С лестницы спускались трое подростков лет четырнадцати-пятнадцати. Коротко остриженные, в драных джинсах и широких бесформенных теннисках, на которые сверху были напялены джинсовые безрукавки. Настороженными глазами они уставились на мужиков в камуфляже. Один присмотрелся к Марине и обернулся к приятелям. Ни мало не смущаясь, заявил:

— Вот эту тетку я по ящику видел!

Демин строго посмотрел на парнишку:

— Забудь о ней! И вы тоже. Делаете, как договорились и исчезаете, словно вас и не было. Я со своей стороны тоже обещаю кое о чем забыть. Постарайтесь не разбить до того и не вздумайте сами понюхать! Аромат вы и потом учуете.

Мальчишки кивнули и ухмыльнулись:

— Поняли, поняли… Ну, мы пошли!

На головах, как по волшебству, появились черные платочки с черепушками, цепями и тенетами, а на лицах огромные черные очки. Светлоглазый паренек, который видимо был за лидера, забрал пакет с яйцами и раздал по три штуки приятелям, себе оставил четыре. Уточнил у лейтенанта:

— Вон та серая «Тойота» с тремя мужиками внутри?

Демин кивнул и выключил в подъезде свет, чтоб было удобнее смотреть. Подростки вышли. Через стекло в двери было видно, как они небрежными походками направились в сторону нужной машины. Руки были засунуты в карманы бесформенных шаровар. Окна в машине были открыты из-за необычайно теплого «бабьего лета». Маринкины преследователи лениво покуривали, изредка поглядывая на подъезд. Они внимания не обращали на подходивших пацанов. Степанова расслышала крик:

— Пли!

Спецназовцы ясно видели, как яйца бились на груди мужиков и сиденьях. Скорлупа стекала вместе с белками и желтками по чехлам и одежде. Все десять яиц попали в салон. Подростки, зажимая носы, рванули со двора с такой прытью, что лейтенант снова захохотал:

— Учуяли!..

В машине между тем происходило что-то странное. Все трое мужиков бешено рвались наружу. Машина ходила ходуном, а они никак не могли открыть дверцы. Почти до пояса все трое высунулись на улицу через окна. Глаза вытаращились, волосы растрепались, галстуки переехали на бок. Они уже не напоминали тех спокойных увальней, что сидели в машине несколько секунд назад. Их кашель, чихание и проклятья доносились в подъезд. Один попробовал выскочить через открытое стекло и застрял. Он свешивался головой до самого асфальта, цепляясь за него руками. Наблюдавшие видели, как его рвало. Слезы летели во все стороны. Мужик при этом еще успевал орать что-то нечленораздельное.

Двое других наконец-то выскочили из автомобиля. На четвереньках добежали до травки, покрытой желтыми листьями и попадали там, скорчившись от спазм в желудке. Застрявший вцепился пальцами в асфальт и все же сумел выдернуть тело из ловушки. Отполз на обочинку и лежал, уткнувшись носом в траву. Около получаса мужики приходили в себя. Между тем вокруг начали собираться зрители, но близко не подходили. Никто не в силах был выдержать вонь, исходящую от автомобиля и этой троицы. Стояли, зажимая нос. Издали давали советы и даже притащили пару ведер воды и мыло.

Степанова с охраной и милиционеры рыдали от смеха. Кое-как женщина со спецназом поднялись к себе и прильнули к окнам. С удовлетворением наблюдали, как троица, шатаясь, встала на ноги и скрючившись пополам, подползла к воде. Не обращая внимания на столпившихся поодаль людей, поскидывали рубашки с отпечатками яиц и попытались отмыться, но не тут-то было. В открытую форточку до Марины донеслись слова кого-то из жильцов:

— Едьте домой и посидите в ванной!

Четкий мужской голос произнес:

— Не поможет! Это похоже на секрецию желез скунса, к тому же концентрированную. Если это так, то машину смело можно полгода держать с открытыми дверцами, никто не залезет, но вначале стоило бы убрать ее с нашего двора. Парни должны сидеть в ванной около недели, желательно в томатном соке и подальше от нормальных людей…

Мужики подняли головы от ведра, слушая знатока. У одного из них вырвался дикий вопль:

— Моя машина!.. У-у-у!

Следом зазвучал такой мат, что народ начал расходиться. Троица о чем-то совещалась, склонившись над ведром. У одного из них в руках появился мобильник. Он долго объяснялся по телефону с абонентом, затем горестно махнул рукой. Все направились к машине, но не дойдя, рванули к травке и вновь склонились над ней. После пятой или шестой попытки, они все же забрались в машину. Рубашки так и остались валяться на траве. Пассажиры высунули головы наружу. Даже водитель не смог смотреть на мир через лобовое стекло и скорчивши позеленевшее лицо, словно Баба Яга, выехал со двора.

Своей рожей он до полусмерти напугал двух бабуль, входивших во двор. Бабки вначале скривились от ужасного запаха, а затем судорожно принялись доставать из карманов валидол и валерьянку, часто крестясь. По бледным лицам троицы вперемешку текли слезы и сопли. Когда они выехали со двора, жильцы облегченно вздохнули.

Спецназовцы катались по полу. Они уже не могли смеяться. По щекам текли слезы, а изо ртов вырывалось иканье и хрип. Внизу угорали милиционеры. Но если бы они знали, что станется с вонючей троицей дальше, они бы смеялись еще не так…

Вонючки проехали по улице всего метров триста, когда их тормознул первый пост милиции. Патрульных возмутили высунутые наружу головы полуголых мужиков и их языки, свисавшие на подбородок. Они решили, что троица специально дразнится. Сразу двое замахали жезлами, требуя остановиться. Капитан, с суровым выражением на лице, приблизился метров на пять к остановившейся машине и вдруг резво замахал палочкой:

— Проезжайте, проезжайте! Не задерживайте движение!

Его товарищи удивленно глядели на бежавшего назад бодрой рысью капитана. Несчастный «гаишник» скрылся в туалете. «Скунсы» поехали дальше, до следующего поста. Там повторилась та же картина, за исключением одного. Один из милиционеров крикнул издали:

— Мужики, чем это от вас так разит?

Шофер ответил, скривившись:

— Яйцами!

И тут же буркнул:

— Никогда больше не стану есть яичницу!

Остальные молча согласились. Больше их не останавливали. Патрульные передали данные о вонючей машине по рации друг другу и лишь провожали взглядами зверски скорченные рожи. Никто больше не хотел рисковать, зато легко проследили маршрут. Вонючки полностью забыли об опасности и торопились на доклад к хозяину. Надеялись получить деньги за отработанные дни и доказать своим видом, что дальше следить за объектом не смогут. Депутат по телефону обозвал их «лжецами и перепившимися трусами». Обиженные парни мчались по Москве, не зная, что за ними идет «хвост», посаженный милицией.

Аромат, исходивший от машины, был таким сильным, что сзади ехавшие водители срочно начали закрывать окна, не смотря на тепло и старались ехать побыстрее, моля Бога, чтобы не образовалось пробки. Кое-кто проезжая мимо, показывал троице средний палец и орал:

— Вонючки, закройте окна! Вам может и нравится нюхать такое, а нам нет. Извращенцы!

Водитель крепился из последних сил, чтобы не началась рвота и молчал на все оскорбления, глядя слезящимися глазами на названия улиц и впервые жалея, что ехать осталось километров двадцать. Раньше он любил ездить и чем больше было расстояние, тем большее удовольствие испытывал. Шофер сейчас предпочел бы очутиться где-то подальше и от машины и от благоухающих друзей…

Огромный трехэтажный особняк со встроенным внизу гаражом сверкал под солнцем тщательно промытыми стеклами. Охранники на воротах издали заметили знакомые номера машины и открыли ворота, не обратив сначала внимания на высунутые головы с синеватой кожей на лицах. Один все же заметил что-то странное и решил выяснить. Вышел на улицу, когда машина начала въезжать. Открыл рот и… рванул за угол. Его приятель удивленно поглядел через стекло на согнувшегося пополам напарника. Вышел узнать, в чем дело. Вскоре он стоял рядом. Ворота так и остались распахнутыми настежь. Какое-то время их попросту некому было закрыть. Охранников рвало на углу. Источающая ужасающий аромат машина проехала к мраморному крыльцу и остановилась.