Поджала напомаженные губы, но возражать не посмела.

   Значит, не совсем еще чувство края потеряно.

   - Во-первых, касаемо этого твоего вида. Ты похожа на девку из борделя. Дорогого, конечно, но все же борделя.

   Вспыхнула.

   - Только в борделе девица твоего возраста может притворяться взрослой. Да и красный цвет в домах терпимости считается нарядным.

   - Я взрослая! - Долэг сжала кулачки и добавила чуть тише. - Скоро буду.

   - Лет через пять-шесть, не раньше. А то и позже.

   Не нравится? Ничего, это только начало.

   - Ты будешь взрослой, когда я тебе это разрешу. Ты умоешься. И волосы вернешь в нормальное их состояние. Далее, я не желаю больше видеть это платье. Более того, я лично проверю весь твой гардероб и уберу то, что сочту неподходящим.

   - По какому праву?

   - По праву твоего опекуна, - Урфин разжал кулак и пошевелил пальцами, пытаясь избавиться от онемения. - Своим видом ты позоришь меня и сестру.

   - Это она нажаловалась?

   Взрослая детская обида с выпяченной губой и насупленными бровями.

   - Я сам достаточно услышал. И увидел.

   Молчит. Сопит. И наверняка решает все сделать по-своему, потом, когда Урфин позабудет о решении. Интересно, она себя считает настолько умной или же его - старым идиотом, не способным удержать в памяти собственные же решения?

   Девочка забыла, кто оплачивает ее игрушки. А портниха показалась Урфину женщиной вменяемой.

   - Во-вторых, твое поведение. Мне не нравится то, как ты позволяешь себе разговаривать с Тиссой. С учителями. С прислугой. Мне неоднократно жаловались, что ты стала непозволительно груба. Скажи, куда подевалась девочка, которая хотела учиться?

   - Я учусь.

   - Чему?

   Взгляд в окно. Ресницы дрожат. Губы поджаты. И все еще упрямо цепляется за веру в собственную правоту. Из принципа.

   - Я... Шарлотта говорит, что красивой женщине нужно знать, как одеваться и как себя вести.

   - Мы выяснили, что одеваться ты не умеешь, а ведешь себя отвратительно. Дальше.

   - Что не так?! - она все-таки вспылила. - Что тебе не нравится?!

   - Вам, - поправил Урфин.

   - Я все делаю, чтобы... чтобы...

   - Чтобы выйти замуж.

   Она кивнула и смахнула слезинку с начерненных ресниц.

   - Выйдешь когда-нибудь... сейчас, извини, в моем окружении нет людей, которых я бы настолько ненавидел, чтобы предложить тебя в жены.

   ...не говоря уже о том, что в двенадцать все-таки рановато. Не ее пороть надо, точнее, не только ее.

   - Я... Я же красивая!

   - Возможно, когда-нибудь станешь. Но и что с того? Давай посмотрим, что ты можешь предложить помимо внешности. Характер? Ты упряма, строптива и избалованна. Безответственна. Эгоистична. Ты думаешь исключительно о себе, а чужие проблемы, пусть даже близких людей, тебя раздражают. Они ведь отвлекают тебя от исключительно важных занятий.

   - Я не такая!

   Мышцы левой ноги подергивало: Урфин сегодня пересидел за столом. И надо бы позу сменить или хотя бы пройтись, но позже. Уже недолго осталось.

   - Я чего-то недопонял? Ты мила, послушна и с радостью помогаешь сестре, когда она просит о помощи? И быть может, тебя и просить не надо? Сама готова? Нет? Тогда разочарую, ты именно такая, как я сказал. А все остальное - это воображение. Идем дальше. Характер у тебя отвратительный. Тогда, быть может, ты исключительно умна? Или талантлива? Учителя говорили, что у тебя есть задатки, но твоя лень их губит.

   Слезы по пудре, сморщенный носик. Губы кривятся, чтобы хоть как-то сдержать рыдания. Ничего. Сейчас больно, но потом пройдет. Все еще можно исправить. Пока - еще можно.

   - Не буду врать, что внешность не имеет значения. Изначально - имеет, но одной красоты недостаточно.

   Все-таки нехорошо бить маленьких девочек. Но иногда - нужно.

   После ухода Долэг у него оставалось с полчаса, как раз хватило, чтобы выбраться из-за стола и дойти до двери. Каждый шаг отдавался мучительной болью в пояснице. И Урфин, пользуясь тем, что в кои-то веки один, тихо матерился.

   Становилось легче.

   Он даже присел, вцепившись в подлокотник кресла. И поднялся. На второй раз не хватит, во всяком случае, в ближайшее время.

   Урфин надеялся, что был услышан. Ему очень не хотелось применять более жесткие меры... и так Тисса огорчиться.

   На Шарлотте тоже было красное платье. Не замок, а бордель высшей категории. И нынешний вырез куда как смелый, грудь как на выставке, благо, здесь имеется, что выставить.

   Белая. Напудренная. И мушка-ромашка на левой присела.

   - Вы простудиться не боитесь? - поинтересовался Урфин, переводя взгляд на пресс-папье. С этой дуры хватит принять его любопытство за нечто большее. Слух пустит... и постарается, чтобы до Тиссы дошел.

   - О нет! Здесь так хорошо! Никаких сквозняков! - Шарлотта говорила короткими фразами и с придыханием. - Я так бесконечно рада, что вы... уже совсем здоровы.

   Скорее уж удивлена, и не сказать, чтобы приятно. Нет, она не испытывает по отношению к Урфину неприязни, но кому нравится ошибаться в прогнозах?

   Впрочем, сейчас она почти простила ему такое бессердечие.

   - Я тоже рад.

   По ней легко читать ее историю. Третья дочь из пяти, семья не особо богата, не слишком знатна, и, пожалуй, брак с Седриком - величайшая ее удача. Так она думала прежде. И мужа, пожалуй, любила. Вот только в доме Деграса и без Шарлотты хватало женщин, которые полагали, будто стоят выше нее.

   Шарлотта терпела.

   И однажды была вознаграждена. Ласточкино гнездо не принадлежит Седрику, но здесь он - почти хозяин. С ним считаются. Слушают. И Шарлотте впервые за многие годы не указывают на ее место.

   Напротив, она почти первая... или даже первая, ведь Тиссе не интересны их женские игры.

   И чем больше свободы, тем сильнее кружится голова. Где уж тут соблюдать границы...

   - Вы догадываетесь, зачем я вас пригласил?

   Нервный вздох. И взгляд из-под ресниц...

   - Я... готова служить Вашей Светлости.

   И ведь и вправду, появись у Урфина престранное желание заполучить эту женщину в постель, она согласится. Уже согласилась, мысленно найдя себе десяток оправданий. Отсюда и платье это, готовое в любой момент упасть к ногам. И душное облако ароматной воды. И томность движений... взгляд скользит к кушетке.

   Да, она появилась в кабинете недавно. И Урфин сам мечтает о том, чтобы использовать кушетку по прямому назначению - спина, несмотря на поддержку корсета, разнылась.

   - Я рад это слышать, - он попытался улыбнуться, чувствуя, как левую половину лица сводит судорогой. - В таком случае, вам не составит труда сменить это платье на... какое-нибудь попроще. Кухня - не самое чистое место.

   - Кухня?

   - Кухня, - подтвердил Урфин. - Вы отправитесь туда.

   - Зачем?

   - Мужу обед готовить.

   Шарлотта открыла рот. И закрыла.

   - И потом ужин. Завтрак опять же... в ближайший месяц Седрик ест лишь то, что готовите ему вы. И не приведи Ушедший, он хотя бы раз останется голодным.

   Седрика было по-человечески жаль, но ему самому следовало заняться воспитанием супруги. В конце концов, кухарки помогут. Глядишь, и не отравится.

   - Но...

   - Но если вас что-то не устраивает, то, полагаю, в доме Деграса с радостью примут вас и ваших детей.

   - Вы меня отошлете?

   - Именно. Вы забылись, Шарлотта. Это случается. И я, быть может, закрыл бы глаза, поскольку чужие семейные проблемы - не моего ума дело, но мне не нравится то, как вы влияете на Долэг. Поэтому вы либо исправляете ситуацию, либо покидаете Ласточкино гнездо...

   К счастью, Шарлотта была достаточно взрослой, чтобы дополнительные разъяснения не потребовались. И без слез обошлось...

   ...точнее, Урфин предполагал, что слезы будут, но с ними пусть Седрик разбирается. Ему не впервой.