уважаемой и известной персоной в Версале и часто посещает госпожу де

Помпадур. Стоит добавить, что он в высшей степени роскошен и величествен...

и кроме всего прочего он обладает безграничной щедростью и вовсю

раздаривает картины, драгоценности и всякие курьезные штучки. Много еще он

рассказал мне, однако, подробности я не запомнил. Из памяти вылетел и

остальной диалог, в том числе и мои вопросы к нему...

Возвращаясь мысленно к нашему разговору, мне кажется, что он также как

и я недоумевал тогда над тем, как получилось, что в результате произошедших

событий граф Сен-Жермен получил подобное реноме в Англии и во Франции,

ибо во всех историях о нем нет и намека на проступки, которые могли бы

послужить причиной для нападок, которым он подвергался... Мне хотелось бы

упомянуть об этом в беседе с господином Йорком... Йорк говорил о нем как о

человеке весьма добродушном и обаятельном, которому удалось каким-то

образом завоевать доверие госпожи де Помпадур и заслужить награду от короля

— замок Шамбор...

Он заметил несколько позже, что с господином Сен-Жерменом он

познакомился в Гааге, куда прибыл из Амстердама... Это было в марте, когда

Сен-Жермен явился ко мне с визитом, уступив просьбам Линьера (которого

Бентинк де Роон уговорил-таки познакомить его с графом). Его речи очаровали

меня. Беседа была в высочайшей степени яркой, содержательной и изобиловала

рассказами о разных странах, которые ему удалось посетить... Все в ней было

для меня чрезвычайно интересно.., я был приятно поражен его суждениями о

людях и местах, мне известных. Его манеры были изысканны и

свидетельствовали о прекрасном воспитании и образованности. Из Амстердама

он приехал вместе с госпожой Гельвинк и господином А. Хоупом. Майор

Хасселаар пригласил его остановиться у себя. В Гааге же семейство

Хасселааров рекомендовало его господину де Селе. Они же познакомил Сен-

Жермена с госпожой де Билан и многими другими. В день рождения принца

Оранского, отмечавшийся при Старом Дворе, (сообщив его имя в парадной), я

взял его с собой на бал, где его тут же забросали вопросами Хасселаары, госпожа Гельвинк, госпожа Билан и другие.

На следующий день после бала он намеревался нас покинуть и нанял

экипаж из Амстердама, чтобы отвезти домой двух сопровождавших его дам.

Однако, они упросили остаться ею еще на три-четыре дня. В течение этого

времени он ежедневно вплоть до самого отъезда в Амстердам встречался с

господином Д'Аффри и обедал в его доме. Мне довелось несколько раз

беседовать с ним, впрочем о чем шла речь я не могу припомнить... следует

заметить, что в тот промежуток времени (между днем спустя после бала и днем, на который был назначен его отъезд) господин Д'Аффри (наивно полагавший, что в этот-то день граф и должен непременно уехать) посылал ему провизию и

вино, которые могли бы пригодиться в длительном путешествии, причем делал

это ежедневно, вплоть до дня действительного отъезда. Я сам тому свидетель, ибо присутствовал при отправке со слугой господина Д'Аффри этих

продуктов...

Таким образом господин Сен-Жермен многократно вводил в заблуждение

господина Д'Аффри, всякий раз заезжая к нему домой на обед...

Мне пришлось лично отправиться к графу Сен-Жермену и посоветовать ему

поторопиться с отъездом, ибо это в его же интересах. Я сказал ему, что у меня

есть информация, не из первых, правда, рук, о том, что господин Д'Аффри

получил распоряжение с требованием его ареста и дальнейшего сопровождения

под конвоем к французским границам с последующей выдачей Франции, чтобы

там заключить его пожизненно в темницу.

Он был удивлен, и не столько распоряжениями господина Шуазеля, сколько

дерзостью господина Д'Аффри, который намеревался проделать операцию,

противоречащую законам этой страны. Он забросал меня вопросами по

существу дела, оставаясь при этом чрезвычайно хладнокровным. Я не стал

углубляться в тонкости ситуации, ибо о многом из того, что он хотел знать, я

мог только догадываться. Я только заметил, что времени для разговоров у нас

остается совсем немного, и поэтому ему необходимо до завтрашнего утра

сделать все необходимые приготовления, ибо даже если господин Д'Аффри кое-

что и задумал против него, то вряд ли он сможет начать действовать раньше

десяти часов следующего утра. Значит, у него (Сен-Жермена) есть еще время

для подготовки и осуществления своих контрпланов.

Поэтому мы сразу же принялись обсуждать план его отъезда и его

направления...

Я предложил ему свои услуги в организации отъезда... Что же касается

второго, я намекнул ему на Англгю. За этот план говорили: географическая

близость этой страны, ее законы, Конституция и благородство населяющего эту

страну народа... На том и порешили. Я сказал ему, что добуду для него паспорт

у господина Йорка, ибо без этого документа он не сможет вступить на борт

пакетбота. А так как судно отправлялось в море на следующий день, я сказал, что будет разумно, если он отправится в Хелеветслюис и сделает это как можно

быстрее. Только быстрота может избавить нас от неприятной встречи с

господином Д'Аффри и так далее... Вечером, часов в семь или восемь, я приехал

к господину Сен-Жермену и вручил ему паспорт. Он снова задал мне много

вопросов. Я старался избегать ответов, умоляя его думать прежде всего о

настоящем моменте, чем задавать бессмысленные вопросы в создавшемся

положении. Он решил, наконец-таки ехать, а так как никто из его слуг не знал

ни языка, ни дорог, ни нравов страны, он попросил меня отправить с ним

одного из моих, на что я с радостью согласился... И более того, я нанял экипаж, запряженный четырьмя лошадьми, для поездки в Лейден и приказал подать его

к моему дому в четыре тридцать следующего утра. Затем я приказал одному из

моих слуг захватить по пути графа Сен-Жермена и оставаться с ним до тех пор, пока тот не решит отправить его обратно...

(Далее следует слово в защиту его (Бентинка) поведения, оправдывающее

насущность участия в тайных переговорах).

Если бы граф Сен-Жермен был также осмотрителен, как и ревностен, то, я

полагаю, ему удалось бы способствовать началу мирных переговоров. Однако, он излишне полагался на собственные силы и намерения и не составил себе

никакого, пусть даже и плохого, мнения о тех людях, с которыми ему

приходилось иметь дело. Более всего графа Д'Аффри задело то подчеркнутое

выражение в письме господина Сен-Жермена госпоже де Помпадур. (Об этом я

узнал от людей, видевших это письмо собственными глазами)... За свое

поведение я готов отчитываться лишь перед Всевышним и моим Властелином...

А за происходящее в моем доме.., за людей, с которыми я встречаюсь и которых

приглашаю в свой дом, я не должен и не собираюсь никому давать отчета. Ибо

вот уже тридцать лет я состою членом Вельможного Собрания и никогда не был

замешан в связях с авантюристами или самозванцами, и никогда не принимал у

себя никаких мошенников. Господин Сен-Жермен появился в этой стране с

весьма хорошими рекомендациями, и я встречался с ним по той простой

причине, что мне нравится его общество и беседы с ним. Он в высшей степени

достойный и изысканный собеседник, речь которого весьма привлекательна и

разнообразна. Взглянув на него всего лишь один раз, сразу же убеждаешься в

прекрасном его воспитании. Действительно, мне неизвестно, кто он такой, однако, по словам графа Д'Аффри, Его Христианнейшее Величество тоже знает

этого человека. И, слава Богу! Для меня этого вполне достаточно! Если

господин Сен-Жермен соизволит вернуться в Гаагу, я, безусловно, снова

попытаюсь встретиться с ним, невзирая на запреты со стороны ли