Текла она в низких берегах, прорезая заливные луга. Вдали чёрной стеной обозначался лес. Равнинная местность, свободная от деревьев, скоро сменилась другой. Луга суживались, перемежаясь островками болотин, кустарником, потом исчезали вовсе, а на смену им пришел молодой подлесок, затем кондовые дебри. Язовка здесь была глубока, шест Изота не доставал дна. Иногда река неожиданно мелела, и ее заводи заполняла осока. Над ней, шелестя жёсткими крыльями, то зависая, то стремительно уносясь в сторону, летали разноцветные стрекозы и ручейники.

Антип молчал, уйдя в созерцание плывущих за бортом берегов. Молчал и Изот, подталкивая изредка лодку, вдыхая полной грудью речной воздух с запахом тины, трухлявых деревьев, осоки — особый воздух, свойственной только лесной реке. Язовка то суживалась до двух-трех саженей, и становилась глубокой, то разливалась и трудно было догадаться, смотря вдаль, где кончается река и начинается небо.

Вошли в русло с высокими берегами. Повеяло прохладой и особой непроветриваемой сыростью. Деревья нависали над стремниной, а кустарники и вовсе купали ветви в воде. Солнца не было видать, настолько был высок и густ прибрежный лес.

— Быстро доберёмся до озера, — нарушил молчание Изот, направляя лодку на середину реки. — Течение сильное.

— А далеко до Сутоломи?

— Верст пятнадцать будет. Язовка в озеро впадает и Сутоломь тоже. Так что нам вёрст десять осталось до озера, а там версты четыре до Сутоломи.

— Я здесь никогда не бывал, — сказал Антип, пригибаясь, чтобы ветка не хлестнула по лицу.

— Незачем было, вот и не бывал, — ответил Изот.

— А отчего ты по реке пошёл, а не через лес, напрямик, как зимой?

— Сейчас напрямки не пройдёшь, только ноги набьёшь да и загинуть можно. С той стороны подхода к скиту нету — смертельная топь. А здесь с обходом гиблых мест, чуть дальше, но зато наверняка.

— А почему в такой глухомани скит поставили?

— Эва, спрашиваешь! Когда это было? Почитай, лет триста назад. Гонения на веру старую были, вот и приходилось укрываться в лесах, за болотами, за дебрями, чтоб, значит, выжить и веру отцов сохранить.

Удовлетворившись ответами, Антип не стал больше расспрашивать Изота, удобнее усевшись на носу лодки, лениво наблюдая, как за бортом проносятся берега Язовки.

К полудню достигли озера. Лодка ворвалась в него стремительно, выброшенная течением реки, и заколыхалась на прозрачной воде, будто отдыхая. Антип привстал с банки и поводя широко открытыми от изумления глазами, оглядывал окрестности. Изот тоже, отложив шест, созерцал удивительный характер озера.

Озеро под названием Глухое было вёрст семи в длину и пяти или шести в ширину, почти круглое. С восточной стороны берег был скалистый, с валунами и пещерами. На нём не росло ни единой травинки, казалось, что огромный взрыв выбросил из-под земли породу и нагромоздил один утёс на другой. Чистая вода плескалась в эти скалы. Чуть дальше, севернее, берег резко понижался, переходя в заболоченную равнину, по которой текла Сутоломь. Противоположный берег порос лесом, оставив около кромки воды удивительный кусок природы — сосновую рощу. Сосны были небольшими, корявыми, с раскидистыми плоскими вершинами, будто и не сосны, а диковинные тропические деревья. Вода озера серебристо светилась под солнцем. Ветра не было.

Антип поежился, будто его пробрал холод.

— Красиво кругом, но оторопь берёт, — сказал он, оглядывая озеро. — Не правда ли?

— Правда твоя, — ответил Изот. — Холодом от этих камней повеяло. А какая вода студённая. Потрогай!

Антип опустил руку за борт.

— Холоднющая!

— Рыбы в озере мало, — сказал Изот. — Можно сказать, совсем нет. И птица селиться рядом боится… Кто здесь бывал, говаривали, что по ночам чудища здесь мерещатся…

Он задумался, беря весло и направляя лодку в нужную сторону. Держась правого берега озера, проплыли версты три или четыре. Здесь оно было мелким, торфянистым и заболоченным, шест глубоко уходил в илистое дно. Вскоре добрались до места, где в озеро впадала Сутоломь, небольшая речушка, берущая начало в болотах и протекающая почти на всем протяжении по низкой топкой местности.

После небольшого отдыха на берегу, отправились дальше вверх по течению Сутоломи. Плыть стало тяжелее, приходилось всё время работать шестом. Антип вырубил себе длинную слегу и стал помогать Изоту.

Скоро река обмелела, берега неожиданно исчезли, как бы растаяли, вместо них, слева и справа, спереди, виднелись небольшие островки твёрдой земли, покрытые травой, невысоким кустарником, с там и сям видневшимися корявыми осинами и берёзами, перемежающимися мелкими ёлками с редкими бледно-зелёными ветками. Но и они исчезли, уступив место пружинящей почве, сплошь заросшей брусникой и клюквой. Иногда посередине этих сонных полянок открывались свободные от растительности окна с чёрной водой, казавшиеся бездонными. Вода была тёплая. На мелководье в изобилии рос рогоз. Его бархатистые щёточки начали чернеть и тёмными точками виднелись вдали на фоне голубого неба. Это пустынное на первый взгляд пространство тянулось вдаль насколько хватало глаз.

— Далеко ещё? — спросил Антип, уставший работать шестом да и порядком надоело однообразное пространство, простиравшееся со всех сторон, куда ни посмотришь. Конец шеста увязал в илистом дне и надо было прилагать большие усилия, чтобы вытащить его.

— К вечеру, даст Бог, доберёмся до суши, — ответил Изот. — Там переночуем, а утром часа через два пути будем на месте.

Стало больше попадаться журавлиных домиков — куч травы на кочках. То и дело вспархивали птицы, обеспокоенные непрошенными пришельцами, и большие и мелкие, некоторых Антип видел впервые.

— Тоскливое место, — пробормотал он. — Тишина, как перед грозой.

— Это тебе так кажется с непривычки. Жизнь здесь идёт полным ходом, размеренная и не суетная. Смотри, сколько мотыльков, стрекоз! Вон в заводи утки плещутся…

— Может, подстрелить какую? — спросил Антип. — Зря что ли ружьё взял…

— Ещё будет время, постреляешь, — ответил Изот.

Антип не стал настаивать на своем предложении и принялся ретивей помогать Изоту шестом.

Сердце Изота наполнялось радостью при приближении к родному месту. Хоть на пепелище он придёт, но своё, которое рождает всегда много дум, где каждое деревце знакомо, каждая сажень земли, где даже воздух кажется не таким, как в других местах.

День клонился к вечеру. Изот направлял лодку, ориентируясь по солнцу. Облик болот стал меняться. Опять появились островки суши, выступающие из воды, поросшие не то деревьями, не то кустарниками, настолько они были корявы и приземисты, дно стало не таким вязким и зыбким. Изот выбирал протоки одному ему известным чутьём.

— Скоро будем на тверди, — проговорил он. — Переночуем на сухой земле.

— Изот, — спросил Антип, — а зачем ты идёшь в скит, который давно сгорел? На его месте, наверное, уже ничего нет, кроме деревьев?

— А зачем ты увязался за мной?

— Из интересу.

— И у меня свой интерес есть.

— Ты ж зимой ходил.

— Тогда тоска меня взяла, сил не было терпеть. Быть рядом и не сходить… А потом лето — не зима. Тогда всё снегом было заметено, а теперь благодать…

— Значит, опять у тебя тоска?

Изот взглянул на парня, немного помолчал, а потом ответил:

— Могилки посмотрю, кресты водружу. Близким поклонюсь…

«Ясно, зачем идёшь», — подумал про себя Антип и больше не стал расспрашивать спутника, уяснив для себя, что его мысли о золоте в ските были не напрасны.

Через час впереди затемнела высокая гряда. Это была суша, притом большой участок, сплошь покрытый смешанным лесом.

— Ну вот, мы почти дома, — произнёс Изот и налёг на шест.

Его примеру последовал Антип, которому хотелось быстрее пристать к суше. Лодка почти помчалась к зелёному берегу.

Изот нашёл хорошее место для причаливания. Небольшая отмель полукругом врезалась в водяную кромку, слева и справа её окаймляли большие вековые деревья, кое-где подмытые водой, но упорно цепляющимися корнями за землю.