Я вижу музыку порой
Геометрично, ощутимо,
Так, будто бы неверность дыма
Вдруг обретает жесткий строй!
Необъясним аккорд Равеля —
Зеркальный отзвук тишины.
Над ртутной тяжестью волны
Горизонтально он расстелен;
Волна? Частица? Странный шаг:
Чем ближе он, тем отдаленье
Бесспорнее.
У поколенья
В крови звучит он — не в ушах.
Кровь тяжела и неясна,
Как настроений перемены...
Пустынных горизонтов стены
Дрожат,
Когда в них бьет волна.
Бах... Высший рационализм.
Готических соборов латы.
В диезах стрельчатой токкаты
Математический каприз.
Он не влезает целиком
В концертность нынешнего зала:
Сломалась вертикаль хорала,
Придавленная потолком.
А если так — без потолка,
Чтоб только небо над органом?
Но в нашем климате туманном
Ему мешают облака.
ДИНОЗАВРЫ
А. Б.
Когда Земля была молода,
У истоков реки времен
Мир динозавров раз навсегда
Свой утвердил закон:
Ящерам — суша, а рыбам — воды.
Несчетные тьмы веков
Они были очень могучим народом,
Владыки материков.
В зеленых болотах, в рыжих саваннах
Никто им не докучал,
Казалось, владели землей первозданной
Они с начала начал...
Но вдруг с богами древними рядом
Возникла иная жизнь —
Серые, как штурмовые отряды,
Полчища жалких крыс...
Тем ли, кто прячется в норы под камнем,
Первенство уступить?
Ящеры не читали «Гамлета»,
Но предпочли — не быть!
Скоро поняв, что юрские грозы
Уносит времен река,
Они умирали, как паровозы
Толпой во тьме тупика.
Не в силах выстоять против течения,
В мире серой возни,
Отвергнув мелочность приспособленья,
Молча ушли они!
Они — динозавры! Не черви, не рыбы!
К миру серых врагов
Они приспособиться тоже могли бы,
Но это — не для богов!
Крысам — суша, а рыбам — воды.
Но главное — что-то своё!
Они были очень гордым народом
И выбрали — небытие!
НЕМНОГО О ДОНКИХОТСТВЕ
1
Скачет рыцарь из Ламанчи
По Кастилии скалистой
Дать колодникам свободу,
Хлеб голодным, дом бездомным —
Справедливость! Справедливость!
Триста лет по разным странам
Скачет рыцарь из Ламанчи,
Только мельничные крылья
Над бесплодным плоскогорьем
Равнодушно вертят жернов
И отбрасывают в лужу
Справедливость, справедливость...
Слово словом остается:
Пожелания благие
Никого не накормили,
И колодники в колодках,
И бездомные бездомны —
Справедливость, справедливость...
Скачет рыцарь из Ламанчи
Бесполезно одинокий...
2
Скачет рыцарь из Ламанчи,
По местам давно знакомым —
Ни лесинки, ни травинки!
Только старые бутылки
Да протертые покрышки
От каких-то самосвалов.
Ни плетня и ни колодца —
Дьявольски пятиэтажно
Легендарное Тобоссо...
Дульцинея, Дульцинея...
Вместо скрипок — радиолы.
Бабы — куклы из журнала.
Где теперь тебя найду я,
Где блестишь нейлоном мертвым,
Извиваясь в адской пляске?
Дульцинея, Дульцинея...
Где вы, люди? Что случилось?
Этажей у вас до чорта —
А бездомные — бездомны.
Вас машины накормили?
Хороши по воскресеньям
Синтетические вина
Из пластмассовых порронов?
И колодников не видно —
А по городу гуляют
Непонятные фигуры
И записывают что-то...
Дульцинея, Дульцинея...
3
Памяти Э. Ростана
Где старый Санчо? Он давно
На пенсию уволен.
Играет с кем-то в домино
И, кажется, доволен...
А я и славы не ищу:
Гореть мне неохота.
Через границы я тащу
Оружье Дон-Кихота.
По кучам свастик, лун и звезд,
И прочей фурнитуры,
Орлам и львам — ногой на хвост,
Через щиты и туры,
Сквозь марши, гимны, барабан,
Чиновные рогатки.
Тащу мешки в пределы стран
Тех, где не всё в порядке.
И пусть в ночи чуть слышный свист
Кружит над сонным светом —
Конечно, я — контрабандист.
Хоть и зовусь поэтом!
САРАФАНЫ
В музейном свете слабом,
За рамой — как в окне —-
Малявинские бабы
Алеют на стене.
Миткалю или ситцу?
И радугу-лисицу —
Как лето в бабьи лица!
И — зори по плечам!
Пылают сарафаны,
Трещат
По швам:
На медных самоварах
Не место рукавам!
Цветы на бумазее
Горят,
горят,
Служители музея —
В набат, в набат!
Так и живем в пожаре.
Художник — чорту брат:
Чиновники — изжарятся,
Ханжи
Сгорят!
Улл-лю! Малюй, Малявин,
Отчаянный маляр,
На свадьбу на маланьину
Малиновый пожар!
Сто солнц — лучами в призму,
И радугу — на холст!
Эй, стражи реализма!
Хватай ее за хвост,
Ругни его за грубость,
Ворчи, что — дребедень...
Малявин — это Рубенс
Российских деревень!
МАСЛЕНИЦА
Когда сквозь март из церкви серой
не поднимая головы
кустодиевская Венера
под звон купеческой Москвы
по переулкам по Ордынке
плывет на волнах шушунов
и вьются синие тропинки
под красным блеском каблучков
а снег зеленовато-алый
звенит российской пестротой
люблю
языческий и шалый
московских маслениц настой...
* * *
Е. Эткинду
Собака нюхает солнце.
А с крыши — мартовский сок
Из-под сосулек.
Собака нюхает солнце,
Закрыв глаза и вытянув шею.
А под корой березы от корня до почек
Мартовский сок бродит.
Смотрю на жесткую бахрому сосулек,
На почки березы,
Глажу собачью спину ладонью...
Кто мне вернет
Ощущенья сосулек, истекающих стуком капели,
Ощущенья березы, в которой сок бродит,
И ощущенья собаки, которая нюхает солнце?
* * *
А. Сорокину
Разъезд Водопадный. Ночное купанье.
В кипенье прибоя — людское кипенье.
В трусах проводник пробежал по вагону —
И — дверь нараспашку, на воздух соленый!
Священная жажда вечерней прохлады —
Летят из вагонов людей водопады!
Кипенье людское под белой луною,
Купанье ночное в кипеньи прибоя —
А рядом — ущелье и мостик железный.