этот танк. Но все же основу наших дивизий составляют даже не «четверки», а «тройки».

— Ну, э… лично у меня… — произнес граф и пожевал губами, замолчав.

— У вас «четверка», — закончил за него Фридрих. — И у меня. Но у большинства — как

и наших новобранцев — «тройки». Вообще это неплохие танки, особенно новой

модификации — с пятидесятимиллиметровой артсистемой Kwk 39, с длиной ствола в

шестьдесят калибров. Бронепробиваемость у них вполне приличная. Наши практические

эксперименты — увы, сопровождавшиеся потерями, — показали, что старая пушка

«тройки» пробивала броню КВ с дистанции в двести метров, в то время как эти чертовы

тяжелые русские танки уничтожали «троечки» с пятисот метров.

— Послушайте, Рейхенау, — вмешался Диц, — это все в прошлом.

Играла музыка, был ясный день, ужасная русская зима наконец подошла к концу.

Фридрих с его вечным пессимизмом, как всегда, ухитрился испортить товарищам

настроение!

— А что в прошлом? — Фриц пожал плечами. — Я лично думаю исключительно о

будущем. Нам предстоят бои. Наступательные бои, что не может не радовать, я знаю.

Он прислушался к звукам военного оркестра. Новобранцы после принесенной присяги

расходились, чтобы отметить самое важное событие в своей жизни.

— Да, наступательные, — подтвердил фон Штрахвитц. — Мы должны выбить русских с

занятого ими плацдарма.

— Новая артсистема «троек» позволит, как мы считаем, уравнять шансы с КВ и пробивать

их с пятисот метров, — продолжал Рейхенау. — Вообще-то я попросил дать мне новый

экипаж. И новый танк — «тройку».

— Ну вы даете, фон Рейхенау, — заметил Диц.

Фридрих фон Рейхенау чуть поморщился.

— Если эти ребята идут на смерть ради Рейха на «тройках», я хочу быть рядом с ними. В

конце концов, мое происхождение — хоть вы об этом мне и не напомнили, по крайней

мере, сегодня, — обязывает!

…Вечером германские танкисты отправились в город с богопротивным названием

«Сталино». Там работал кинематограф. Личный состав нуждался в порции

положительных эмоций. В конце концов, скоро второй танковый окажется на передовой,

где ему предстоит показать, на что способен солдат вермахта.

8 мая 1942 года, район Балаклеи

Командующий Шестой полевой армией генерал-лейтенант Паулюс аккуратно нанес

несколько стрелок на карту.

Всегда подтянутый, невозмутимый, он любил стройную красоту штабной работы и, как

утверждали, весьма преуспел в этой области. Командование полевой армией —

определенно не то, к чему он всегда стремился. Но фюрер оказал ему высокое доверие, и

Паулюс должен был оправдать его.

Основополагающая директива предписывала: «Окончательно уничтожить оставшиеся еще

в распоряжении Советов силы и лишить их важнейших военно-экономических центров».

Фюрер, как всегда, формулировал кратко и гениально.

Конкретно для армии Паулюса это распоряжение означало: ликвидация так называемого

«барвенковского выступа».

Это — первоочередная задача. Решив ее, можно будет развивать дальнейшее наступление.

Встречные удары Шестой армии из района Балаклеи и армейской группы генерал-

полковника фон Клейста из районов Славянска и Краматорска в общем направлении на

Изюм выбить русских с плацдарма.

Харьков — удержать во что бы то ни стало! Харьков — опора Шестой армии, там и

склады, и лазареты… Харьков — это «личный тыл» Паулюса, как острили у него за

спиной «милые» штабные офицеры.

Паулюс знал об этом и относился к шутникам снисходительно. Пусть их шутят. В

здоровой армии это нормально…

12 мая 1942 года, район населенного пункта Непокрытое

Советское наступление началось. Артиллерийская подготовка, авиационный налет

разорвали утро.

Немцы ждали.

И когда стрелковые подразделения двинулись вперед, их встретил огонь немецких

орудий.

Вместе с пехотой в атаку пошли советские танки.

Тридцать шестая танковая бригада полковника Танасчишина рвалась к селу Непокрытое.

— Видишь высотку? — полковник показал командиру батальона капитану Шестакову

ключевой опорный узел врага. — Вон она на карте, а вон — перед глазами. Засел гад и не

вышибешь его. А без этой высотки нам Непокрытое не взять.

— Сколько тут чего? — спросил Шестаков.

— Не меньше тридцати орудий, — ответил полковник. — Минометы есть. И пехота —

разведка говорит, до батальона.

— Какие действия?

— Зайди со своими тридцатьчетверками к ним в тыл, — полковник прочертил по карте

короткую линию. — Вышибить их бы, особенно тяжелые орудия.

Капитан Шестаков только кивнул.

Наступление, долгожданное наступление не должно захлебнуться.

Танк командира возглавлял атаку. На предельной скорости он обрушился на позиции

тяжелых пушек.

— Гусеницами, гусеницами действуй, береги снаряды! — приказывал капитан.

Немецкое орудие, подмятое под тридцатьчетверку, замолчало.

— Второе, второе! — приказывал капитан. — Не останавливаться!

Механик-водитель наполз танком на второе орудие. И только третья

стопятидесятимиллиметровая пушка успела выстрелить. Немцы развернули ее и

выстрелом в упор подбили надвигающийся на них русский танк.

Механик-водитель и комбат погибли, командирский танк замер.

Но для немцев было уже поздно: другие тридцатьчетверки появлялись на холме одна за

другой. Оставляя орудия и боеприпасы, немцы бежали.

Танки преследовали их.

Танасчишин опустил бинокль, повернулся к посыльному, прибывшему на

наблюдательный пункт.

— Бегут, товарищ комбриг! — доложил сияющий сержант. — Бегут немцы! Наши на

десять километров вперед продвинулись.

…Вечер медленно опускался на землю. Заканчивался долгий день двенадцатое мая —

первый день советского наступления.

Было и радостно, и тревожно. Сила нашла на силу. Кто кого? Казалось, создалось

равновесие, которое вот-вот обрушится. Даже номера противоборствующих армий

совпадали: шестая против шестой...

12 мая 1942 года, вечер, Сталино

Паулюс разложил на столе сводки.

Выходило, что в первый день наступления Советы продвинулись на два километра, а на

флангах — на шесть и даже на десять. Потери составили около двадцати орудий. Личный

состав — более пятисот человек.

Потери допустимы, решил Паулюс. Но вот позволить русским и дальше развивать

наступление — это исключено. Придется перебросить резервы соседних корпусов. Благо

на других участках русские далеко не так активны.

Из Харькова придется призвать сюда пару танковых дивизий. Третью и двадцать третью.

Прелестно.

Паулюс сделал заметку в блокноте, еще раз сверился с картой и сводками.

У него был начальник штаба, но командующий любил проверять и перепроверять все сам.

Да, игра только начинается. А русские… пусть спят спокойно, уверенные в своем успехе.

…Поздно вечером Тимошенко отправил Верховному телеграмму об успехе начатого

наступления.

Сталин не отказал себе в удовольствии: призвал Василевского и упрекнул:

— Вот видите, товарищ Василевский, победа не за горами. А из-за вашего вечного

скептицизма я чуть было не отменил столь удачную операцию…

74. Весна большой надежды

6 марта 1942 года, станция Радковски-Пески

Глубокий снег лежал повсюду.

Командир двенадцатой танковой бригады генерал-майор Баданов первым вышел из

поезда и сразу провалился в сугроб.