Как правило, с теми, кому нужно общество без общения.
- Прячешься?
Таиться не было смысла, Йен услышал меня задолго до моего появления на крыше. И если не сбежал еще, то на разговор настроен.
- Даже если я упаду, ничего не случится, - он всякий раз это повторяет, а я отвечаю, что все равно нервничаю.
- Он еще сердится? - Йен отложил пяльцы, собрал разноцветные ниточки, прилипшие к рубашке и все-таки сполз со стены.
Рыжий. Долговязый, уже с меня ростом. По щенячьи нескладный. Смешной. Ему тринадцать, и Йену кажется, что это - умопомрачительно много. Во всяком случае, достаточно, чтобы с ним считались.
- Я все равно скоро уеду...
Носом шмыгнул и насупился.
- А ты хочешь?
Не хочет. Несмотря на кажущуюся взрослость, он ребенок, которого в очередной раз высылают из дому. И пусть бы с Гартом он ладит куда лучше, чем с отцом, Йен все равно переживает.
- Ты можешь остаться. Гарт поймет и...
- Я ведь должен, - Йен позволил себя обнять. - Я же знаю, что должен и... и он опять разочаруется. Он никогда не говорит, что разочаровывается, но я же все понимаю...
Ссора двух интровертов страшна торжественным молчанием и показательным игнорированием друг друга. Ее как бы нет, этой ссоры. Есть взаимная вежливость в случаях, когда не избежать встречи, и взгляды исподтишка. Мрачный Кайя, который бродит из угла в угол, мысленно доказывая себе, что он-то прав. И не менее мрачный Йен, сбегающий в очередное секретное место.
И Настасья, которая пользуется моментом и подсовывает дорогому брату очередное рукоделие. У него ведь лучше получается, тем более что Йена рукоделие успокаивает, а у нее на крестики-бисеринки терпения не хватает. Вообще кто сказал, что она хочет быть леди?
Леди - это Шанталь. А у Настасьи - иное жизненное предназначение...
- Ты же знаешь, что Кайя тебя любит.
Знает. Но ему все равно обидно, пусть и по инерции.
- Он просто хочет, чтобы ты умел себя защитить...
...и порой завышает требования. И злится. И потом расстраивается, переживает, а мириться не умеет. Они похожи друг на друга больше, чем хотят думать.
- Я опять веду себя как ребенок? - Йен хмурится.
- Скорее как подросток. Но до Настасьи тебе далеко... разбаловали вы ее. Все и сразу.
- Ну ма-а-ам... она же хорошая.
- Я и не говорю, что плохая.
Только вот игра в рыцаря несколько затянулась. И моя дочь, которая на полголовы выше Йена и на голову - Брайана, куда охотней примеряет доспехи, нежели наряды. А я понимаю, что Настасья - особенная. Младшая ветвь. Пусть бы и не протектор, но всяко сильнее любого человека. От мужчины это бы стерпели. А вот женщина...
...мир не настолько сильно изменился.
И десять лет, в сущности, пустяк.
Какими они были?
Разными. Редко - беспечными. Всегда неспокойными.
Был Город, возродившийся из пепла, сменивший обличье согласно новому плану. И та безумная весна, когда Кайя должен был находиться везде и сразу: только так он мог быть уверен, что зерно, предназначенное для посева, именно на посевы и будет использовано.
Не менее сумасшедшее лето с первыми ласточками судебных тяжб, жалоб и прошений, разбор которых как-то незаметно стал моей работой.
Молчаливое противостояние северян, которые из союзников превратились в соперников. Свободных земель всяко меньше, чем тех, кто претендует на эти земли.
...новые законы, вызвавшие глухое недовольство, причем у всех. Женщины получают право владеть имуществом? Наследовать? Помилуйте, какой в этом прок?
...бунт мастеров, которые желали возродить Гильдии. И открытие ремесленных училищ под патронажем Кайя. И первый университет, пусть бы и учителей пришлось приглашать из соседних протекторатов.
...посольский приказ, возродившийся на старом месте. Госпиталь. Сиротские приюты и школы, где разрешено было обучаться и девочкам.
...пиратские набеги, разбойники и бубонная чума, пришедшая с Юга...
...и другая, что рядилась в одежды праведников, бродила по тропам, убеждая приносить жертвы войне. С ней справиться было куда как сложнее.
Была болезнь Йена, ожидаемая, но все равно жуткая в своей неизбежности. Трехдневная горячка и ощущение полного бессилия. Кайя все три дня носил сына на руках. Настя температурила за компанию. А Брайан, не зная, что предпринять, влез в драку, после которой неделю пластом лежал. И шрам на щеке остался доброй памятью...
А потом появилась новая проблема - сила, с которой Йен не в состоянии был справиться, точнее не совсем понимал, зачем справляться, пока однажды не сломал Брайану руку. Тогда он впервые почувствовал всплеск боли другого человека, родного человека, и перепугался. Он месяц ходил хвостом за Кайя. А Брайан не мог понять, в чем виноват, почему Йен отказывается с ним играть. Рука-то зажила быстро.
Дети не должны так быстро становиться взрослыми, но Йену пришлось.
Он слишком любил друга, чтобы позволить причинять ему боль.
Был отъезд этой пары и недельная Настасьина истерика, которая закончилась полной капитуляцией моего мужа. Он и так ей ни в чем отказать не мог... хочет рыцарем быть? Пожалуйста.
Кайя надеялся, что наша дочь передумает?
Как бы не так...
Она ведь твердо решила.
Была неудачная беременность Тиссы, и Урфин, поседевший за сутки, когда решалось, выживет ли она. Ласточкино гнездо могло многое, но... по-моему, именно он уговорил свою девочку вернуться.
И это горе лишь прочней связало их.
А еще через два года Тисса, упрямейшее создание, родила-таки мальчишку. Она ведь здорова... она немного соврала, конечно, но только чтобы муж не волновался. И вообще, он сам научил ее плохому...
...ей просто жизненно необходим был мальчик.
Беленький.
И факт беременности она скрывала до последнего. Кажется, от этой новости Урфин дар речи потерял.
Был шок у Йена, узнавшего, что он не мой родной сын. Кайя ему рассказал сам, полагаю, настолько честно, насколько это возможно. И слава всем богам, что Йен уже был способен слышать, он знал, что я люблю его, но все равно ходил следом, смотрел несчастными глазами, словно ждал, что вот-вот прогоню.
И мне было страшно - вдруг я сделаю что-то не так и случайно оттолкну рыжего Лиса.
Настасья обозвала братца дураком и отвесила подзатыльник. Ушибла руку и расплакалась.
Как ни странно, но сработало...
Был Магнус, который тоже семья. И его упрямое стремление держаться в стороне. Он закрылся в Кривой башне, и Кайя не мешал. Они с Урфиным пытались наносить визиты, но... как переупрямить того, кто решил сам себя наказать? А вот дети устраивали в Башню набеги. Для них дедушка - это лишь дедушка, который веселый и слишком больной, чтобы выходить из комнаты. И ни Кайя, ни я, ни Урфин никогда не расскажем им о той ошибке.
Было всякое. Но каждый раз я знала, за что дерусь и что пытаюсь сохранить.
Семью. Пеструю. Странную. Нарушающую все каноны, но мою...
И скоро ее станет немного больше.
- Папа еще не заметил? - Йен отлип-таки от меня, вспомнив, что он взрослый, самостоятельный и уже почти рыцарь.
- Нет. Йен, ты...
- Я рад. И я знаю, что еще лет через десять мне придется уехать. Наверное, я Фризию возьму. Там интересно... и рядом. Мы сможем встречаться на границе.
Иногда этот ребенок был совсем не ребенком.
- Так правильно, мама. Я ведь буду взрослым, а папа - еще не старым. И вместе нам будет тесно. А я не хочу ждать, когда он ослабеет... я хочу, чтобы он всегда был сильным. Гарт, когда отца навещает, возвращается грустным. И пусть я лучше буду видеть вас раз в год, чем вот так же.
Рыжий не по годам мудрый лис.
- А ты не говори. Пусть сам заметит.
Ну да, Кайя у нас сильный. Только до чувствительности Йена ему далеко.