Поначалуты кричал и ругался, когда ранил руки и ломал ногти об ободы и тарелки, но будьты проклят, если б бросил это, ведь в конце концов ты смог. «Фишка не просто втом, чтобы играть руками, — скажешь ты позже, когда все соберутся вокруг, чтобырасспросить тебя об этом. — Из барабанов извлекается приятный тихий звук,которого невозможно достичь палочками. Сначала рукам больно, но потом кожастановится грубее». В итоге ты так привык играть на барабанах руками, что тебестало казаться, что ты руками ты можешь бить по ним сильнее, чем палочками. Иты мог, ты, черт возьми, мог.

Кокончанию школы ты настолько укрепился в своем решении стать ударником, чтосказал: «Я бы играл просто так, без вознаграждения. На самом деле, долгое времяя так и делал. Но мои родители поддерживали меня». А ты поддерживал их,присоединившись к семейному бизнесу как ученик плотника. Укладка кирпичей итаскание носилок сделали тебя физически крепким, но проклятый подъем на работув шесть утра едва не убил тебя, особенно когда ты начал выступать с группами вместных пабах, просыпаясь на работу на следующее утро еще пьяным. Но музыкастановилась даже более важной, чем крикет. Однажды ты проехал на велосипедечертовы сорок восемь миль, чтобы увидеть Скриминг Лорда Сатча и взять у негоавтограф. И начал собирать собственную коллекцию пластинок. Не то чтобы ты былразборчив, нет. Johny Kidd & The Pirates были ничего, так же, как TheHollies и The Graham Bond Organisation, чей ударник, Джинджер Бейкер, нравилсятебе больше, чем кто-либо со времен Джина Крупы. На твой взгляд, Джинджер былответственен за те же вещи в роке, что Крупа — в джазе. «Джинджер был первым,кто выступал с этой «новой» позиции — что ударник может быть ведущим врок-группе, а не кем-то покинутым и забытым на заднем фоне».

Тыособо не думал об этом, но постоянно учился, постоянно держал глаза и ушиоткрытыми, даже когда бывал пьян. Когда тебе было семнадцать, ты увидел DennyLane & The Diplomats. Их ударник, Бив Бивэн, был неплохим малым примернотвоего возраста. Иногда во время выступлений он разрешал тебе сидеть рядом,просто наблюдая за его действиями и смотря, не сыграет ли он чего-то такого,что можно будет утащить у него. Американские соул и R&B тоже были хороши,особенно когда ты добился того глубокого, открытого звука ударных, которыйотличал все эти записи. Как ты полагал, фишка была в том, чтобы приложить рукик самым большим барабанам, какие только были, без всех этих бабских сурдин ишумоглушителей, и просто колотить по ним, бить их, как кирпичи. По твоим жесловам, ты был непоколебим в своем желании «получить этот звук».

Прошлонемного времени, и ты наконец свалил из пабов, получив первый настоящий шанс втак называемой Сети Мамаши Рейган — The Oldhill Plaza, The Handsworth Plaza,The Gary Owen club, The Birmingham Cavern и прочих подобных местах, — играя вгруппах вроде Terry Webb & The Spiders, The Nicky James Movement,Locomotive и A Way of Life. Ты даже недолго стучал для The Senators и долженбыл участвовать в записи трека ‘She’s A Mod’, который завершал сборник Brum Beat.Был 1964 год, тебе было шестнадцать, и если не это сделало тебя настоящимударником, то ты не знал, что же, черт возьми, сделало, дружище...

«Робертсказал, что я должен принять его предложение и посмотреть этого парня, которыйработал тогда с Тимом Роузом, — воспоминал Джимми Пейдж. — Я собирался сначаланайти певца, а затем сплотить их. Но когда я услышал Джона Бонэма — хотя инамного менее опытного в сравнении с тем, каким он всем известен теперь, — вего игре сразу чувствовалась эта вдохновляющая энергия. А я привык к ударникам,которые были [очень хороши], еще со времен игры с Neil Christian & TheCrusaders. Я хочу сказать, он был едва ли не лучшим ударником в Лондоне. Он былспециалистом по ударным и вел себя очень, очень живо за установкой,прекрасно владел игрой на басовом барабане и всем таким. А я привык ко всемуэтому, ведь в студиях был Бобби Грэм, который играл на всех сессиях Kinks иDave Clark Five. Бобби тоже был настоящим ударником-хулиганом. Поэтому я привыкк такому стилю. И я знал, что ударником должен быть тот, у кого есть триосновных качества: поразительный ум за установкой вкупе с силой и страстью. Ноя никогда не видел никого, кто был бы похож на Бонзо». Как только Джимми увиделего игру, «это было оно, прямо оно. Я знал, что он будет идеален». Не толькоиз-за тех штук, которые он про себя называл «хулиганскими», но и из-за «этогоощущения использования динамики, света и тени. Я знал, что он станет темсамым, что он сможет все это сделать».

Ивсе едва не сорвалось. Бонзо казался настолько незаинтересованным, когда Плантвпервые обсудил это с ним, что певец украдкой стал прощупывать других местныхударников. Одним из них был Мак Пул, старый друг Бонэма, который заменил его вA Way of Life, после того как «Джон провалил слишком много их концертов, играячересчур громко». Пул наткнулся на Планта на концерте Джо Кокера в Бирмингеме,через пару недель после того как певец вернулся из Пэнгборна, и «Робертпредставил мне все в очень упрощенном виде», как рассказал сам Пул. «Он простосказал: „Я тут играю с парнем по имени Джимми Пейдж, мы хотим собрать группу иназвать ее The New Yardbirds — и нам нужен ударник“. Тем самым он вроде какспрашивал, свободен ли я. Так делалось у нас, в Бирмингеме, — сначала надопрощупать человека, не говорить ему сразу: „Хочешь играть в группе?“ Но япросто сказал: „Ну, у меня своя группа, Роб, у нас свой контракт“».

Пули правда недавно основал Hush, которые действительно только что подписаликонтракт. «Я сказал Роберту: „А чем плох Джон?“ Он ответил: „У него тур с ТимомРоузом“. Так и было, и, конечно, Тим Роуз регулярно платил жалование. А в тевремена за любого, кто регулярно платил жалование, стоило держаться. ПотомРоберт сказал: „Ладно, может, я спрошу Фила Бриттла“. Он прямо снимал идеи уменя с языка». Бриттл был еще одним ударником из Бирмингема, который позжедобьется определенной славы в местном масштабе с группой под названием SissyStone. «Он был очень хорошим ударником, — сказал мне Пул в 2005-ом, — а Роберт,конечно, хотел кого-нибудь, кто будет наверняка делать то, что ему сказано, инемного больше, знаете ли. И, возможно, не будет напиваться, ведь, понимаете,Роберт давно знал Джона и подозревал, что работа с ним может быть несколькоопасна». Однако не прошло и двух недель, как Пул снова столкнулся с Плантом — ив этот раз в компании с Бонэмом. «Мы встретились в заведении, где всегдасобирались после концертов, в клубе Cedar. Они были вместе, и я сказал: „О, неговори мне, что он присоединился к твоей новой группе“. И Роберт ответил:„Ага“. Они по-прежнему назывались The New Yardbirds, и я этого сторонился. Ядумал, они собираются вновь надеть жабо и играть ‘Over Under Sideways Down’.Я думал: „Черт возьми, Бонзо там долго не задержится...“»

КогдаДжимми все-таки уговорил его попробовать, Бонзо спросил его, какой звук ударныхему нравится, «и сыграл ему вещь под названием ‘Lonnie on the Move’[Лонни Мака]. Инструментально это вроде ‘Turn on Your Lovelight’, тамбыла действительно суперхулиганская партия ударных, [и] я сказал: „Вот примернотак я и играю“». Бонзо вообще без проблем ухватил то, о чем говорил Джимми. МакПул подчеркивает: «Джон выработал свой собственный стиль задолго до Zeppelin.Поэтому, когда он присоединился к Zeppelin, было несложно: он просто поставилвсю группу перед фактом. Джон всегда был эффектным ударником, он всегдабыл полон решимости стать частью группы. И никто не мог, черт возьми, засунутьего назад и сказать сидеть там смирно, как хороший мальчик, потому что не таковбыл человек, с которым вы имели дело, — он громко рассмеялся. — Даже в юностион был непоколебим в своей решимости быть услышанным!»

Пулпризнает, что возможность выступать с именитым музыкантом калибра Пейджасподвигла Бонэма «ходить по струнке — по крайней мере, сначала. Джимми был тем,кто давал указания». Он рассказывает, как он, Бонэм и будущий ударник Emerson,Lake & Palmer Карл Палмер — еще один местный парень, чей успех былпредопределен, — сидели «в этом котле с оборудованием, вытрясали всю душу изустановки, просто чтобы нас услышали». Появление рок-н-ролла «несомненно,изменило сам способ мышления за ударной установкой. Джон постоянно говорилчто-то вроде: я работал с такой-то группой, и чертов гитарист заглушал меня!После этого, чтобы убедиться, что его басовый барабан слышен, он клал в негометаллизированную бумагу — и можно было выступать. Джон был полон решимости непойти ко дну».