Слово «виски» возымело магическое действие, и спутники Стаббса даже несколько замедлили шаг, чтобы, пропустив Гордона вперёд, предоставить ему возможность поговорить со мной наедине. Гордон сказал, что ему всё равно, услышат они или нет, о чём он будет говорить со мной, он требует только, чтобы ему не мешали.

Меня это всё крайне удивило: Гордон предал меня, и мне было непонятно, как он, совершив столь гнусный поступок и повергнув меня в непоправимую беду, ещё проявляет ко мне какое-то доброжелательство. Однако Гордон был человек не злой. Он, правда, не имел сил устоять перед соблазном получить такую сумму, как пятьсот долларов, а также отказаться от связанных с этим преимуществ, но всё же не забывал, что обязан мне жизнью.

Он подошёл ко мне и, откашлявшись, с заметным смущением попытался вступить со мной в разговор.

— Здорово же ты меня ударил, Арчи! — начал он.

— Жалко, что ещё мало! — ответил я.

— Да ну ладно, не надо всё это так переживать, парень! Я ведь просто решил, что лучше уж мне самому, заработать пятьсот долларов, чем упустить их из рук. Я отлично знал, что удрать вам всё равно не удастся, и как бы ты на меня ни дулся, я сделал для тебя, милый ты мой, то, чего никто бы не сделал. Возьми себя в руки, и я тебе расскажу как всё было… Когда ты в ту ночь ушёл, я никак не мог заснуть и всё думал о твоём деле. И я решил: чёрт знает, что за дурацкую штуку придумал этот Арчи. Поймают его наверняка, дознаются, что я ему помог, и тогда солоно придётся и ему и мне. Его выпорют, а меня оштрафуют, засадят в тюрьму, а потом ещё вышлют из этого округа, как мне грозил полковник со своими приятелями. А главное, кто-то другой награду, получит, Конечно, Арчи мне жизнь спас, что верно, то верно. Так вот: если я избавлю его от порки и в то же время положу себе в карман пятьсот долларов — это будет лучший выход для нас обоих. На другой день я встал рано и отправился к полковнику Муру. Застал я его в самом скверном настроении. Он был взбешён тем, что ему ничего не удаётся узнать ни о тебе, ни о Касси.

«Полковник, — обратился я к нему, — мне стало известно, что вы обещали пятьсот долларов награды тому, кто доставит вам обоих ваших беглых рабов».

«Да, — ответил он, — сию же минуту деньги на стол выложу». Тут он посмотрел мне прямо в глаза, решив, должно быть, что я знаю, где вас надо искать.

«Ну что же, толковник, я, пожалуй, мог бы вам быть полезным в этом деле, но только если вы мне одну, вещь обещаете».

«А чего же ещё обещать, — сказал полковник. — Разве не хватит того, что я обещал заплатить пятьсот долларов? Что это всё значит?»

«Я не о награде беспокоюсь, — ответил я. — Награда, что и говорить, неплохая, даже отличная. Вот что, полковник, заплатите мне всего четыреста пятьдесят долларов, по только обещайте, что пороть Арчи не будете; а те пятьдесят долларов я с вас требовать не стану».

«Что за глупости! — воскликнул полковник. — Послушайте, какое вам дело, выдерут этого подлеца плетью или нет? Ваше дело — получить деньги — и всё!»

«Джимми Гордон не такой человек, чтобы забыть оказанное ему благодеяние, — возразил я полковнику. — Этот парень спас мне жизнь; в этом месяце как раз исполнится три года, как это случилось. Если вы мне поручитесь честным словом, что не станете наказывать его за побег, я помогу вам разыскать его. Если вы не согласны, прощайте!»

Полковник долго со мной торговался. Но видя, что я не уступаю, он обещал сделать всё, как я просил. Тогда я сказал ему, что ты приходил ко мне и должен ещё раз прийти. И он отправил со мной Стаббса и других молодцов, чтобы они помогли тебя захватить. Вот как было дело. А теперь, Арчи, не падай духом, будь пободрей — и всё образуется. Видишь, я постарался устроить всё получше для нас обоих.

— Желаю вам, мистер Гордон, побольше радости от этого, — проговорил я, — желаю вам проиграть ваши пятьсот долларов в первый же раз, как вы карты в руки возьмёте, а это будет не позже чем завтра.

— Ты не в себе, Арчи, — ответил он, — иначе ты бы так не говорил. Что ж, по совести говоря, меня это не удивляет. Но время пройдёт, и ты иначе рассудишь. По-моему, хватит с тебя и того, что ты голову мне разбил. Болит она у меня, будто треснуть хочет. — Сказав это, мистер Гордон прервал разговор и присоединился к остальной компании.

Хоть мне и не за что хорошо относиться к Джеймсу Гордону, я всё-таки должен сказать, что мало на свете людей, которые в данном случае поступили бы иначе, чем он. Пятьсот долларов были для него огромным соблазном. Кроме того, у него была уверенность, что он заслужит благоволение полковника Мура и с его поддержкой обретёт возможность прилично жить, насколько это вообще мыслимо в этой стране для человека, не имеющего средств. Он не только успокоил свою совесть рассуждениями о том, что если бы он меня не предал, то всё равно предал бы кто-нибудь другой, но даже заключил с полковником условие, которое было в моих интересах, и, по-видимому, сам себя убедил, что, предавая меня, тем самым даже оказывает мне известную услугу.

В той части Америки, где существует рабство, найдётся не один джентльмен — я сознательно употребляю именно это слово, ибо хоть это и не вяжется с республиканскими принципами, нет другой такой страны, как Америка, где бы грань между джентльменом и простолюдином была проложена так резко, — найдётся, как я сказал, не один джентльмен, который счёл бы для себя оскорблением быть поставленным на одну доску с Джимми Гордоном, и тем не менее в течение всей своей жизни он руководствуется теми же самыми соображениями, которые заставили этого человека совершить предательство.

В тех штатах Америки, где существует рабство, многие джентльмены в глубине души отлично сознают и чувствуют, что, держа своих ближних в рабстве, они грубо, нагло и позорно нарушают все принципы справедливости и гуманности. Стоит только вдуматься в то, что собой представляет рабство, и нельзя не согласиться, что оно во много раз хуже пиратства и вооружённого разбоя.

Рабство, согласно убеждению такого джентльмена, представляет собой неслыханное злоупотребление, которое оправдать никак нельзя, но… к сожалению, он сам владеет рабами и без них не может жить так, как пристало джентльмену. Впрочем, он обращается со своими рабами особенно мягко, так мягко, что даже, не задумываясь, будет утверждать, что те в своём рабстве много счастливее, чем могли бы стать, если б им даровали свободу.

Когда видишь, как люди, казалось бы, образованные и неглупые тешат себя такими софизмами, начинаешь несколько снисходительнее относиться к бедному Джимми Гордону.

Глава одиннадцатая

Мы добрались до Спринг-Медоу уже после полудня. Полковник ожидал нас там с большим нетерпением. Однако ввиду того, что к обеду в этот день было приглашено много гостей, он был настолько занят приготовлениями к их приёму, что не мог сразу же уделить нам внимание. Тем не менее, узнав о нашем прибытии, он тут же приказал передать мистеру Гордону обещанные пятьсот долларов. Глаза торговца загорелись при виде толстой пачки банкнот, и он жадно схватил их. В эту минуту я пристально посмотрел на него, и наши взгляды встретились. Он изменился в лице. Кровь прилила к его щекам и сразу же отхлынула. Лицо его выражало стыд, раскаяние и презрение к самому себе. Он поспешно сунул пачку банкнот в карман и, не сказав ни слова, удалился.

Касси и меня отвели в конюшню и заперли в тесную, тёмную и душную каморку, куда иногда складывали корм, а иногда сажали провинившихся рабов. Мы уселись на полу, так как в этом помещении не было даже скамейки, и несчастная Касси бросилась ко мне ка грудь. Горе и страх охватили её с новой силой, и она горько зарыдала. Я старался поцелуями осушить её слёзы и хоть как-нибудь её успокоить. Но мне это не удавалось, да а как мог я её успокоить? Чем больше я говорил, тем сильнее она заливалась слезами. Она прижималась ко мне всё теснее и теснее и судорожно меня обнимала.

— Он убьёт нас, он разлучит нас навсегда! — глухо и еле слышно шептала она. Это был её единственный и неизменный ответ на всё, что я ей говорил.