Пальма как есть. Поливать чаем, удобрять данными. Плоды собирать и тщательно уничтожать — чтобы не образовалась критическая масса.

— Франческо, вы меня сейчас солить будете?

— Сгинь, — командует начальство.

Сработало.

Далеко Алваро уходить не стал, устроился с кофейником в приемной и начал читать новости. Как ни странно, никто его не трогал и руками не хватал — даже через почту — возможно, солить его собирались потом, а сначала тоже хотели удобрить им несчастную пальму.

Разумная стратегия, максимум пользы из одного секретаря… Вдвойне разумная стратегия, от таких новостей секретарь себя съест сам. Экономия.

Вопль «Кто принес эту мерзость в мой компьютер и где этот Васкес?» раздался через 55 минут от прибытия, был громким, злобным и жизнерадостным. Ура. Заработало.

— Это я принес. Это вам из Новгорода посылка от господина Левинсона. И из Лиона к этой посылке аннотация. — Цитаты по памяти, все как сказал Эулалио. — А еще там наш бывший друг Карл есть. В посылке. Я в шоке, я просто в шоке. — болтает Алваро, порхая бабочкой вокруг начальства. — Он у нас боевик, оказывается, он у нас наемник и партизан! Вот наберут всяких по объявлению…

— Сядь, — рыкает Франческо. — Не жужжи. Посмотри, кто на месте. Нет, будить никого не надо, да?

— Кто же сейчас спит?

— Сотрудник считается спящим по окончанию рабочего дня, — изрекает начальство новую феодальную мудрость.

Алваро выразительно смотрит на часы. Молча.

— Ну я на месте… — говорит Максим по селектору приемной. — Остальные сейчас будут. За исключением Джастины. Ее можно не ждать.

— Почему? — удивляется Франческо. Не тому, что Максим подслушивает, а демонстративному отсутствию жены.

— Потому что ее самолет в настоящий момент находится посреди Атлантики и вряд ли развернется.

Вот теперь понятно — Джастине было не до того, она с Амаргоном возилась, а наша пальма без ее внимания завяла вконец. Хотя причина, конечно, не в отсутствии Джастины. Причина у нас кроется на генном уровне. Как в его любимых дрессированных микробах. Образовалась в результате селекции. Бывают искусственно выведенные крысы для опытов, которые очень быстро стареют, а бывают искусственно выведенные флорентинцы, которые… на самом деле пальмы. Для опытов не годятся.

Полный состав доверенных лиц, за исключением Рауля, которому ехать далеко: Максим, вот кто в полировке не нуждается, блестит и сверкает, и ни складочки лишней; устрашающая Harpia harpyja, жена его, как всегда элегантная и полудохлая на вид, и Анольери, похожий на богомола-плантатора, в белом костюме. И все смотрят, как будто заранее прикидывают, какой кусок будут отрезать и жарить.

Ну вот он я… режьте меня, ешьте меня, но я вам сначала сам все оторву.

Нет, не успею.

— Я прошу всех… — Франческо, он сидит за столом, но чувство такое, будто он из него поднимается до самого потолка, как дракон из озера, и тень ложится за пределы кабинета, за стены здания, накрывая пол-Флориды, — просмотреть эти данные и сказать мне, почему у нас их не было раньше.

И вот они пять минут сидят и смотрят, и только потом, когда устают таращить глаза и открывать рты, начинают отвечать.

— Потому что вы забыли, чем я занимаюсь, — хищно улыбается Harpia harpyja Камински. Как будто рада, что ей задали такой вопрос. — Были бы данные — я бы обработала и получше.

— Потому что я занимался совершенно иными проектами, — смотрит в стол Максим. Даже слегка покраснел. Стыдно ему, вот, спрашивается, почему ему всегда стыдно за то, в чем он не виноват?

— Потому что подобная работа находится в ведении службы внешней безопасности головного филиала. — На Анольери как сядешь, так и слезешь. Не его дело, и все.

Он по весне в ответ на какой-то похожий вопрос сформулировал кредо своего отдела: «Офицер службы безопасности должен не мир спасать, там и так, как ему в голову взбредет, а исполнять должностные инструкции и приказы старших по званию. Именно в такой последовательности». На это даже у Франческо слов не нашлось. Совсем.

— Ну вот, поздравьте себя. Мы тут все занимались другим и не ведали, да? И имели право, да? А теперь у меня к вам другой вопрос — а кто будет этим ведать? — злобный и несправедливый пальмодракон глядит на всех четверых как Кецалькоатль на тех олухов, что ему пытались людей в жертву принести. — Лет через пять-десять, допустим, МСУ. Снова. Окончательно реорганизуется и восстанет из праха. А сейчас кто? Я вас спрашиваю.

Если «срисовать» Максима, то он тихо ликует внутри себя. Косится на Франческо и радуется. По остальным этого не скажешь.

— А у вас эго размером со всю планету, да? — спрашивает Камински. — Вы каждый такой вызов принимаете на свой счет? Или иногда делаете передышки?

Феодал улыбается. Смотрит на нахальную сеньору и улыбается, словно картиной любуется. Словно сам ее создал в своих пробирках.

— Иногда делаю. Но не сегодня.

— И что же нам по этому случаю делать сегодня? — это еще атака, но уже вопрос.

Дракон уменьшается в размерах и опускает голову на письменный стол.

— У меня для вас плохие новости, — говорит он. — Мы тут сравнительно недавно учинили переворот, если помните… И учинили его не только потому, что МСУ решил зарезать себе на ужин корпорации и начать с нас. Они не справлялись — и сейчас не справляются. И кто знает, сколько у них еще таких дырок — и когда до них дойдут руки. Мы хотим от этого зависеть?

— Это я думала, у меня паранойя — образ жизни, — скалится Камински. — Нет, понятно, что провалиться в дыру в СБ еще хуже, чем в какую-нибудь Кубу. Но образование — это работы на десять лет. Там уже начали реформу. Толковую. Вот сейчас они там перебесятся в Новгороде со своим осенним обострением и пойдут исправляться. Строем, в ногу. Кто там в Совете курирует направление? Надо просто эту информацию разрядить и скинуть им. Или вы таким заковыристым образом хотите подобрать свой мусор? Там такая фамилия знакомая…

Да уж, правда что — мусор. Честолюбивый такой человек, хотел Максима с должности высадить — и едва операцию не погубил. Маленькую, неважную, ценой всего лишь в жизнь ребенка.

Алваро отчего-то вспоминает, как Паула в тридцатый раз изображала в лицах кляузу Карла на Максима с его гарпией. «А милый мальчик мне и отвечает — он занят!..» Было уже почти смешно. Если бы еще не чувствовать, что рассказчица изо всех сил пытается перегнать на байку шок от такой подлости на ровном месте.

— Не нужно его подбирать, — вмешивается Максим. — Векшё — это не мусор, это наш полезный зонд. Он же не только умения свои теперь соседским нелегалам продает — он и информацией о нас подторговывает понемногу. А я смотрю, где что… в общем, не трогайте его пока. Рано или поздно кто-то обожжется слишком сильно — и они сами его зарежут.

— Обратите внимание, пожалуйста: я категорически против, — говорит Анольери. — Прошу разрешения на ликвидацию.

— Нет, — так же спокойно отвечает Франческо.

Интересно, в чем тут дело, какая ему вожжа под хвост попала. Сроду он с подобными выродками не церемонился.

— Я отказываюсь отвечать за возможные последствия.

— Хорошо.

— Так вот, — продолжает Камински, отмахиваясь от соседей, как от москитов. — Вы не понимаете университетскую среду. Это не тайное общество. Резкие меры принимать нельзя. Надо плавно менять учебные планы, задачи. Мы можем склепать концепцию профессионального образования и предложить Совету, вот это пройдет. Если успеем к разбору полетов по Новгороду — будет красиво.

— Действуйте. Привлекайте кого хотите. И… — Франческо выпрямляется. — Я не великан-людоед, да? Я знаю, что если корову и быка, и кривого мясника, грушу, яблоню, забор — то лопнешь. И что сюрпризы будут. Но нам… нужен отдел оптимизации. У нас был, такой маленький отдел, помните? И ушел. Нужен новый. Надолго.

— А кто этот документ составил? — интересуется сеньора. Странное что-то с ней. Обычно при Франческо она сидит молча и только клювом злобно щелкает.