Изменить стиль страницы

— Корабли закончили выгрузку припасов и людей, капитаны просят дальнейших приказаний.

— Пусть немедля плывут обратно за остальными людьми и возвращаются как можно скорей.

— Будет исполнено, великий.

Убежал. И вскоре заполоскали вёсла по воде, с пронзительным визгом начали сползать суда на воду, подталкиваемые остающимися на острове воинами Аллаха.

— Шербет, великий?

Кивнул в знак согласия, отпил из высокого кубка ледяной жидкости, взглянул на небо, удивился. Вроде совсем недавно стали на стоянку за безлюдным островом, и вот уже ступила нога правоверного воина на землю, попираемую иноверцами. Прикинул — воины свежи и полны сил. Значит, надо их немедля использовать в деле. Обернулся к почтительно ждущим вождям:

— Пусть мастера осадных орудий готовятся. Как только вернётся гонец от посланной тысячи, немедля начать перевозку частей и сборку осадных орудий на вершине горы. Я не хочу проторчать тут всю оставшуюся жизнь.

— Да, великий…

…Вольха обернулся на зов — вернулись разведчики.

— Что?

Воин коротко поклонился, стукнул себя кулаком в грудь, закованную в кольчугу:

— Примерно двенадцать тысяч воев у них, и корабли уже за новыми отправились. Есть требучеты, тараны, башни осадные. Одну тысячу примерно на гору отправили…

…Показал на нависающую над крепостью скалу. Воевода кивнул головой.

— …Остальные лагерь ставят. Разбивают палатки свои, разожгли костры, таскают мешки разные, воду носят. Лошадей нет. Огнебоев больших нет. Все какие то мелкие, если мы правильно поняли.

— Хорошо.

— Вылазку будем делать?

Вольха отрицательно махнул рукой, потом пояснил:

— Нет. Спугнём. Нужно, чтобы они наверх залезли. И побольше. Там мы им гостинцы заготовили. Лишь шнур огнепроводный зажечь. А потом добьём, что останется.

Разведчик кивнул, удалился. А воевода задумался — риск, конечно, большой. Но и ставка велика. Придётся какое то время побыть под обстрелом камнемётных машин. Заманить врага на гору, после взорвать захоронки с огненной смесью. Ведь был же против он постройки на берегу моря такой Заставы! Нужно было поставить крепость в середине острова, где удобные долины, и места больше. На берегу — всего пару башен с огнебоями, чтобы стерегли бухту, где идёт торг с тамплиерами, и дорогу проложить. Было и безопаснее бы, и не светилась бы так крепость во всей окрестности. Впрочем, теперь то деваться некуда. Если бы, да кабы — во рту росли грибы, то был бы не рот, а полный огород! Будет отчёт писать о нападении, всё выскажет. В любом случае, крепость придётся перестраивать и расширять — берберы теперь не отстанут, начнут нападать всё время. Не успокоятся, пока не захватят, либо пока мы их всех не истребим. Хотя ему лично, Вольхе, по душе второй вариант… Задрал голову — на вершине горы заполоскали хвостатые полотнища, заблеяла арабская труба. Затем что-то щёлкнуло, и возле ног воеводы ударила в камень стрела, впрочем, разлетевшаяся на части. Не выдержало арабское дерево удара о тёсаный булыжник. Но пора убираться. Воевода нахмурился, шагнул в крытую галерею. Здесь стрелы не страшны, как бы наверху не старались. Копья тоже, впрочем, вряд ли кто сюда такое докинет. Но если ударит достаточно большой камень, мало не покажется… Махнул сигнальщику, и через мгновение донёсся чистый и звонкий звук рога, играющий сигнал…

…Против ожидания Мухаммеда, обстрел из луков ничего не дал — гяуры словно вымерли. Ни один из них не появился во дворе, ни на стенах. Выпущенные стрелы пропали зря. Он лично видел с вершины горы, на которую явился вместе с инженерами, которые приступили к сборке частей своих машин, чтобы посмотреть на врага воочию. Тщетно. Сколько он ни стоял, так и не увидел ни одного. Зато вблизи в дальнозоркую трубу удалось увидеть, что Махди никак не ожидал от западных варваров — необычного вида внутренность крепости. Сколько он не пытался рассмотреть, ни над одной из внутренних построек не было знака креста, символа крестоносцев. Да и сами постройки сильно отличались от виденных им прежде — слишком тщательная подгонка камней, слишком аккуратная кладка, слишком… Короче, слишком много «слишком». Сколько времени нужно, чтобы построить такую мощную и большую крепость, спросил себя ибн-Тумарг, и сам же дал ответ — не менее десяти лет и не менее десяти тысяч строителей. Но по всем собранным данным ещё семь лет этого укрепления не было! И где здесь можно разместить, а главное — чем прокормить такую ораву народа? Рыбой? Пусть её много, но за такое время кормёжки одной морской пищей разовьются болезни, и значит, будут могилы… Впрочем, и не будут, если хоронить трупы в море… Однако, кто из известных ему властителей способен на такое? Вот здесь Мухаммед и не находил ответа…

— …Как там снаружи?

Вольха взглянул на наблюдающего за врагами через скрытые бойницы воина. Тот махнул рукой:

— Ничего не видно.

— А слышно что?

— Стучат топоры и молотки. Бьют железом по железу и железом по дереву. Верёвки скрипят. Камни бухают едва слышно. Видно, таскают да сваливают в кучи. Но в основном орут, словно оглашенные.

Воевода кивнул:

— Продолжай. Вряд ли сегодня что серьёзное будет. Но если что — знаешь, что делать.

Часовой кивнул в ответ, вновь приник к бойнице. Чуть слышно щёлкнуло — снова ударила стрела, выпущенная наугад…

…- Великий, инженеры докладывают — машины собраны. Можно начинать.

Запыхавшийся гонец склонился перед ибн-Тумаргом. Тот довольно оторвался от вкусного плова, вытер жирные руки о поданное ему полотенце, провёл ладонями по лицу, по ухоженной бороде:

— Велик Аллах! Пусть начинают немедля.

— Да, Великий…

Воин убежал, и Мухаммед навострил уши — некоторое время ничего не происходило, потом донёсся далёкий крик, в котором можно было разобрать священные слова «Аллах Акбар», и, наконец, сухой треск ударившейся о перекладину балки гигантской ложки, которая выбросила первый камень. В наступившей ночной тишине, озаряемой лишь кострами, возле которых под удары ладоней отплясывали воины, звуки разносились очень хорошо. Словно по команде все пляски прекратились, наступила невероятная тишина. Снова сухой удар дерева о дерево, затем гулкий звук камня, врезавшегося во что-то. Но… Треска от лопнувшего или выбитого булыжника кладки Махди так и не различил… Впрочем, слишком рано или слишком далеко. Проклятие Азраила! Опять слишком много «слишком»… А потом… Темноту ночи вдруг разорвало пламя, стеной ставшее на мгновение на самом верху горы, где инженеры собрали свои машины… Мгновение спустя глухой гул заставил содрогнуться саму почву под ногами, и свист тысяч камней, несущихся в воздухе, и тупые удары их о человеческую плоть, вопли искалеченных и раненых, короткие вздохи умирающих, и донельзя противное ощущение, что он проиграл… Ночью Мухаммед просто не рискнул послать людей на вершину горы, где был столь огромный взрыв. То, что ворвалось много пороха, он не сомневался — сам лично видел, как бочка с таким составом вынесла ворота одного из непокорных городов. Правда, сколько же пороха нужно было заложить, чтобы снести половину вершины, превратив её в иззубренные клыки. При всём желании теперь невозможно не то, что установить камнемёты, но даже просто поставить отряды стрелков, могущих запереть гяуров внутри своих домов и дать возможность воинам Аллаха подойти к стенам и вскарабкаться на них с помощью обычных штурмовых лестниц. Кое-как, с помощью верёвок пророк взобрался на вершину и ахнул — сплошные ямы, неведомой силой выдолбленные в монолите скалы. Ни следов больше трёх тысяч воинов и мастеров камнемётных машин, лишь закопчённый изломанный камень. Не говоря уж о самих машинах, части которых с таким трудом подняли на вершину и уже там собрали. Он разъярился до такой степени, что на губах появилась пена. Священный транс! Воздев руки ибн-Тумарг завопил, забесновался, пока, обессилев, не рухнул прямо на копоть. Почтительные руки подхватили Махди, подняли, бережно спустили вниз, к подножию горы, уложили на мягкий пушистый ковёр. Воцарилась почтительная тишина, наконец тот пошевелился, поднялся, слабо произнёс: