Он ткнул указательным пальцем себя в лоб.

– Вот я и пришла попросить Вас взять меня в ученицы. – сказала Альфа. – Я буду самой прилежной и послушной ученицей на свете. Когда я закончила изучать Ваш сайт, я поняла, что фасцинетика – это моя судьба. Не могу же я ждать, когда университет раскачается!

– Университет ещё долго не раскачается. Да у них и денег нет на новую специальность.– рассмеялся Арбелин.

– Потому что они олухи! – воскликнула и зарделась Альфа. – Нам на клинической психологии лекции читают чуть ли тридцатилетней давности. Я из Интернета больше узнавала, чем из лекций.

Арбелин уровень преподавания на российских психологических факультетах знал и потому согласился:

– Вы правы, мякины хватает, знаю кое-кого лично... И раз за разом встречаю психологов, которые термина «фасцинация» не слыхивали. Даже выпускники МГУ! Удивительно, но факт. Понятие и термин Юрий Кнорозов запустил в 1960 году, а они и в начале третьего тысячелетия не знают...

– Юлиан Юрьевич, – по-девичьи артистично надула губки Альфа, – если Вы откажетесь меня учить, я застрелюсь!

– Ну, вот опять про смерть! Застряло в Вас. Фрейдовская проговорка. Пистолет-то есть ли? Оставьте про смерть даже в шутку. Язык показали ей и живите, будто её для вас нет. – проворчал Арбелин, но тут же засмеялся. – Вижу, придётся Вас вторично спасать, а то ещё действительно застрелитесь. Буду, буду учить. Но как Вы себе это представляете?

Он с иронией смотрел на Альфу.

Альфа закрыла лицо ладонями от нахлынувшей радости. А когда отняла ладони, Арбелин увидел слезинки и радостно сверкающие глаза:

– Юлиан Юрьевич, как скажете, так и буду учиться. Сайт я изучила и поняла, что такое фасцинация и что это не просто очарование, как переводят это слово с английского все словари и на том останавливаются, а что это универсальный код чарующей и устрашающей связи всего живого на планете, а может и во всей Вселенной. И ещё я поняла, что только в содружестве с фасцинацией можно наполнить жизнь человека высоким смыслом и радостной энергией. Тогда и все напасти отступят.

Это было так точно и ёмко сформулировано, что Арбелин удивлённо смотрел на девушку, осознавая, что перед ним существо хоть и молодое, но ума изрядного. Она схватила самую суть его науки. Значит и всю её освоит.

Он задумался. Альфа молча смотрела в его лицо. Она видела, что Арбелин её принял, взял к себе, приблизил, значит стал её покровителем и учителем. Уже стал, потому что принял решение, сделал первый важнейший шаг. Она побледнела от серьёзности нахлынувшего на неё чувства соединения с тем великим начинанием, которое создал этот человек. Теперь она с ним навсегда.

Арбелин встряхнулся от дум:

– То, как Вы сказали, это главное. Мир пронизан фасцинацией как волнующей музыкой. Остальное будем осваивать. Я и сам ещё многого не знаю. Всё только начинается. Но раз уж с этого момента Вы моя студентка, прошу убедительно и категорично выполнять некоторые правила и принципы, которые я назову. Без следования им ученицы из Вас не получится. И я откажусь от Вас.

– Повинуюсь. – Альфа вовсе не для артистизма, а вполне серьезно склонила голову. И тут же достала из сумки блокнот и ручку.

– Записывать не надо, Вы всё и так запомните. – остановил её Арбелин. – Первое – никаких гор и прочих экстремальных кардебалетов. Главное в мыслящем человеке – мозг. Его надо беречь. Знаете, как я обрадовался, когда после перелома позвоночника и рёбер врач сказал мне, что мозг цел? Я готов был гимны петь. Никаких лазаний по горам, горных лыж, фристайлов, велосипедных кувырканий, прыжков с парашютом, и прочих душещипательных экспериментов с телом. Экстрима Вы в науке получите выше крыши.

Альфа расцвела в лучезарной улыбке.

– Юлиан Юрьевич, я отпрыгалась! – она показала на коленку. – Да и неинтересно мне уже всё это, насытилась, всё перепробовала.

– Всё – это что?

– Всё что Вы перечислили, и много ещё чего.

– Ещё чего? Уж не боксом ли занимались? Кулаками по черепу! Или единоборствами? Мухамеда Али, великого боксёра, по черепу били, так он Паркинсона заработал.

– Я росла во дворе. Маме с папой было не до меня. Дралась отчаянно. А каратэ я освоила как следует в 14 лет. Надо было с парнем одним разобраться. Я и сейчас могу кого хочешь уложить. Учителем моим был чемпион мира в карате кекусинкай. Папин друг.

– И с парашютом прыгали?

– Даже у самой земли раскрывала.

– Он же мог не раскрыться! – Арбелин встряхнул головой, изобразив ужас.

– Но я же вот она, сижу, живая. – Альфа озорно засмеялась. – И обещаю – никогда в жизни ничего такого. Буду череп беречь.

– Вот именно. А то ведь как может случиться: в Ваш мозг будет вложено громадной важности знание, а Вы трах-бах и о какой-нибудь пень лбом. И всё, что накоплено ценного, вылетело. Так не годится. Если Вы освоите фасцинетику, то Вы станете транслятором её для множества людей. Нас будет мало, посвящённых. Надо будет людей учить. Станете профессором. Пусть другие лбы расшибают. Запомните на всю жизнь, если животное – это тело и мозг, у многих совсем крошечный, то человек – это мозг и тело. Только нормальный неповреждённый мозг делает человека человеком. Тот же инсульт чем ужасен? А тем, что превращает человека в растение. Прошедшие через автомобильные катастрофы писатели, поэты, актёры, учёные вызывают после травм мозга, если выжили, жалость и содрогание. Берегите мозг! В нём заключен и смысл, и счастье жизни. Остальное – животно-растительное. Даже секс, на котором человечество от дурости помешалось. Автомобиль у Вас есть?

– Да, папа «Опель» мне купил, отличная машина.

– Осторожнее будьте. Столько жизней уносят эти тачки! Тысячи! Как можно осторожнее. Ведь какой-нибудь нализавшийся олух может врезаться.

– Да, обещаю.

Арбелин помолчал.

– Ладненько, первое правило я Вам сказал и Вы дали слово. Теперь слушайте второе. В гневе я страшен. Это на вид я добренький горбун. Но если будет Вами проявлено надругательство над истиной или начнёте зевать от скуки, я буду гневлив и невоздержан. Придётся испытать на своей шкуре. Так что надо сразу это Вам знать и дать мне разрешение, быть с Вами построже, если набедокурите.

Альфа улыбнулась:

– А плётка у Вас есть?

– Это зачем!?

– Ну, набедокурю, Вы меня плёточкой, плёточкой.

– Это уже мазохизм. Да и как может подняться мужская рука с плёткой на такое прелестное создание. Я не Заратустра.

– А что тогда?

– Нехорошие слова говорю. У меня их несколько.

– Ой, скажите! Чтобы я заранее была готова. Я их запишу и выучу.

– Ну… чаще всего я употребляю такие ругательства, как «охлопус», «балда» и «дубина». В разных интонациях. От лёгкого порицания до яростного гнева. И ещё «хмырь». Но это ко всем пакостникам и недоумкам.

О том, что в арсенале есть ещё унаследованное от отца словечко «мудак», Арбелин не сказал, так как применял его исключительно к презренным мужским типам.

– Охлопус? Первый раз слышу. Что это?

– Это я придумал. Выдвинул, для себя пока, гипотезу, что гомо сапиенсом наш далёкий обезьяноподобный предок стал благодаря сплочённости в гипервнушаемую стаю. Охлоантропоид – массовый внушаемый человек. Таким он остаётся в большинстве своём и по сей день. Француз Лебон его прекрасно описал. Читали Лебона?

– Да.

– Вот такой человек, толпогенный, орущий, готовый рушить всё подряд, в большинстве своём невежественный и туповатый и есть охлоантропос сапиенс. В наиболее законченном виде – это толпы футбольных фанатов или мародёров. И эти сексоманы чёртовы, запрудившие Интернет и шоубизнес. Куда ни глянь – толпа. Мародеры – толпа. Революция – толпа. Война – толпа. Беспорядки – толпа. Я не могу без содрогания смотреть документальные кадры, как немецкая армия в июне 41-го двинулась в нашу страну. С губными гармошками, радостные, хохочушие, словно на прогулку. А ведь они ехали на танках, грузовиках и мотоциклах убивать. Убивать! Готовность охлопуса убивать – самое в нём гадкое и страшное. В 1914 году, как рассказывают очевидцы тех лет, миллионы так же радостно и с песнями шли убивать с обеих сторон, будто наступил вселенский праздник. Закончилась вся эта охлопусная вакханалия миллионами трупов и революциями. Охлопусная массовость – это стадная регрессия. От охлоантропоса я и произвёл ругательство охлопус. Назову охлопусом – значит вы стали как все, подладились, потеряли своё мнение и перестали быть разумным скептиком.