И вот новое необъяснимое, загадочное совпадение: незнакомые ему и друг другу Альфа и Денис появляются у него в один день, да ещё и оба становятся его учениками. Совпадение это было воспринято Арбелиным как мистическая юнговская синхронистичность, как подарок небес или судьбы, как хочешь называй. В один день он получил то, о чём давно мечтал – двух последователей и будущих соратников в развитии созданной им науки.

***

После посещения Арбелина весь день пребывала в радостном настроении Альфа. О чём угодно думала она, собираясь на встречу с Арбелиным, но только не о таком потрясающем впечатлении, которое он на неё произвёл, и не о таком нежданном и ошеломляющем итоге. Это был дар небес, она сразу всё оценила и поняла своим рациональным умом и художественной интуицией, которые в ней так благодатно сочетались и делали её необыкновенной, чего не мог не уловить чуткий Арбелин.

Первой жертвой её эйфории стал папа. Альфа обрушила на него восторги, передала и изобразила в мельчайших деталях весь разговор с Арбелиным, закончив словами:

– Папочка, милый мой папулёк, это то, о чём я даже мечтать не могла! Я теперь от него не отлипну, хоть убивай меня, я просто обязана взять от него всё-всё, чем он обладает, я прилипну к нему как пиявка! Ты меня знаешь.

Отец знал, отец понял и радовался, что дочь его ожила, отторгнув отчаяние. Что ж, он весь в её распоряжении:

– Альфунча, говори, что мне нужно делать для пиявки.

Они, отец и дочь, давно образовали тот нерасторжимый родной по крови и духу союз, в котором были друг другу опорой, поддержкой и защитой. Это Альфа спасла отца, когда он был на краю погибели. Это он старался всеми силами вытащить её из угасания вот уже больше года. Он понял – дочь спасена, ни о какой беде уже не может быть и речи, глаза её сияли, вся она светилась радостью и энергией, он любовался ею, тяжесть из сердца ушла и он был бесконечно благодарен незнакомому человеку, влившему в дочь эликсир жизни:

– Я хочу увидеть этого человека. Я хочу с ним поговорить.

– Да-да-да, папочка! Обязательно! Юлиан Юрьевич тоже сказал, что хочет с тобой поговорить. Просил приехать. Надо только созвониться.

Рациональна и прагматична была девушка Альфа Истомина. Мгновенно, ещё при разговоре с Арбелиным, она прикинула в уме, что ей и Учителю, – так она сразу окрестила про себя Арбелина, – понадобятся финансовые средства.

– Папа, надо будет договориться о плате за учёбу. Ведь я теперь буду у Юлиана Юрьевича студенткой, ученицей. Пиявка пиявкой, но лучше если пиявка будет ученицей, правда?

Отец засмеялся и это был радостный смех освобожденного от душевной тяжести человека:

– Ты как всегда права, дочура.

– Папа, только знаешь что, пообщайся с ним наедине. Как мужчина с мужчиной. Вы поймёте друг друга. Он ведь тоже одинокий. Я не буду вам мешать.

– Одинокий!?

– Да, он живёт один. Совершенно один. Подробностей я пока не знаю, но один. Давай созвонимся?

Она набрала номер Арбелина.

Арбелин назначил время: завтра в 17–00.

***

Не спалось и Денису. Мысли о том, что месть его наконец начинает вырисовываться в нечто осуществимое, заслонила идея Арбелина стать ему первым в мире фасцино-кулинаром. Уже достаточно знакомый с достижениями молекулярной кулинарии, он сразу вник и понял замысел Арбелина. Не эксперименты над молекулярной экзотикой, а поиск молекулярных основ пищи как вкусного лекарства. Это было неожиданно, просто и гениально. И Денис прикидывал, что потребуется ему на этом пути. Понятно, что без Арбелина эту идею ему не поднять и не осилить. Значит учёба. Он станет его учеником. Затем понадобится основательное изучение биохимии. Значит университет. И понадобятся эксперименты. Кое-какая аппаратура у него уже есть, но придётся создать по–современному оснащённую лабораторию на дому. Это не так уж сложно, завтра же и начнёт, поспрашивает, посмотрит, где и что можно достать.

Уже под утро вернулась мысль о мщении. Он создаст фасцинирующее орудие мести – пиво, от которого Санька изойдёт мочой. Возник образ: стоящий по колено в океане мочи Санька Дуб. От этого образа Денису стало даже весело, будто месть уже свершилась. Моча? На, получай её в избытке и наслаждайся. Моча под видом вкуснейшего пива! Он отомстит ему тем же, чем был унижен, – мочой, безмерным потоком мочи. Моча перестала быть для него сигналом фобии, превратившись в смешной гадкий образ.

И пришёл к Денису во сне отец.

– Ну, сынок, расскажи, как живёшь, что делаешь? – спросил он суровым тоном.

Испугался было Денис строгости отца. А тот улыбнулся, подошёл, обнял:

– Иди, Денис, иди, не останавливайся.

И растворился, будто и не было…

***

Ворочался рядом с похотливой своей курицей Виталий Никшанов. Пять жён горбатого старца будоражили воображение. Не помогало на этот раз даже успокоительное благоухание тела супруги, трижды вдыхал бедняга эфедрин, сдерживая расшатавшиеся нервишки. А когда под утро заснул, в тяжелом сне приснилась ему обнажённая обольстительная Шехерезада, гладившая его по головке как ребёнка.

Замер рядом со своей хромоногой великаншей извращенец Гедалий Ляушин. Почему, ну почему горбуну досталась эта небесная хромоножка, а не ему, опытному мужчине в расцвете сил? По-че-му??? Он готов был орать, но держался, чтобы не разбудить храпящую строгую Анфису Синютину, хитроумную начальницу райотдела милиции, неукротимую взяточницу, с которой сошёлся ещё когда работал надзирателем к колонии; она-то и пристроила его в юридический институт, вывела в люди, впаяла в ФСБ. Обычно в такие дни, когда был чем-нибудь расстроен, он вливал в себя два стакана водки, вышибая плохое настроение как пробку из бутылки, а сегодня не потянуло, даже отрезало, как только мелькнуло в голове залить. Образ стройной прихрамывающей нимфы с тросточкой оттеснил всё на свете, даже водку. Нимфа потрясла его воображение, уставшее от хромых рыхлых и грязных кляч, жертв его охотничьего сексуального азарта.

Гедалий Ляушин, как и его сослуживец Виталий Никшанов, готов был прикончить и размазать старого горбуна, хоть и по другим основаниям.

Так к утру все, утомлённые и перевозбуждённые, провалились в сны.

И сны их были разные…

***

Ляушин зафиксировал и заснял Арбелина на фото на следующий день, приехав к подъезду к восьми утра, чтобы наверняка не пропустить выхода креатина из подъезда, когда бы это ни случилось. Выход произошёл удачно – в половине девятого. Ляушин выскочил из свой рухляди и осторожно, прилично отстав, приклеился к Арбелину. Идти пришлось совсем недолго, как вдруг Ляушин был удивлён неожиданностью в поведении креатина. Арбелин завернул на близлежащую мусорную площадку, хотя ничего такого, чтобы бросить в мусорный бак, в руках не держал: через плечо висела небольшая сумка вот и всё, что было при нём. Завернув к мусорной площадке, Арбелин внимательно её осмотрел и заглянул в пару баков, задав тем самым Ляушину новую загадку. Дальше загадок становилось больше. Арбелин пошёл дворами к ещё одной площадке и снова заглянул в баки. «Что это он, – удивился Ляушин, – банки и бутылки ищет что ли?» Сам заглянул в те же баки, когда Арбелин пошагал дальше. В одном из них на виду, рукой можно дотянуться, валялись поверх всякого дерьма четыре пивные банки. Значит не банки высматривает. Тогда что же?

Поход продолжался от одной мусорки к другой. На седьмой случилось совсем невероятное! Креатин увидел стопку книг, перевязанную бечёвкой и аккуратно кем-то поставленную в сторонке от мусорных баков. Он поднял книги. Ляушин издалека не смог рассмотреть на корешках имя автора, зафиксировал только коричневый цвет обложек. Быстро достал фотокамеру, закамуфлированную под зажигалку, начал съемку, имитируя прикуривание, чтобы не привлечь внимание фигуранта. Дома, рассматривая снимки в увеличенном формате, был поражён – это было собрание сочинений Иосифа Виссарионовича Сталина в восьми томах. Все восемь томов и были перевязаны бечёвкой.