Взяв с собой несколько фруктов, Эмили пошла обратно. Остановилась между арками.
— Одинаковые. Но их две!
Она несколько раз перевела взгляд с одной арки на другую. И неожиданно ее глаза зацепились за входную дверь в этот зал. На ней был выбит номер этажа.
— Так это другой этаж! Это просто другой этаж! — ликовала теперь она. — Я прошла через нее два раза. И оказалась двумя этажами ниже. Проверим!
Она подошла к той же арке, через которую уже ходила, и снова заглянула в нее.
— Я права! Здесь номер этажа на один меньше, — объясняла Эмили сама себе. — А я проходила сначала в одну сторону, потом в другую. Проверим!
Она обошла арку, посмотрела на всякий случай на дверь, чтобы убедиться, что при этом она осталась на том же этаже, и снова заглянула в арку.
— Так и есть. В любую сторону на один этаж вниз. Тогда вторая арка будет вверх. А иначе, зачем их две?
Она оказалась права. Дважды пройдя через вторую арку, она вернулась на свой этаж.
— Эмили! — обрадовалась Деви.
Никто не ожидал, что она выйдет из другой арки.
— Невероятно! Где ты была? Как ты? Все в порядке? — причитала подбежавшая Ванесса. Чувствительность ее натуры перехлестнула квебекскую гордость, и она искренне радовалась появлению Эмили. — А мы тут не находим себе места, где же ты? Что с тобой стало? — сыпала она словами.
— Все отлично, девочки! — отвечала довольная Эмили. — Со мной все тоже отлично! Эти арки — это то, что мы искали здесь всю эту чертову ночь и прошлый день, все эти голоды и дремы! Они здесь вместо лестниц. Эта ведет вниз, а эта ведет вверх. Все просто! Как бублик! Кстати, а вы заметили, что стало светлее?
— Витале пошел за тобой. Туда, — рукой показала на первую арку Деви.
— Не беда. Разберемся, — ответила уверенная Эмили.
— А ты не видела там больше никого незнакомого, — спросил Рилей.
— Твою голову что ли? — засмеялась Ванесса.
— Нет. Не видела, — задумалась Эмили. — Голова высовывалась из этой арки?
— Да, — ответил Рилей.
— Значит, она шла к нам сверху. Чтобы ее найти, нужно идти наверх. То есть в ту арку.
И Эмили, не раздумывая, шмыгнула в нее.
Она увидела забавную картину, хотя после этих арок она уже ничему не удивлялась. В углу, обратившись лицом в угол, согнув спину, сидел человек в позе молящегося.
— Эй, — осторожно окликнула его Эмили.
Человек явно не был в состоянии душевного равновесия. Но присутствие другого живого человека, казалось, действовало на него успокаивающе.
Найти общий язык они не смогли. Эмили даже и не надеялась на это, лишь только увидев его лицо. Они уже проходили это с Хантаем и Сай. Этот был из них же. Им удалось, однако, познакомиться.
— Идем, Арамаан, — сказала Эмили, и взяла его за руку. — Идем со мной.
Она повела его в арку, возле которой он нервно остановился.
— Все нормально. Идем, — уговаривала Эмили.
Ей пришлось задействовать всю свою убедительность, чтобы заставить его пройти через арку. Вслед за ним прошла и она.
— Смотрите. Вот она наша голова. Рилей был прав. И мы зря нападали на него с духами. Его зовут Арамаан. Больше я ничего не знаю. Он такой же, как Хантай и Сай, говорит мало и на каком-то своем наречии.
Обычное дело. Большинство европейцев не способны отличить людей разных азиатских народностей. Но Хантай сразу понял, что это не его сородич. Однако он заговорил с ним. Несколько фраз они произнесли как будто невпопад, но потом заговорили на третьем языке, что на слух, конечно, сумели определить присутствующие. Заговорили очень слаженно и кинулись обнимать друг друга.
— Как это чудесно, — сказала Ванесса, — разыгрывая слезы умиления, хотя вполне возможно, что ее радостные эмоции были настоящими.
— Да просто индийское кино! Я твой брат, и ты мой брат, — улыбнулась Эмили. — Деви, только не обижайся. Но у вас действительно все фильмы такие.
— Что же это такое? Эти двое, значит, нашли себя. Витале нет. А без него я в абсолютном информационном вакууме, — негодовал Тадеу.
Из этих слов Эмили поняла только слово Витале.
— А! Витале! Нужно его найти! Он, наверное, заблудился. Я сейчас, — сказала Эмили, — найду Витале. А потом… Ванесса, Деви, — Эмили обратила на себя внимание. — Я вернусь, а потом не знаю, кто как, а я пойду на первый этаж, буду искать выход отсюда.
И она пошла вниз.
— Это была последняя информация на сегодня. Но мы еще вернемся к этому вопросу, так как нужно будет думать, что делать с людьми.
— Вы это серьезно говорите, что мы закрываем Европу? То есть, я правильно понимаю, полностью?
— Вы меня понимаете правильно, — ответ был дан спокойным тоном уверенного руководителя, хотя и немного усталым. Сказывалось позднее время. — Я именно это и говорю. И категорически серьезно.
— И это решение, насколько я понимаю, уже окончательное и никакой дискуссии не предполагается?
— Дискуссия уже была. Все, в том числе и Вы, имели возможность выразить мнение и изложить аргументы. Так что не нужно делать вид…
— Ладно, не будем. Только все равно не понятно. Закрыть Европу! — он в недоумении покачал головой.
— Все очень понятно. В сложившейся ситуации, о чем именно я говорю, все присутствующие в курсе, мы просто не можем более обеспечивать этот проект. Он не самый масштабный, в плане территории, но финансово самый дорогой.
— Полностью! — видно было, что вопрос хотя и муссировался, но такое решение было неожиданным, и выбивало из колеи. — И насовсем?
— Странный вопрос! А Вы полагаете, что можно заморозить проект? Бросить в Европе людей, пусть выживают сами? Или может людей убрать, а бросить все остальное? Без присмотра?
— Сокращение проекта могло бы быть компромиссным вариантом?
— Кого удалим? Турцию, Грецию? Испанию? Или, может, Черногорию? А… Наверное, Францию? Допустим, кого-то оставим. Что скажут другие?
— Ну…
— Затрудняетесь? Каждый из этих вариантов обходится нам дороже любого другого целого направления. Европа нынче дорога! Она, впрочем, всегда была дорогой.
— Это цинично, говорить о культуре и истории через призму денег.
— На моем месте было столь же цинично свернуть все остальное и оставить только Европу. Финансово эти варианты сопоставимы, но людей пострадало бы в десять раз больше. Так что циничным можно было бы назвать и отстаивание Вами Европы, поскольку это именно Ваше направление.
— Хорошо. Оставим циничность циникам!
— Спасибо на добром слове. Надеюсь, и в дальнейшем мы с Вами будем находить общий язык столь же легко. На самом деле, я Вас понимаю. Это нормальная реакция с Вашей стороны. Но такова ситуация.
— Да. Пожалуй, я несколько погорячился. Вы, конечно, в чем-то правы.
— Изначально предполагалось значительно большее сокращение финансирования на исследовательские цели. Удалось выбить увеличенный бюджет.
— Там как на базаре, начинают сразу с шокирующих скидок, чтобы в итоге сторговаться на удобной им величине, — провел аналогию еще один из присутствующих коллег.
— Да. И мы уже не в первый раз сталкиваемся с такими сокращениями, — руководящий тон сменился на товарищеский, поскольку острые углы вопроса уже прошли.
— Увы! Это так! — подтвердил «старейшина» совета. — Хорошо, что хоть иногда с громкими лозунгами властители, так сказать, с барского плеча возьмут и скинут нам прибавку, которую позже начинают обрезать то с одной стороны, то с другой. А без подачек мы бы уже давно сидели в бублике. Но это, извините за отступление, сбоку темы.
— Жалко старушку! — слова были сказаны с глубоким сожалением. — Но были и более крутые времена. Когда вообще все менялось. Был ведь уже почти бублик!
— Хватало только на песочницу под балконом, — подхватил «старейшина». — Так что сейчас еще все хорошо!
— Тогда на хорошем и закончим. Только позволю себе еще раз напомнить, что необходимо будет распределить людей по оставшимся направлениям.