновали женщины в цветастых нарядах, повсюду бегали дети разного возраста. С наступлением темноты мужчины возвращались домой, у палаток прибавилось лошадей и верблюдов. Тем временем, в доме Язида назревал конфликт — Мансур наотрез отказывался пить свежее верблюжье молоко.

Старик с пришедшей ему на помощь матерью Зейны убеждали больного, что указания лекаря нужно выполнять. В конце концов, недовольный сын шейха выпил молоко и обиженно повернулся ко всем спиной. Местный лекарь принёс гостю две палки с привязанными посередине ручками, чтобы больной начинал ходить. Нужно было готовиться к дальней дороге вместе с кочевьем.

Вечером Гарман напомнил девушке о старинной посуде. С молчаливого согласия деда Зейна принесла с женской половины глубокие блюда, поднос, кофейник и несколько медных тарелок. Юноша с интересом принялся изучать редкую чеканку, восхищаясь удивительной чёткостью линий и повторяемостью орнамента. По контуру подноса на кончиках отчеканенных веток растений неизвестный чеканщик разместил выпуклые плоды из эмали темно-фиолетового цвета и изящные листья, залитые зеленоватой смолой. Мутный блеск потемневшего от времени серебра завораживал. Не было сомнений, Гарман держал в руках ценные изделия, созданные истинными мастерами прошлых веков. Язид послал внучку за большим семизаром с отломанной ножкой, рассчитывая, что юноша прочтёт непонятную надпись на нём. Гарман взялся осматривать большую округлую ёмкость из красной меди, чем-то напоминающую самовар, но без ручек по бокам. Внезапно ему в голову пришла идея:

— Уважаемый Язид, могу ли я использовать эту вещь для починки мотоцикла?

— Поясни, что ты имеешь в виду? Останется ли семизар в целости? — насторожился старик и тут же добавил: — Это очень ценная семейная реликвия, я должен сохранить её для потомков.

Заслышав базарные интонации в голосе старика, к беседе немедленно подключился Мансур. Повернувшись к присутствующим, он попросил передать ему в руки сосуд. Бросая вопросительные взгляды на спутника и задумчивые на хозяина шатра, он деловито и неторопливо принялся рассматривать семизар.

— Гарман, зачем тебе этот медный котёл, да к тому же с вмятиной на боку и выломанной ножкой?

— Он нужен для починки бензобака. Я знаю, как это сделать! — осекшись под суровым взглядом коллекционера, юноша пожал плечами и тихо продолжил: — Конечно, если получится и уважаемый хозяин позволит.

Бесхитростный заратуштриец даже не мог предположить, какие последствия будут иметь произнесённые им во всеуслышание слова, будучи совершенно неопытным человеком в имущественных вопросах. На мгновение в шатре воцарилась тревожная тишина.

— Уважаемый Язид, — громким хорошо поставленным голосом произнес Мансур, — Позвольте, я получу объяснения моего спутника по поводу возможного ремонта мотоцикла. После этого я буду готов обстоятельно обсудить с вами сделку, как принято у нас в Саудии. Гарман многих вещей не знает, ему это простительно по молодости. Старик понимающе кивнул, занявшись чисткой очага и приготовлениями к ужину. Чувствуя вину за то, что сказал лишнее, парень придвинулся ближе к коллекционеру. Перед собой он увидел не болеющего и изможденного пустыней путника, а прожжённого торговца с серьезным выражением лица и пронзительным взглядом опытного дельца.

— Быстро говори, что задумал, — прошипел Мансур. — Мне нужно знать, как вести торг за эту медную банку.