— А зачем тебе это, если ты не убивал? Мне компромиссы не нужны. Трубочист в них тоже не нуждается. Мне нужны показания, но не «липа». Не услуги, — усмехнулся Яровой.

— Значит, не согласен? Дело твое. Мне так еще лучше. Но знай, всех нас тебе выпустить придется. И нести ответственность за необоснованный арест и этапирование, за содержание нас под стражей. И все расходы, в том числе и наши вынужденные прогулы — будут вычтены из твоего кармана. А наши заработки— не твои. Год без хлеба сидеть будешь.

— Хватит торговаться! Здесь не базар! — встал Яровой и спросил — Показания по обвинениям, предъявленным вам, будете давать?

— Отчего же, буду.

Следователь сел за протокол допроса.

— Итак, мы поехали в Ереван, чтобы помочь Вовке в дороге. Он хотел лететь, мы не решились отпустить его одного. Там он встретился с Гиеной, она сказала, что Скальп уж «жмур». Подох. Мы ее взяли с собой, потому что Гиена хотела убраться куда-нибудь подальше от подозрений. А в Хабаровске Вовка придушил ее во время приступа, — говорил Клещ.

— Это мне знакомо по вашему письму, — сказал следователь.

— А при чем письмо? Так было на самом деле. Ты же хочешь знать правду. Я тебе и говорю, как было, — не смутился Клещ.

— Мне уже известно, как было. Вот, подпишите в протоколе свои показания.

Клещ взял ручку и, не читая, стал писать: «Прошу отстранить следователя Ярового от ведения дела, поскольку он — заинтересованная сторона и не может быть объективным в расследовании. Однажды он упал с моего плота в воду и решил, что я это ему подстроил. И расследует дело так, чтобы я был осужден. Прошу назначить другого следователя», — Клещ отодвинул протокол. Аркадий прочел. И не смог скрыть улыбки.

— Старый прием, Беник. Однажды, с Трубочистом, это могло удаться. Но не получилось. Зачем повторять ошибки?

— Послушай! Пусть это мне не удалось. Но знай, что на суде я раскрою твое лицо. Знай это! Ведь это из-за тебя у Вовки со здоровьем стало плохо. Он уже вылечился. Стал забывать прошлое. А ты его снова сделал придурком. Именно ты! Оба твои допроса закончились для него больницей! Из-за тебя он возвращается в прежнее состояние. Значит, так нужно тебе! Ты думаешь, что в этом положении он даст нужные показания, в которые поверит суд? Не забывайся, Яровой. Мы поставим тебе в вину не только нелепость тех показаний, которые нельзя принимать в расчет, а и преднамеренное усугубление болезни, вернее ее возобновление у Вовки! И ты ответишь за это!

— Послушай, Клещ, ты нервничаешь и теряешь над собой контроль. Весь твой арсенал исчерпан. Ты говоришь, что я опираюсь на показания Журавлева в расследовании этого дела? И не знаю, как и кем был убит Скальп? Ты зря отказался выслушать весь текст постановления о привлечении в качестве обвиняемого. Прочитай его и сам убедишься, что мне все известно!

Беник читал. Вначале его лицо исказила злоба. Потом глаза его беспокойно забегали. Лицо побледнело. Клещ замер на секунду. И… в один миг разорвал документ в мелкие клочья. На лбу Беньки испарина появилась.

— Вот цена твоим басням! Возьми! Сочини другие! Сказочник! Не мог правдивее придумать! — кричал он.

Яровой хотел было потянуться к кнопке, чтоб вызвать конвоира, но Клещ сказал, рассмеявшись:

— Торопишься? Поговорим без ксив. Они для меня плевок! Так вот знай! Я тебе перед судом такое устрою — век помнить будешь. Я жизнью не дорожу. Но и даром не отдам. А если и придется, то уж такую «ксиву» после себя оставлю, что никто и ничто тебе не поможет. Жизни не будешь рад! Запомни это! Ты можешь приказать, чтоб мне карандаша не давали, бумаги. Так я своей кровью на стене напишу все, что нужно. И тебе жизни не будет после этого! — кричал Клещ.

— Пока ты находишься в камере следственного изолятора, до суда ты ничего не сможешь сделать с собой. А дальше — дело твое. Жизнь каждого в его руках. Потом распоряжайся ею, как хочешь. Меня ты не запугаешь. Если ты не захочешь жить, почему я об этом должен беспокоиться. А кричишь и угрожаешь потому, что понял — дело раскрыто без твоих показаний. Они мне уже не нужны. Я соблюдал процессуальную форму. Вот и все. Отступать тебе уже некуда, — говорил следователь.

— Ошибаешься, Яровой! Я устраню тебя! — зловеще прошептал Клещ и, рванув на себе рубашку, заорал: — За что?! Я не виноват! Остановись, Яровой! Не убивай, — бился Беник головой о стенку, рвал кожу на своем лице. Стучал ногами.

— Хватит, Беник! Концерт окончен! Посмотри сюда, — указал он на окошко, из которого смотрели на Беника глаза понятых. Клещ сразу утих. Сел на табурет.

— Богатый у тебя арсенал. Но методы староваты. Ну что же, любопытно было встретиться еще раз с тобой. Поговорить. Ну, а теперь — все! — Кстати, я забыл сказать… — начал Клещ.

Яровой, едва не нажавший кнопку вызова конвоя, подождал.

— А что мне грозит? — спросил Беник.

— Соучастие в убийстве с особой жестокостью по первому эпизоду, убийство с целью скрыть ранее совершенное преступление — по второму, покушение на убийство с той же целью — третий эпизод.

Поджог, а также нарушение режима поселения — по совокупности. Методом поглощения — сам понимаешь… Статья от… и до… Но я не суд. Я не решаю, — ответил Яровой. И добавил: — Конечно, будет учтено, что эта судимость не первая.

— Но у меня сын! — простонал Клещ.

— Знаю. Ребенка и мне жаль. Как человеку, жаль, — вздохнул Яровой и нажал кнопку.

— Яровой! Но ведь он один у меня!

— Раньше, Беник, надо было думать. Раньше.

Следующим предстоял допрос Мухи. Аркадий знал, что это не Клещ и, взвесив все, подготовился…

Муха вошел тяжело. Грузно сел на табурет, молча слушал. Следователь объявил и разъяснил, в чем он обвиняется. Перечислил доказательства. Сенька будто прирос к табуретке. Внешне никак не реагировал на слова Ярового. Но слушал внимательно.

— Признаете ли вы себя виновным в предъявленных вам обвинениях? — спросил следователь.

— Признаю в том, что был дураком и не пришиб тебя на деляне. Виновен! Да ты мне не морочь мозги! Я не дурней тебя! Я на суде скажу, как ты вымогал показания против нас у начальства! Как грозил прорабу и леснику! Как подкупил Юрку и наобещал ему всякое! Грош цена твоим доказательствам! Кто помогал тебе? Я не скрою! Все скажу. Мне известно, как ты грозил Вовке посадить его. И в больнице сказали, что нервное потрясение наступило в результате психического воздействия. Клещ у санитара «скорой помощи» все выведал…

— Журавлев обследован комиссией судебно-медицинских экспертов. И ни вы, ни я, а лишь суд будет решать — принимать его показания в счет или нет. Кстати, он их еще не давал. Так что оставим Журавлева в покое. К вашему допросу и к раскрытию преступлений он не имеет никакого отношения, — сказал Яровой.

—

Я

заявляю ходатайство следствию, — мрачно сказал Муха.

— Какое? — удивился следователь.

— Когда Бенька пошел с Гиеной к гостинице, за ними вышли трое мужиков. Мне они показались подозрительными. И они вернулись в зал ожидания аэропорта позже Клеща, — говорил Муха.

— Значит, вы заявляете ходатайство об установлении и проверке их личностей? Так я вас понял? — спросил следователь.

— Да.

— Я вынужден отклонить ходатайство.

— Почему?

— Все пассажиры, а их, в тот день в Хабаровске было сорок шесть человек, проверены. Повторную проверку проводить нет необходимости. Посторонних, а именно провожающих или горожан, в это время в порту не было. К тому же, из оставшихся кроме вас мужчин-пассажиров — шестеро были престарелыми пенсионерами, а девять — малолетние. Еще трое — сопровождающие грузов, которые не покидали диспетчерскую порта, ожидая вылетов, а пятеро — вылетели раньше, чем была задушена Гиена. В гостинице порта останавливаются лишь матери с грудными детьми.

— И ты думаешь, что раскрыл дело? Что тебе удастся засадить нас? Но я не Клещ, не одессит-интеллигент! Я — «Муха!» — встал Сенька во весь рост. — Я не таким, как ты, сворачивал шеи. Из моих рук зверь не вырывался! Ты меня засадить вздумал? Да я тебя пришью и ни одна экспертиза не поможет тебе! Ты не успеешь нажать кнопку. А и успеешь, они опоздают! Ты что ж, падла, с нами шутить вздумал? — подходил Муха.