Уже я чую: тоньше становятся

10 Под грубой кожей скрытые голени —

Я белой птицей стал, и перья

Руки и плечи мои одели.

Летя быстрее сына Дедалова,

Я, певчий лебедь, узрю шумящего

Босфора брег, заливы Сирта,

Гиперборейских полей безбрежность.

Меня узнают даки, таящие

Свой страх пред римским строем, колхидяне

Гелоны дальние, иберы,

20 Галлы, которых питает Рона

Не надо плача в дни мнимых похорон,

Ни причитаний жалких и горести:

Сдержи свой глас, не воздавая

Почестей лишних пустой гробнице.

58

КНИГА ТРЕТЬЯ

К хору юношей и девушек

Противна чернь мне, таинствам чуждая!

Уста сомкните! Ныне, служитель муз,

Еще неслыханные песни

Девам и юношам запеваю.

Цари грозны для трепетных подданных,

Царей превыше воля Юпитера.

Гигантов одолев со славой,

Мир он колеблет движеньем брови.

Иной раскинет шире ряды борозд

10 В своих поместьях; родом знатней, другой

Сойдет за почестями в поле;

Добрыми нравами славен третий;

Четвертый горд толпою приспешников;

Но мечет с равной неотвратимостью

Судьба простым и знатным жребий; —

В урне равны имена людские.

Кто чует меч над шеей преступною,

Тому не в радость яства Сицилии,

Ни мирный звон, ни птичье пенье

20 Сна не воротят душе тревожной.

Но миротворный сон не чуждается

Убогой кровли сельского жителя,

Ни ветром зыблемой долины,

Ни прибережных дубрав тенистых.

Кто тем, что есть, доволен — тому уже

Не страшно море неугомонное

И бури грозные несущий

Геда восход иль закат Арктура,

Не страшен град, лозу побивающий,

30 И не страшна земля, недовольная

То ливнем злым, то летней сушью,

То холодами зимы суровой.

А здесь и рыбам тесно в пучине вод:

За глыбой глыба рушится с берега.

И вновь рабов подрядчик гонит:

Места себе не найдет хозяин

На прежней суше. Но и в морской приют

К нему нагрянут Страх и Предчувствия;

И на корабль взойдет Забота,

40 И за седлом примостится конским.

Так если нам ни мрамором Фригии,

Ни ярче звезд блистающим пурпуром,

Ни соком лоз, ни нардом персов

Не успокоить душевной муки, —

Зачем на зависть людям высокие

Покои мне и двери роскошные?

Зачем менять мой дол сабинский

На истомляющее богатство?

59

К римскому юношеству

Военным долгом призванный, юноша

Готов да будет к тяжким лишениям;

Да будет грозен он парфянам

В бешеной схватке копьем подъятым.

Без крова жить средь бранных опасностей

Он пусть привыкнет. Пусть, увидав его

Со стен твердыни вражьей, молвит

Дочке-невесте жена тирана:

«Ах, как бы зять наш будущий, царственный,

10 В искусстве ратном мало лишь сведущий,

Не раззадорил льва, что в сечу

Бурно кидается в яром гневе!»

И честь и радость — пасть за отечество!

А смерть равно разит и бегущего

И не щадит у тех, кто робок,

Спин и поджилок затрепетавших.

Падений жалких в жизни не ведая,

Сияет Доблесть славой немеркнущей

И ни приемлет, ни слагает

20 Власти, по прихоти толп народных.

И открывая небо достойному

Бессмертья, Доблесть рвется нехоженым

Путем подняться, и на крыльях

Быстро летит от толпы и грязи.

Но есть награда также молчанию:

И если кто нарушит Церерины

Святые тайны, то его я

Не потерплю под одною кровлей

Иль в том же челне. Часто Диеспитер

30 Карает в гневе с грешным невинного;

А кто воистину преступен,

Тех не упустит хромая Кара.

60

К Августу

Кто прав и к цели твердо идет, того

Ни гнев народа, правду забывшего,

Ни взор грозящего тирана

Ввек не откинут с пути, ни ветер,

Властитель грозный бурного Адрия,

Ни Громовержец дланью могучей, — нет.

Пускай весь мир, распавшись, рухнет —

Чуждого страха сразят обломки.

И Геркулес и Поллукс таким путем

10 Достигли оба звездных твердынь небес:

Меж них возлегши, будет Август

Нектар пурпурными пить устами.

Таким путем, о Вакх, и тебя везли

Твои тигрицы, чуждому им ярму

Подставив шеи; так и Ромул

Орка избегнул на конях Марса,

Когда Юнона радость рекла богам,

Совет державшим: «Трою державную

Повергнул в прах судья преступный

20 Вместе с женой, из-за моря плывшей, —

Град, обреченный мной и Минервою

С тех пор, как не дал Лаомедонт богам

Награды должной, — обреченный

Вместе с народом, с вождем лукавым.

Уже не блещет ныне бесславный гость

Лаконки блудной; клятвопреступный род

Приама, Гектором могучий,

Греков уже не разит отважных.

Войне, раздором нашим затянутой,

30 Конец положен. Гнев мой и ненависть

Сложив, я милую для Марса

Внука, который рожден мне жрицей

В дому троянском; в светлый чертог ему

Вступить дозволю; нектара сок вкушать

И приобщить его отныне

К сонмам блаженных богов дозволю.

И лишь бы между Римом и Троею

Шумело море — пусть беглецы царят

Счастливые в краю желанном!

40 Лишь бы Приама, Париса пепел

Стада топтали, звери без страха там

Щенят скрывали б, — пусть Капитолия

Не меркнет блеск, и пусть победный

Рим покоряет парфян законам!

Вселяя страх, он пусть простирает власть

До граней дальних, где отделяется

Водой от Африки Европа,

Вздувшись, где Нил орошает пашни.

Пусть презирает злато, которому

50 В земле остаться лучше не вырытым,

Чем громоздиться на потребу

Людям, громящим и божьи храмы.

И где бы мира грань ни стояла, пусть

Ее оружьем тронет, стремясь достичь

Краев, где солнца зной ярится,

Стран, где туманы и ливни вечно.

Но лишь один воинственным римлянам

Завет кладу я: предков не в меру чтя