— Ну, если вам это удобно? Я только «за»!

— Отлично! — довольный, что одним вопросом на сегодня стало меньше, ответил Ярик и переключился на дорогу, прыгая из полосы в полосу.

— Вы в универе давно не были? — спросил Егор. — Я в понедельник был. Ну, там по диплому перетереть нужно было с Семенычем. Куда он гонит только? Еще только апрель, уже что-то хочет видеть.

— Это он да. Реактивный, — ответил Авдей.

— Ну, короче, до меня там у него еще Тамилка была. Ушатала разговорами Семеныча. Поэтому я еще легко отстрелялся. Базилио встретил. Перекусили с ним в столовке. Он, короче, жалуется, что его не включили к нам в группу.

— В смысле к нам? А… ну, их же Европу закрыли, — вспомнил Авдей. — А почему не взяли?

— Он точно так и не знает. Селиван Николаевич, к нему в итоге Василия записали, говорит, что, мол, распределили, кто как в первые списки подавался. Потом не меняли. Савелий Ильич кивает на Натана. Натан на Семеныча. Говорит, Семеныч непонятный какой-то.

— А Ильич-то здесь при каком монастыре? Он что ли группы сводит? — удивился Ярик.

— Наверное. Он же окончательно списки утверждает, — ответил Авдей.

— Что ему Натан принесет, то он и утверждает, — возразил Егор, — Короче, я тоже не знаю. Василий жалуется, что Семеныч от ответов уходит, да и остальные: Натан, Авдей, Тамилка, Киоск, все в общем, с кем он встречался.

— Ну, я, если что, от тебя только об этом и услышал, — теперь удивился Авдей. — А интересно, ему какая разница? Все равно же не Европа уже?

— Потом я у Семеныча был, — продолжил Егор. — Говорю, мол, Василий жалуется, Вы не берете к себе и избегаете ответов.

— А Семеныч че? — Авдею ситуация становилась очень интересной.

— Да он че?! У него уже перед глазами таких как мы прошло сколько?! Он говорит, что, мол, если люди уходят от ответов, то это неспроста. Возможно, что-то не то с вопросами.

— Даа. Семеныч, заковыристый землекоп! Видимо, знает, о чем говорит. Хотя, возможно, что-то не то с теми, кто задает эти вопросы, — развил тему Авдей.

— Ну, как бы там ни было… А как у вас дела? — обратился Егор к Ярику. — Тамилка говорит, вы Глеба в сад отдали.

— Ой. Не говори, — ответил Ярик. — Наконец-то! Ноннка прям снова деловая стала. Восстанавливаться надумала.

— Серьезно? С осени? — уточнил Егор.

— А вот как раз сейчас сам спросишь. Приехали.

Пакеты выгрузили у подъезда.

— Ноннка вас пустит, обогреет, отпоит. Поднимите без меня, я помчался. Оставайтесь до вечера. Вернусь, посидим, — извинился Ярик.

— Я уже вечером назначен, — вспомнил Егор.

— Тогда пока!

Ярик поспешно уехал.

Уже ближе к вечеру Ярик забежал в приемную шефа, передать Виолетте заказанный кофе.

— Привет Золушка! — сказал он, войдя.

— О! Хоть один сегодня зашел и поздоровался! При том, что мы с тобой уже и по телефону сегодня дважды успели поздороваться, — ответила Виолетта, еще не успевшая оправиться от эмоционально тяжелого дня. — Еще и Золушкой назвал, — наконец, улыбнулась она. — А то для остальных я просто сижу трубку поднимаю, и то если на месте.

— Вот кофе. Слушай, ну, Турати сегодня еле нашел. Зато мне вот еще посоветовали Данези. Тоже решил взять. Сказали, что у них есть еще варианты, для требовательных ценителей.

— Спасибо, — устало улыбнулась она, взяла кофе и понесла его в кухоньку, раскрывая на ходу.

Она сразу же сделала пробный помол нового кофе, вышла из кухоньки, предложила понюхать Ярику и вдохнула сама, пытаясь расшифровать аромат и предугадать, понравится ли этот кофе шефу:

— Сложный, но гармоничный. Ммм… патока… Да, будет интересно, — с закрытыми глазами медленно говорила она. — Ванильно-сливочный… чуть маловато кислинки. Шеф любит чуть более яркий.

Ярик даже еще раз заглянул в чашу с помолом.

— Где это написано? То, что ты читаешь? — с удивлением спросил он.

Виолетта вышла из транса и только снисходительно фыркнула на такую «чуткость» Ярика.

Она снова ушла на кухню. Даже аромат свежемолотого кофе не сумел снять с нее напряжение. Расставляя кофе в шкафчике, она не удержалась, и негромко произнесла: — Как все надоело!

— Ты чего там, с кем разговариваешь? Сегодня, я смотрю, совсем загоняли?

— Я говорю, все-таки пресноват купаж, — отозвалась Виолетта. — Шефу, наверное, не понравится.

— А что там тебе надоело?

— Надоело все время делать вид, что ты такой-то, — натянуто ответила Виолетта с кухоньки.

Услышать такое от всегда цветущей Виолетты было неожиданностью. И через небольшую паузу Ярик попытался подбодрить ее.

— Не надо делать вид. Старайся быть самой собой.

— Философский подход! Вообще-то, стараться быть — это уже означает делать вид!

— Ну, где-то ты права, — подумав, согласился Ярик.

— А меня, просто, достало изображать, что ты в хорошем настроении, когда тебе паршиво, потому что твой парень непрошибаемая тупица, что ты любишь задерживаться на работе, когда к тебе на один день в гости приехала мама, да даже, когда у тебя дома голодная собака гадит на ковер, потому ее вовремя не накормили и не выгуляли, — закончила Виолетта, вернувшись за свой стол.

Ярик сел на стул возле ее стола и заметил, что Виолетта на мгновение отключилась куда-то в свое. Только теперь он обратил внимание, что и на костюмчике Виолетты отражалось ее неудачное настроение, костюмчик сидел не так опрятно, как обычно.

Она же представила себе, как мучается ее любимая собака, которая скучает с самого утра и понимает, что нужно дождаться хозяйку, но не может найти сил, поспорить с природой.

— Слушай, да тебя не загоняли. Тебя уже накрыло! Давай-ка я тебе кофе что ли новый сварю. Нет, — подумал Ярик. — Тебе лучше чай. С мятой.

Не дожидаясь ответа, Ярик пошел на кухню.

— Ой. Будь любезен. Я чайничек там как раз поставила. Наверное, закипел, согласилась она. — Ты знаешь, у меня уже просто нет сил, не замечать, списывать, мягко говоря, невежливость на чьи-то случайности, неосторожности и плохое настроение. Как будто им позволено не держать себя в руках.

— Я тебя слышу. Сейчас, Виолетт, минутку. — Он вышел с двумя чашками чая в руках. Одну поставил ей, сам сел напротив. — Ты же лицо шефа, как он говорит.

— Только это не значит, что в это лицо можно плевать!

Ярик почесал лоб.

«Если не сегодня, то завтра она окончательно сорвется, — думал он. — Обидно. Ведь реально девчонка с головой и от души в работе».

— Знаешь, что. Вот у тебя сейчас наболело. Тебе нужно это куда-то деть. Представь вот это все таким темным облаком.

— Ой, я тебя умоляю, — засмеялась Виолетта. — Это все такое… — она даже сморщилась при мысли о всяких вариациях саморазвода. — Я слышала тысячу подобных методик.

— Не вижу ничего смешного, — настаивал Ярик.

— Да не то, чтобы смешно, — пояснила Виолетта, — но все эти методики до смеха забавны.

— Пускай. Зато ты уже смеешься. Это уже хорошо! Но ты все-таки попробуй. Хочешь сейчас, хочешь потом. Представь. И отставь это все темное в сторону. Ты никуда не можешь его пока деть. Просто отставь в сторону. И светлое само заполнит освободившуюся нишу. Вспомни маму. Вот оно твое светлое. Замечаешь, как его быстро становится все больше и больше. Вспомни еще что-нибудь. А вот теперь, когда есть, чему остаться, проткни темное облако иголкой или спицей, или вообще кинь в него пылинкой. Он лопнет даже от нее. Это просто мыльный пузырь! Он большой. Но пустой!

Виолетта немного успокоилась, расслабилась. Ярик попытался перевести тему.

— Ты говоришь, у тебя есть собака?

— Да! Бубён, — снова с нежной улыбкой вспомнила Виоелла. — Он сейчас сидит и героически ждет меня.

— Бу́бен! Не иначе, по имени прапрадеда.

— Да, нет, — засмеялась Виолетта. — Только не Бубен, а Бубён. Его на самом деле зовут Туз Бубён. Так положено, весь помет называть на одну букву. Фантазии у хозяев было достаточно, — Виолетта многозначительно подняла бровки. — В результате в помете оказались три Туза: Червон, Бубён, Виней, Тройка и Ту́за. Моего ласково иногда называют Тузиком, Бубиком, особенные невежи Бобиком. Он не обижается. Но если я его так назову! От меня он хочет слышать только Бубён или, в крайнем случае, Бу́бен, как ты сказал.