Испытывая потребность поговорить с кем-нибудь без утайки, он рассказал обо всем Веронике Мэгайр. Она посочувствовала ему, но, к великой его обиде, заявила, что восхищается храбростью Мэри, и посоветовала пойти на уступки. Молодежь, сказала она, часто увлекается революционными идеями. Если он проявит благоразумие, Мэри одумается. Но Джон Уэст не в силах был уступить. Иногда его охватывало жгучее чувство раскаяния, но он быстро преодолевал его. Мэри сама виновата. Он действовал только ради ее же пользы, а она посмела не подчиниться ему. А теперь, когда она стала женой коммуниста и так тесно связалась с этими людьми, что работает на них точно обыкновенная конторщица, он не видел для себя иного выхода, кроме как покарать ее за глупость и ослушание.

Раз как-то он встретил Мэри на улице. Она была одна и собиралась сесть в трамвай. Ему показалось, что она сильно похудела, да и одета была победнее. Какая же она глупая! На мгновение ему стало очень грустно. Не подойти ли к ней, не заговорить ли ласково? Он в нерешимости стоял на тротуаре, пока трамвай не тронулся и не увез Мэри.

Потом Пэдди Райан донес, что муж Мэри уехал в Испанию. Ну конечно, все коммунисты такие, думал Джон Уэст. Погубил ее, исковеркал ей жизнь и бросил.

В ту ночь Джон Уэст не спал и обдумывал, что ему предпринять. Теперь Мэри станет податливее; он пошлет к ней кого-нибудь с приглашением прийти и повидаться с ним.

После отъезда Бена в Испанию жизнь Мэри сразу потускнела. Хотя ее новые друзья были очень внимательны к ней, она чувствовала себя одинокой и несчастной. Работа потеряла для нее всякую прелесть. На людях она старалась держать себя, как подобает жене героя, которая продолжает бороться, пока ее муж в открытом бою сражается с врагом, но по ночам, оставшись одна, она горько плакала и не знала, куда деваться от тоски по Бену.

Однажды на улице к ней подошел Пэдди Райан и вручил ей записку от Джона Уэста. Она прочла: «Для твоей же пользы советую тебе прийти поговорить со мной».

— Ответ будет, мисс? — спросил Райан.

Мэри чуть было не поддалась искушению — слишком сильно угнетало ее одиночество. Но, поколебавшись с минуту, она выпрямилась и холодно ответила: — Да, ответ будет. Передайте отцу — передайте мистеру Уэсту, что мне не о чем говорить с ним.

Райан отошел от нее, и она крикнула ему вслед: — И попрошу вас прекратить слежку за мной.

Она получила письмо от Марго — очень странное письмо, написанное так, словно автор его боялся высказывать свои мысли о чем бы то ни было; но в каждом слове чувствовалась тоска, одиночество, глубокая привязанность к сестре. Пришло письмо и от Бена, полное любви и энтузиазма. Она читала его, обливаясь слезами, повсюду носила с собой, ложась спать, клала под подушку. Потом приходили еще письма. Бен писал, что добрался до Англии и рассчитывает через несколько дней поехать в Испанию через Францию.

После того как Мэри прочла стихи Уильяма Морриса, ее начало мучить предчувствие, что Бен не вернется.

Почему-то эти слова: «А другим погибель шлет!» — неотступно преследовали ее.

Потом письма от Бена перестали приходить, и вскоре Мэри получила извещение о его смерти. Он пал в бою под Мадридом.

Вместе с Беном что-то умерло в душе Мэри и осталось похороненным в далеком, залитом кровью городе. Друзья бессильны были утешить ее, помочь ей преодолеть отчаяние. Ни они, ни собственный разум не могли убедить Мэри, что у нее осталось хоть что-нибудь, ради чего стоило бы жить. Она верила в коммунизм и в борьбу за мир; но без Бена жизнь казалась ей ненужной и бессмысленной. Ей говорили, что во имя Бена она должна быть стойкой и продолжать его дело; она и сама это знала, но не могла себе представить борьбу без него. Одна мысль гвоздем засела у нее в мозгу: почему ее счастье принесено в жертву идее?

Она утратила интерес к работе, к самой жизни. Почти ничего не ела, одевалась небрежно; волосы кое-как закручивала узлом на затылке. Ей хотелось уехать куда-нибудь, хотя бы в Англию. Но денег на поездку не было. Она не знала никого, к кому она могла бы обратиться с просьбой о деньгах. Но она должна уехать — уехать от людей и мест, которые мучительно напоминают ей о Бене, не принося утешения.

Наконец она решилась на отчаянный шаг. Однажды вечером она вошла в телефонную будку и позвонила отцу.

Ей ответил голос Джо.

— Мистер Джон Уэст дома? — спросила она спокойно, хотя сердце неистово билось и она дрожала всем телом.

— Это ты, Мэри? — радостно сказал Джо. — Вот хорошо — возвращение блудной дочери. Плюнь на то, что было. Дом без тебя — просто гроб. Я думаю, папаша не очень будет ломаться.

— Позови отца, — резко сказала Мэри.

Немного погодя в трубке послышался голос Джона Уэста: — Хелло.

— Мне нужно поговорить с тобой, отец. Можно прийти сейчас?

— Да.

— Я буду через полчаса.

Джон Уэст ждал ее в гостиной. Он был сильно взволнован, не знал, радоваться ему или злиться. Значит, все-таки он сломил ее волю, и скоро ее присутствие оживит унылый белый особняк.

Джон Уэст сам отворил дверь и повел дочь в гостиную. Он не без смущения заметил, что Мэри осунулась и плохо одета. На ней был коричневый костюм, такие же туфли и светло-зеленый джемпер; в руках она держала потертую коричневую сумочку. Как она похудела! Уж не больна ли?

Он пододвинул ей стул. Она села, а он занял место напротив. Мэри сидела очень прямо, в напряженной позе. Гордая, подумал он. Не хочет сознаться, что моя взяла.

Уже одно ее присутствие в этой комнате воскрешало для Джона Уэста былое оживление, когда-то царившее здесь. В этой комнате Мэри и Марджори проводили целые дни, и отсюда всегда доносились звуки музыки, взрывы смеха, дружеские возгласы. Марджори уехала, должно быть, навсегда. Но Мэри вернулась, и теперь опять в доме будет весело, шумно, и Джон Уэст по-прежнему будет гордиться красотой любимой дочери.

— Что тебе нужно? — спросил он и сам поразился резкости своего вопроса.

— Я хочу уехать в Англию, и мне нужно на это тысячу фунтов, — ответила она, еще выше подняв голову.

Джон Уэст тоже выпрямился, сердито хмуря брови.

— Не болтай вздора!

— Это не вздор, отец. Мне нужна тысяча фунтов, и ты мне дашь ее.

— И не подумаю! Хватает же у тебя нахальства просить у меня денег после всего, что ты натворила!

— Я требую эти деньги, отец, и я их получу.

Ярость охватила Джона Уэста. Он не сдержался и ударил кулаком по столу.

— Я не потерплю такого тона! Очевидно, твои дружки коммунисты подослали тебя ко мне, чтобы выудить деньги. Ничего ты не получишь! И если это все, что ты хотела мне сказать, то можешь уходить и больше не показываться!

Он заметил, что глаза Мэри наполнились слезами и что она нервно кусает губы. Но она справилась с собой и ответила ровным голосом: — Не беспокойся, я сейчас уйду, и больше ты меня не увидишь. Но сначала ты дашь мне чек на тысячу фунтов.

— Вот как? — Он встал и, подняв руку, показал на дверь. — Ступай вон! Денег ты от меня не получишь ни сейчас, ни когда бы то ни было. Я уже вычеркнул тебя из своего завещания.

Мэри вынула из сумочки сложенный лист бумаги большого формата и, встав со стула, протянула его Джону Уэсту.

— Прочти это. А потом садись и выпиши мне чек, — сказала она тихим, дрожащим голосом, но с отчаянной решимостью.

Джон Уэст взял из ее рук бумагу, пробежал ее. — Что это значит? — спросил он.

— Это значит, что мне принадлежит львиная доля акций разных твоих предприятий — на сумму двести десять тысяч.

— Где ты взяла этот список?

— Получила в Торговой палате. Я заплатила за справку об акциях тех компаний, в которых, насколько мне известно, ты имеешь долю.