И веря счастью, не пытайтесь

60 Дедовской Трои восставить стены!

Коль встанет Троя в пору недобрую, —

Судьба вернется с гибелью горькой вновь:

Юпитера сестра-супруга,

Двину сама я полки победно.

Пусть трижды встанут медных ограды стен,

Творимых Фебом, — трижды разрушат их

Мои ахейцы; трижды жены

Пленные мужа, детей оплачут».

Шутливой лире это совсем нейдет!

70 Куда ты, Муза? Брось же упорно так

Рассказывать бессмертных речи

И унижать величавость малым.

61

К Каллиопе

Сойди с небесных высей и флейтою,

О Каллиопа, долгую песнь сыграй,

Иль громким голосом пропой нам,

Иль прозвени на кифаре Феба!

Вам слышно? Чу! Иль сладким безумием

Я обольщен? Как будто блуждаю я

В священных рощах, где отрадно

Струи бегут, дуновенья веют…

То было в детстве: там, где у Вольтура

10 Вдали от крова милой Апулии

Я спал, игрою утомленный, —

Голуби скрыли меня, как в сказке,

Листвою свежей. Диву давались все,

Кто на высотах жил Ахерунтии,

В лесистой Бантии, на тучных

Нивах вокруг городка Форента,

Что невредимым спал я средь черных змей,

Среди медведей, лавром священным скрыт

И миртовых ветвей листвою,

20 Отрок бесстрашный, храним богами.

Я наш, Камены, ваш, поднимусь ли я

К сабинам в горы, или пленит меня

Прелести холод, влажный Тибур

Или потоки в прозрачных Байях.

И другу хоров ваших и звонких струй —

Ни при Филиппах бегство постыдное,

Ни дуб проклятый не опасен,

Ни Палинур в Сицилийском море.

Коль вы со мною — смело по бурному

30 Пущусь Босфору, смело я путником

К пескам пылающим отправлюсь,

Что ассирийский покрыли берег,

Увижу бриттов, к гостю безжалостных,

Конканов, пьяных кровью из конских жил,

Гелонов, что колчаны носят,

Скифскую реку узрю безвредно.

Как только войско, в битвах усталое,

Великий Цезарь вновь городам вернет,

Ища окончить труд тяжелый, —

40 В грот Пиерид вы его ведете.

Совет вы кроткий, о благодатные,

Ему даете, радуясь данному…

Мы знаем: войско злых титанов

Страшное — молнией быстрой свергнул

Тот бог, кто правит морем волнуемым.

Землей недвижной, царствами слезными,

Кто и богов и смертных держит

Властью единой и непреложной.

Его повергли юноши буйные

50 В немалый ужас, силою гордые, —

Два брата, что хотели Пелий

Нагромоздить на Олимп лесистый.

Но что Тифою, Миманту сильному,

Порфириону, грозному обликом,

Иль Рету, или Энкеладу,

Рвущему с корнем деревья смело, —

Что им поможет против звенящего

Щита Паллады? С нею — ревнительный

Вулкан; с ней — чтимая Юнона,

60 С нею — и бог, неразлучный с луком,

Кто в чистой влаге моет Касталии

Кудрей извивы, — житель кустарников

Ликийских иль лесов родимых

Делоса, — ты, Аполлон Патарский.

Падет невольно сила без разума;

А умной силе боги и рост дадут

Все выше: им противна сила,

Что беззаконье в душе питает.

Тому Гиант сторукий свидетелем

70 И Орион, навек обесславленный,

Искавший девственной Дианы

И укрощенный ее стрелою.

Земля страдает, чудищ своих сокрыв:

Она тоскует, видя, что молния

Детей низвергла к бледным теням, —

Быстрый огонь не пронижет Этну,

И вечно печень Тития наглого

Орел терзает, страж ненасытности,

И Пирифоя-женолюбца

80 Триста цепей в преисподней держат.

62

К Августу

Мы верим: в небе — гром посылающий

Царит Юпитер; здесь же — причислится

К богам наш Август, как британцев

Он покорит и жестоких персов.

Ужели воин Красса с парфянкою

В постыдном браке жил — и состарился

В оружье тестя, что врагом был?

О, как испорчен сенат и нравы!

Царю покорны, дети Италии

10 Забыли тогу, званье, щиты богов,

Забыли огнь пред Вестой вечный, —

Хоть невредим Капитолий в Риме!

Провидец Регул этим тревожился,

Позорный мир отвергнув с презрением:

Пример опасный — так он думал —

Гибелью Риму грозит в грядущем,

Коль не погибнут вовсе те жалкие,

Что в плен сдавались. «Видел знамена я,

Там, на стенах пунийских храмов,

20 Видел оружье, что римский воин

Без боя отдал; видел: завязаны

Свободных граждан руки за спинами;

Ворота настежь; пашут поле,

Что разоряли, солдаты Рима.

Боец, чья вольность куплена золотом,

Смелей ли станет? Только прибавится

К стыду убыток! Цвет природный

Шерсть после окраски вернуть не может.

Не хочет доблесть, будучи попрана,

30 Назад вернуться к тем, кто попрал ее.

Как лань, из сети частой выйдя,

Биться не будет, — не станет храбрым

Тот, кто пунийцам лживым доверился;

Не станет новых войн победителем

Тот, чья рука была в оковах,

Кто малодушно боялся смерти!

Ища, откуда б жизнь себе выпросить, —

Войну он с миром в мыслях смешал совсем!

О, стыд! О Карфаген великий!

40 Выше ты стал от позора Рима!»

И от объятий верной жены своей,

От малых деток он отстраняется,

Как прав лишенный, и сурово

Взор непреклонный вперяет в землю,

Чтоб укрепить решимость сенаторов

Своим советом, миру неслыханным,

И от друзей своих печальных

Выйти в изгнанье покрытым славой!

О, знал он твердо, чем угрожал ему

50 Палач пунийский, — но раздвигает он

Родных, что путь загородили,

Граждан, его не пускавших дальше, —

Как будто, кончив долго тянувшийся

Процесс клиентов, он покидает суд,

Чтоб отдохнуть в полях Венафра

Или в Таренте, рожденном Спартой.

63

К римскому народу

Вины отцов безвинным ответчиком

Ты будешь, Рим, пока не восставлены

Богов упавшие жилища,

Их изваяния в черном дыме.