Ему так же твердо объяснили, что рыжий Стен никакой не аспирант, а разведчик ЦРУ. Стен интересуется его крысами только потому, что считает, что Алик работает на секретную лабораторию КГБ. Эту самую ЛАВ, которая в восемьдесят седьмом году была скрыта под скромным номером почтового ящика.

Алика убеждали, что вывести на чистую воду коварного вражеского агента — его святой патриотический долг. Но Алик понимал патриотизм и святость как-то по-другому. Ему убежденно доказывали его ошибку, долго доказывали. Наконец усталый полковник попросил его подождать в прихожей.

Вот там, в прихожей конспиративной квартиры, Алик и увидел впервые Василия.

Он и тогда был весь в черном. В черном костюме, в черном галстуке. И немножко поддатый. Будто явился туда с чьих-то поминок. Алик сел на стул напротив него. И Василий, улыбаясь, протянул ему пачку «Мальборо».

Тогда Алик и закурить не успел. В прихожую вошли чекисты. Полковник попросил Василия в комнату. А младший, усатый, пошел провожать Алика до дверей. Василий поймал Алика на полдороге. Подмигнул веселым серым глазом:

— Пачку-то верните, коллега.

Алик смутился еще больше и поспешно вернул ему дорогую пачку. Сам он тогда курил дешевые болгарские «Родопи».

У дверей младший чекист извинился перед Аликом за беспокойство. Уверил, что никакие неприятности ему не грозят. Разве что о заграничных командировках придется забыть. Даже в соседние страны. И еще чекист попросил забыть о встрече в прихожей. Забыть этого черного поддатого человека, который назвал Алика «коллега».

Их короткую встречу в прихожей конспиративной квартиры напомнил Василий Алику красной пачкой «Мальборо».

Василий засмеялся:

— Долго же ты вспоминал. А я тебя сразу узнал. Еще там, на бульваре. У церкви. Эх ты, психолог!

Алик закурил. Василий молчал загадочно. Ждал вопроса. И Алик решил играть в его игру:

— Зачем ты был в той квартире?

— Калмыков хотел меня познакомить с тобой. Конечно, в случае твоего согласия. Он был уверен, что ты согласишься. Что за дела? Познакомить рыжего с «другом». И вся твоя поездка за их счет. Любой дурак согласился бы.

Алик затянулся горевшей как порох сигаретой:

— Значит, ты и был тем «другом»?

Василий грустно кивнул.

— Значит, ты был их агентом?

Василий опять кивнул.

— Ты же сказал, что ненавидишь КГБ.

Василий засмеялся:

— Змея кусает свой хвост. От любви до ненависти — шаг. И потом, это у меня в крови. Семейная традиция. От отцов не отрекаются.

— Когда же ты… Когда же ты стал на них работать?

— После Артека. Во-первых, Гоша очень боялся, что всплывет история с Мариной. Во-вторых, они опекали его коммерческую деятельность. Его комсомольский ТМЦ… Лучшей крыши не придумаешь. Ну а в-третьих, мне очень нужно было в Америку… — он засмеялся. — К маме. Гоша и привел меня к Калмыкову.

— Подожди, — поймал его Алик, — твоя мама сама могла тебя туда пригласить.

Василий парировал, не задумываясь:

— А кто бы меня отпустил к ней с двумя судимостями?

Алик потушил быстро догоревшую сигарету:

— Ну и что ты сделал с тем рыжим?

— Ничего, — развел руками Василий. — Он теперь мой шеф.

— Стен?

— Назовем его Стеном.

— В ЦРУ? — поразился Алик.

— В ОРТе, — ответил Василий.

— В обществе рогатых?

— Не надо, — твердо предупредил Василий, — шутки кончились. Не уподобляйся местечковым шутникам.— Василий положил ногу на ногу. Сложил пальцы на колене. — Калмыков уже тогда понял, кто такой Стен. Понял, что его работа в ЦРУ просто отмазка. Через меня Калмыков решил связаться с ОРТом.

Алик посмотрел на него обалдело:

— Так что же такое ОРТ?

— Я тебе рассказывал. Общество разумных тружеников. Большего тебе пока знать не положено.

Взвизгнула солдатская койка. Алик вскочил, зашагал босой по тесной мансарде:

— Но цели? Хотя бы цели!

Василий поправил под широким ремнем черную гимнастерку:

— Хорошо. Это ты должен узнать прежде, чем пойдешь проверять меня на приборах. Прежде, чем ставить диагноз. Ты должен это узнать, чтобы понять: мне нужно вернуть себя, стать прежним не из мелкой прихоти, даже не ради Марины. Мне нужно стать прежним ради нашего общего дела. Сядь!

Все опять походило на бред. Гудение лампы под низким потолком. Смуглое лицо Василия без теней. И черная, почти южная, ночь за окном… И вспышки зарниц далеко над заливом… И тихий, размеренный как гекзаметр, голос Василия.

— Феодализм, капитализм, социализм… — это лишь поверхность. Экономические способы достижения одной цели. А цель у человечества испокон веков одна — бессмертие! Мумии фараонов в египетских пирамидах, непрерывная наследственность королевской крови, передаваемый по наследству капитал, коммуны-муравейники, а в центре муравейника — сморщенный дедушка в Мавзолее, ожидающий своего воскрешения. Глупая шотландская овца, точная клонированная копия своей глупой матери… Что это такое? и есть мечта о бессмертии! Анекдот бессмертия! Пошлый, заезженный анекдот… На анекдоте не построить концепцию! — Василий замолчал.

— А у вас? — не выдержал Алик.

Василий чуть улыбнулся. Совсем чуть-чуть. Левым уголком рта. Тем местом, где еще недавно была родинка.

— Мы не зря называемся обществом разумных тружеников. Мы уразумели главную ошибку мировой цивилизации. Трагическую ошибку человечества!

— Даже так! — воскликнул со смехом Алик.

Василий не обратил на его смех никакого внимания, обернулся к столу и взял черную книгу с золотым крестом на обложке. Алик и внимания не обратил, что в мансардочке на столе лежала Библия. Василий открыл самую первую страницу:

— Ты помнишь, как появился на Земле человек?

Алик ответил сразу:

— Его сотворил Бог. Создал по своему образу и подобию.

— А сотворить и создать — это разве одно и то же?

Алик задумался на секунду:

— Сотворить — это творчество. Это процесс. А создать — это сделать. Это работа. Слушай, а какая разница?

— Большая.

Василий открыл Библию. На самых первых страницах.

— В первой главе Бытия, на шестой день, в самом конце творения Бог вдруг говорит: «Сотворим Человека по образу Нашему и подобию Нашему; и да владычествуют они (заметь, они!) над рыбами морскими, и над птицами небесными, и над скотом, и над всею землею, и над всеми гадами, пресмыкающимися на земле. И сотворил Бог человека по образу Своему, по образу Божьему сотворил его; мужчину и женщину, сотворил их…» Как это тебе нравится, а?

— Подожди, подожди, — заволновался Алик, — разве он их обоих сразу создал? Женщину ведь потом — из ребра… Что-то не то… Дай-ка мне твою книгу посмотреть!

Василий рассмеялся и показал ему книгу:

— В чем ты меня подозреваешь, Саша?! Обычная Библия. Синодальная типография. Иллюстрации Доре.

И он открыл Алику вторую страницу. На черном рисунке в тропическом райском саду лежал распростертый Адам. Рядом с ним стояла златокудрая, созданная из ребра Ева. А над ними в глубине хмурился Бог в ослепительном сиянии.

— Подожди, — задумался Алик. — Когда же он создал Адама из глины, а Еву — из его ребра?

— Это потом. Это уже вторая глава.

— Подожди! Выходит, он дважды создавал человека?

— Первый раз он сотворил, а второй раз — создал, — уточнил Василий. — И это был уже совсем другой человек. Совсем другой!

Алик замотал головой, не понимая:

— Зачем же ему понадобился другой?

Василий положил Библию на колено.

— На шестой день творения сотворил Бог человеков — мужчину и женщину. Без имени, заметь. Им имен и не нужно. Они же по его образу и подобию.

— А Адам?

— Да подожди ты со своим Адамом,— брезгливо перебил его Василий. — Всё по порядку. — И Василий тихо и размеренно стал читать по Библии: — «И сотворил Бог к седьмому дню дела свои, которые Он делал, и почил в день седьмый от всех дел своих, которыя делал…» Бог после каждого дня восклицал: «Как это хорошо!» А на шестой день, сотворив человеков, Он даже воскликнул: «Весьма хорошо!» Ну прямо: «Ай да Пушкин, ай да сукин сын!»