Вечерами, в переполненном трамвае,
Зыбкий контур отраженного лица,
От вагонного стекла не отставая,
Так и движется сквозь город до кольца.
Там, во тьме — черты пикассовой голубки...
(Бровь одна — чуть-чуть сильней подведена...)
Рыжий свитер над квадратом белой юбки —
В полуметре от вагонного окна.
Так прозрачно неподвижное движенье,
Только алым озаряются зрачки:
Это с ними совместились на мгновенье
Обгоняющей машины огоньки.
Сквозь мельканье окон встречного трамвая,
Как сквозь движущийся сгусток пустоты,
В вечер, в город, пролетая, проницая —
Невредима эта хрупкость красоты!
Слишком зыбко. Невесомо. Нереально.
В полуметре от летящего стекла,
Так спокойна и немыслимо печальна
По чертам лица струящаяся мгла,
Потому, что свет в вагоне слишком плотен,
Чтобы так — не улыбаясь, не скорбя...
То ли город за окном наоборотен,
То ли я, в него глядящий сквозь тебя?
КОЛХИДА
В причудливых сумерках черным рисунком
Нависли третичные сосны Пицунды.
Им столько веков, что в сравнении с ними
Медея — совсем современное имя!
Курортники шумно уходят на ужин,
И море пустеет — пусть им будет хуже.
И чорта ль им в том, что для дерзостной кражи
«Арго» швартовался у этого пляжа,
Что эти же сосны глядели, балдея,
На ту, кто была твоей тезкой, Медея!
Но ты, кахетинка, скажи мне, какими
Судьбами — такое античное имя?
Его мои дальние предки слыхали,
и буйволы те, что когда-то пахали
Кирпичную почву под зубы дракона,
Огонь выдыхая на панцырь Язона...
Вон этого древнего пламени блестка:
От низкой луны водяная полоска,
Да только вот мне золотого руна —
Не на...
И вовсе тебя похищать мне не надо:
Ведь ты же оттуда, из пансионата?
Там шведы живут и еще итальянцы...
Ну что ты сидишь? Опоздаешь на танцы!
.....................
Качаюсь на лунной дорожке в воде я
И камушки в воду кидает Медея,
И светятся над аргонавтом без судна
Аргоны двадцатиэтажной Пицунды.
ЗЕЛЕНЫЙ ЗРАЧОК
Асфальт намокший, погода мутная,
Машина дышит,
и перламутром
Искрится яркий фонарь стоянки
На маникюре и на баранке.
Дверцу распахиваю — и разом
В меня впились два зеленых глаза:
Горят в машине под черной челкой!
Рванула с места таксер-девчонка.
Ах эта челка!
«Какого черта вы сели рядом» —
Рипит с натуги акселератор.
Как на педали дрожит в движеньи
Капрон коленки от напряженья,
А в ветровое — тумана комья...
Когда-то, помню,
Так зажимала коня в колена
В степи под Сальском цыганка Лена:
Она такая ж была задира,
Как мы скакали — дороге жарко! —
Согнав к обочине бригадира
С каурым мерином и бедаркой!
Есть бесшабашная удаль женщин —
Изрезать фарой бока тумана.
Вот так святошам казалась ведьмой
Когда-то Жанна...
Есть бесшабашная удаль женщин,
Все в ней знакомо, и все — неясно,
Когда зеленым зрачком помечено
Непостоянство...
Чернея, мокнут нагие клены.
Мелькнет стоянка.
Включишь ты снова зрачок зеленый
Непостоянства...
И я не знаю, кому навстречу
Помчатся разом
Три немигающих зеленых глаза, Цыганских глаза...
* * *
В.И.
Черемуха пахнет дрожью,
Росой в уголках глаз,
Часом, еще не прожитым,
Который совсем не час;
Соцветия — в белой пене.
Давно отцвело окно:
Ни фонаря, ни тени
За окном не видать давно —
Улица канула.
Минуло,
Наверно, тысячи лет...
А комната — времени мимо?
Или в гроздья, в букет
Сжалось оно — и по разному
Там, за окном,
и тут?
Веки дрожат и дразнят.
Века лепестков цветут
Белых.
Белее кожи.
Седин небылых белей...
Черемуха пахнет дрожью
Губ на руке твоей!
ГОСТИНИЦА В ПЕЧЕРАХ
Велосипеды черные — как лица от жары!
Дорога на Печеры — с горы, с горы,
И тормоза грозятся сорваться по косой...
Долой цивилизацию, даешь Руссо!
Песчаные откосы, как звери — корни сосен,
Обмакнуты колеса в нетронутые росы!
Кощунство здесь — моторы! Крути педаль!
Дорога на Печеры — вдаль, вдаль...
.....................................
О ночь, как пчельник, прячущийся в тебе или во мне,
гудит!
О, руки, руки зрячие в горячей тьме!
О, ночь, глаза азартные в разлете лета!
А завтра — пусть базар меня разбудит до рассвета!
А завтра, завтра помнится, окно раскрыв —
Впущу я ветер в комнату, предутренний порыв,
Сбегу по шаткой лестнице в базар, в базар,
А ну-ка вишен взвесь-ка мне, базар, в рюкзак!
По пестрому булыжнику, остывшему в ночи,
Скольжу, как на лыжах...
— Бери-ка на почин!
Ну что за вишни!
Скрипят корзины,
Сиреневый булыжник
В пятнах кармина!
Вот так картина:
Заглох мотороллер,
Юнец на рясу черную
Себе сметану пролил!
Базар в Печерах, базар, базар...
Свалился сена ворох — и тут как тут — коза...
А у толстой бабки — яблоки моченые,
Огурцы да яблоки... Эй, почем они?
................................
А ты еще спишь на втором этаже вот за этим окном,
Что пронизано светом, тонким, как спицы
От велосипеда...
Что тебе снится?
Бормочешь? О чем ты, подушку смяв плечом,
В гостинице в Печерах... О чем?
И не проник в тебя еще сквозь дрему пробуждающим
Неповторимым голосом базар, базар...
...Пусть рядом с гладиолусом откроешь ты глаза!
Он на твоей подушке,
Лиловый, росистый,
Без запаха, не душный,
Болотный, российский...
С лепестков крученых росу облизать...
Гостиница в Печерах.
Внизу — базар.
Проснись — погладил волосы, никак не просыпается...
С лиловых гладиолусов росинки осыпаются,
Прохладные, рассветные, так преломляют свет они!
Набрызгаем на стол росы — и снова путь искать идти.
Оставим гладиолусы на этой жесткой скатерти?
Оставим эту комнату за толщей стен метровою,
Кровать никелированную и лепестки лиловые,
Увянуть обреченные — оставим в этой комнате,
в гостинице в Печерах:
Пусть свежими нам помнятся, как тем, кто их срезал:
Их стеблями подчеркнут
Ничем не омраченный
Шальной ночлег в Печерах
И утренний базар...
ЗЕЛЕНЫЙ ЛУЧ
— Послушай, а может быть это — зря?
— Что?
— Неожиданно брошенный город, брошенные дела, по совести
говоря...
— Молчи! Там светились в ночи озера, озера, похожие на
моря!
— Скажи, ты мечтал о полумраке кают? От всех закрыться
мечтал?
— Молчи! До отплытья за пять минут я сам ничего не знал...
— Но послушай... когда ты поднялся по трапу,
она опять была рядом с тобой?
— Да.
— Наверно, она стояла у борта, и волосы свешивались над