Изменить стиль страницы

Я наблюдала за ней и моим отцом. Я не могла не заметить отцовскую связь, которая зародилась между ними за те несколько дней с их первой встречи на Рождество. Он относился к ней с особой защитой и было заметно, что он был огорчен, что она не позволяла ему взять все в свои руки. Он хотел защитить ее, заслонить ее от этого жестокого мира, сделать то, что ни один мужчина не делал для этого хрупкого белокурого ребенка. Он любил бы ее для меня, восхищался и дорожил бы ею для Джиллиан.

- Я серьезно, - сказал он голосом, который я хорошо помнила еще со своего подросткового возраста. Я улыбнулась. Алек следует поверить, что он действительно серьезен, о чем бы они не говорили.

Она кивнула и приподнявшись на цыпочки, поцеловала его в щеку.

- Позаботься о моей маме и Тори.

Прощание со мной было оставлено напоследок. Алек взяла меня за руку и повела наружу. Джиллиан осталась внутри, наблюдая за нами. Алек забылась в моих руках и я крепко ее обнимала. Я хотела, чтобы мои объятия сказали ей то, что не могли выразить слова. Было так больно обнимать ее и знать, что совсем скоро она будет вдали от меня.

- Пообещай мне кое-что, - прошептала Алек.

- Все что угодно, - мягко ответила я.

Она отступила на шаг и заглянула в мои глаза.

- Обещай, что будешь спать в моей комнате. Мне очень нужна эта картина. Хорошо?

Я улыбнулась ей.

- Твоей бабушке придется вытаскивать меня из этой комнаты лично.

Позади нее показался водитель и открыл заднюю пассажирскую дверь. Алек снова подошла ко мне и поцеловала меня долгим, страстным поцелуем. Затем, с резкостью, которую я понимала, забралась в машину. Стекла были затемнены и я не могла видеть ее лица, но я все равно махала ей вслед, зная, что она смотрит на меня. Я стояла в темноте и холоде и смотрела на дорогу до тех пор, пока красные огни фар «ягуара» не исчезли в темноте.

ГЛАВА 15

Отъезд Алек стал началом нашего собственного дежурства, возле телевизора. Мы смотрели только CNN. Другие члены семьи приходили и уходили, но мы с Джиллиан оставались в библиотеке. Мы не хотели пропустить момента увидеть Алек хотя бы краешком глаза.

Каким-то чудом Посол США сделал так, что Алек удалось покинуть страну без единой камеры, снимающей это событие. Я была рада, что у нее было хоть несколько последних часов спокойствия, ведь следующие несколько дней будут особенно трудными. Нам повезет, если мы увидим ее по телевизору хоть несколько раз. Хоть я и ненавидела тот факт, что журналисты вторгались в частную жизнь Алек, сейчас мне это было нужно как воздух. Единственная надежда увидеть ее и знать, что она жива и в порядке, была через их камеры.

Прибытие Алек в Даллес, международный аэропорт Вашингтона, было совсем не таким, как спокойный вылет из Англии. Операторы засняли несколько членов семьи Брент, которые ожидали ее в загороженном углу. Алек, голос за кадром называл ее «Келлен Брент», была первой спустившейся с трапа самолета. Она показалась в сопровождении серьезных молодых людей в голубых джинсах и куртках «пилот». Я решила, что они были работниками Патрика. Джиллиан выпрямилась и по очереди дотронулась до изображения каждого из мужчин, окружающих ее дочь.

- Это внучатые племянники Патрика, - сказала она. - Это Брент Кендерсон. Он работает в администрации Патрика.

Затем, ее пальцы пробежались по лицу, которое я, к своему удивлению, сразу же узнала.

- Это Брайан Кендерсон.

- Актер, - закончила я за нее. Он был актером второго плана, но уже хорошо известным.

Джиллиан кивнула.

- Эмили была беременна им, когда умер Брайан.

Она прикоснулась к третьему мужчине.

- Дэниел Брент. Он работает в компании Брент.

Я поежилась, когда толпа журналистов ринулась вперед. Мускулистые сопровождающие Алек образовали вокруг нее защитное кольцо. Возле них появились полицейские в форме и в окружении вспышек камер и летящих со всех строн вопросов, они быстро исчезли в черном лимузине. Когда автомобиль подъехал к больнице, камеры уже ждали их там. Алек выглядела мрачной и уставшей, когда она быстро прошмыгнула в больницу.

Следующие два часа, канал вновь и вновь проигрывал те несколько моментов с Алек, которые им удалось заснять, повторяя, что состояние Патрика оставалось неизменным. Джиллиан тихо посвящала меня в иерархию «семьи Брент», собравшуюся возле их падшего лидера. В то время как Брайан был единственным сыном Патрика, у его брата также был сын, а у сестры сын и две дочери. Его мать давно умерла, а 97-летнему отцу не стали сообщать о критическом состоянии сына. Алек была единственной девочкой в третьем поколении семьи Брент. Другой мальчик - Пол Брент-третий, также работал в компании Брент. Джиллиан подтвердила мои подозрения, что младшее поколение Брент никогда не посвящали в то, что Келлен была жива.

- Она выглядит ужасно истощенной, - сказал Джиллиан, ее голос был наполнен болью.

Мы наблюдали как Алек, с тяжело опирающейся на нее Селестой, покинули больницу поздно вечером. Казалось, она не замечала камер. Она остановилась, когда какая-то женщина, как сообщила Джиллиан - ее тетя Эрин, опустила руку на ее плечо. Они тихо разговаривали, пока их снимала камера и мы с Джиллиан наблюдали за Алек. Она все еще была в голубых джинсах и свитере, в которых уехала из Англии много часов назад.

Темные глаза пробежали по камерам, когда Алек повернулась, чтобы сказать что-то своей бабушке. Камера начала снимать ее крупный план. Она мягко разговаривала с женщиной с поразительно царственной осанкой. Селеста кивнула и Алек приняла краткое объятие своей тети. Семья расселась по нескольким одинаково черным лимузинам. Камера следила за Алек и Селестой, усаживающихся в первый автомобиль. Алек помогла сесть своей бабушке, а затем забралась внутрь и сама.

Пока Патрик оставался в том же состоянии, новости о нем стали перемежаться историей об невероятном открытии, что Алек Чейзн на самом деле была Келлен Брент. Вскоре нам стали демонстрировать черно-белые кадры того рождественского утра. Джиллиан казалась совсем молодой на этих мрачных фотографиях, и очень похожей на Алек, какой та была сейчас. Молодой, полный сил и кажущийся убитым горем Патрик Брент быстро занял главную сцену. Селеста Брент была только фигурой мужественно стоящей позади своего мужа.

Джиллиан молчала, когда самый ужасный момент ее жизни снова проигрывался перед ее глазами на экране. Вот она возвращается из Англии. Темные очки скрывали и ее заплаканные глаза и синяки, оставленные на ней мужем в ту ночь. Вот она на его могиле, одетая в траурное черное одеяние, чтобы сыграть роль горюющей вдовы. Затем показали кадр, который стал одним из запоминающихся и часто тиражирующихся снимков Джиллиан и того дня. Камеры засняли Джиллиан, берущую белую розу с гроба Брайана, по ее щеке текла слеза.

- Патрик сказал мне сделать это. Он знал как поставить хорошую сцену, - горько заметила Джиллиан. Она ничего не добавила, а я не хотела знать, было ли правдой то, что роза, которую она взяла с могилы своего мужа, была два дня спустя похоронена с их дочерью.

Мы с неохотой отправились спать, когда поняли, что ничего нового больше не покажут. Я ужасно устала смотреть одни и те же кадры Алек и слушать как каждый репортер называет ее «Келлен». Ее звали Алек. Последним кадром Алек было то, как она исчезла в черном лимузине.

Джиллиан проводила меня наверх, в спальню. Она провела там несколько минут со мной, показывая ванную и объясняя как пользоваться термоконтролем, прежде чем покинуть меня и присоединиться к своему мужу. Кто-то уже принес мой багаж наверх. Быстро приняв душ, я стала рассматривать спальню, в которой Келлен Брент выросла в Алек Чейзн.

Комната была намного меньше,чем ее детская в Виндчейзе. Кровать была расположена в нише и застелена покрывалом в бело-голубую клетку. Обе стены ниши были полками, заставленными книгами в мягком переплете. Окно было залито лунным светом. Остальное место в комнате занимали большой двустворчатый шкаф и деревянный письменный стол и такого же тона стул с высокой прямой спинкой. Дом был огромен и я была уверена, что в нем встречались ванные гораздо больше этой комнаты. Я внимательно оглядывала комнату – темные деревянные стены и бело-голубые ковры, лежащие на паркете – и думала, почему Алек дали именно эту комнату. Мой взгляд упал на окно. Я знала, что мы были на побережье. Я знала, хотя не могла видеть этого в темноте, что окно выходило на воду. Алек не могла жить без вида на океан.