– Ху-ху… Медведь!

Георгий как сидел, так боком и свалился по крутому склону вниз, метров на десять-пятнадцать улетел. Оглянулся, посмотрел вверх, медведь огромными прыжками скачет в гору, улепетывая от неожиданной встречи. А Литвяков как сидел, так и сидит на месте, не трогаясь.

Георгию даже неудобно стало за свой испуг. «Черт возьми, ничего я укатил…» Он поднялся на ноги, с трудом, скользя босыми ногами по траве, взобрался обратно на бугор.

– Извини, – смущенно сказал Литвякову, – перепугал он меня. Такую «морду» увидишь, не то еще может случиться. Что, пойдем, наверное, обратно. – Георгий быстро обулся и обернулся к Литвякову. Тот никак не реагировал.

– Володя, ты что, вставай!

Литвяков не реагировал. Взгляд его был неподвижный, какой-то стеклянный был у него взгляд. Георгий спустился по склону к воде, набрал воды в кепку, снова вскарабкался на вершину террасы, брызнул в лицо Володе водой, тот вздрогнул, повел мутными глазами по сторонам. Очнулся. Осмотрелся вокруг «замутнённым» своим взглядом, закрыл глаза, посидел молча.

– Слушай, Георгий, с ногами что-то неладно, не могу ногами пошевелить.

– Успокойся, Володя! Эта «морда» появилась так неожиданно, хоть у кого «родимчик» вскочит. Сейчас «отпустит», потерпи. Посиди немного. Давай ноги вытянем полностью. Ну-ка, вот так. Правильно. Теперь согни. Ну вот, всё, вроде, в порядке. Давай, подымайся.

Литвяков еле встал на ноги, но удержаться не смог, сел снова.

– Ничего, ничего, давай будем обуваться потихоньку. – Георгий помог с сапогами Литвякову, тот поднялся уже сам, без помощи, но идти ему еще трудно. Георгий поддерживал одну руку, в другую Литвяков взял тут же найденную толстую палку, так, в обнимку, они и пошли в сторону драги, к автомашине. Постепенно Володя разошелся, ноги окрепли, сначала он отпустил руку Георгия, затем отбросил и палку.

– Ты прав, так можно и «концы» отдать. Откуда он, собака, взялся!

– А он, как и мы, голубикой баловался. Но и здоровый же, черт. А как незаметно подкрался!

– Да он нас сам не видел. И испугался не меньше нашего. Давно я в тайге, но такого еще не случалось. Что бы вот так, морда к морде! А он куда подевался?

– Я снизу видел, куда скатился с бугра, «мешком» скатился, вон туда, вниз, по склону! Представляешь? Но я видел, как он тоже шарахнулся от нас. И прыжками, прыжками в гору, где-то у вершины горы исчез.

Еле добрались они тогда до машины.

– Куда? – спросил Буслаев, взглянув на их лица, – похоже, надо в магазин?

– Да, Коля, давай в магазин!

Но это было осенью, тогда медведи еще наедали свой жир, еще не ложились в свои берлоги. А вот в ноябре, Георгия не было в поселке, он ездил на Урал, в ноябре не «залегший» на зиму медведь вышел прямо на поселок. Что его будоражило, никто не понимал, но медведь сидел наверху, на горе, у леса, над поселком и ревел. Пацан, семиклассник, сын местного охотника, из лесхоза, сбегал домой за ружьем, подошел к медведю почти вплотную и выстрелил. Да так, что попал прямо в сердце. Медведь упал замертво, тут подоспели взрослые, проверили осторожно – да, мертвый медведь! Сходили на конный двор, запрягли лошадку в сани, привезли медведя прямо к дому лесника. Лесник потом предлагал шкуру Георгию, да больно шкура оказалась облезлая.

«Прелая» какая-то, с большими проплешинами. И запах от неё! Гнилью пахнет. Георгий отказался.

А в начале марта новое событие – медведь вышел прямо на драгу. Видит людей, много людей работает у драги, он и пошел к ним. Голодный, что ли. Но явно – «шатун». Федя Гарифулин, тракторист, быстро завел трактор и – на медведя. Тот и не уклоняется, «прет» прямо на трактор. Федя подмял было его между гусеницами, но трактор заглох. Надо отдать должное мужеству Гарифулина – он вылез из кабины, прошел по гусенице к двигателю, спокойно дернул раза два за шнур «пускателя», двигатель завелся. Медведь уже почти вылез из-под трактора. Гарифулин резко рванулся трактором и додавил медведя. Остановился, боится съезжать с него. Сбежались люди, прибежал охранник с револьвером, «шарахнул» прямо медведю в лоб. Тот затих. Федя съехал с него трактором – медведь был мертв.

Но, главное, и этот медведь был тоже каким-то обшарпанным, облезлым. И пахло от него тоже гнилью какой-то.

В марте пришло предупреждение из района – берегитесь медведей, по каким-то причинам в лесу этой зимой много «шатунов». Всем поселковым Советам, руководителям предприятий предписывалось принять меры предосторожности, не допустить несчастных случаев на лесозаготовках, на охоте, вообще – в лесу, в лесных поселках.

Раз уж предупреждение, значит, где-то, что-то произошло. Серьезное что-то, раз в районе всполошились. Произошло, действительно нечто необычное. И страшное.

На севере района, где-то на берегу Большого Патома, стояла усадьба лесника. Старый лесник жил в доме один, была у него рация, по которой раз в неделю он докладывал «лесному начальству» о своем житье-бытье, раз в месяц он на своей лошадке приезжал в магазин ближайшего приискового поселка, набирал продуктов, снова уезжал надолго. Никто о нем и не вспоминал – ну живет лесник на своем лесном участке, следит за порядком во вверенном лесном «королевстве», да и нездоровье, пусть себе живет.

Но – прекратились что-то его сеансы связи. Никто еще не взволновался – мало ли что может случиться с рацией, вот приедет за продуктами, все и расскажет. Но лесник не приехал и за продуктами. Посудачило начальство, да и тут еще не забеспокоилось – лесник в тайге без еды не останется! А вот когда лошадка лесника прибежала с оборванной уздечкой, в мыле вся – вот тут уж все спохватились. Не случилось ли беды с лесником? Снарядили комиссию – старший лесничий, рабочий и милиционер. Вооружились. У лесничего карабин, рабочий с ружьем, а у милиционера и вовсе – автомат «Калашникова»! Если, не приведи господи, встретится медведь, или же наведается на усадьбу, защититься комиссии будет чем.

Верхом, по бездорожью, ехать почти тридцать километров. Выехали рано утром, но на усадьбу прибыли уже в темноте, поздно вечером.

Дверь в дом открыта настежь, в доме все перевернуто, посреди большой комнаты «навалена» характерная медвежья «куча»

– его обязательная отметка при посещении любого, хоть жилого, хоть не жилого, помещения.

Покричали, посвистели, постреляли из ружья, чтобы погромче – лесника нигде нет. И не слышно, и не видно. Решили поиски отложить на утро, когда рассветает. Растопили печку, убрали «медвежью кучу», прибрались в доме, спать решили по очереди. Люди опытные, таежники, знали, если попробовал медведь «человечину», а они естественно подозревали, что на лесника медведь напал, он человека уже не боится. Сам нападает на человека. «Шатун» тем более.

И что ведь вытворяет, хитрющая зверина! «Шатун» этот. Если догонит незадачливого охотника, он хватает лапами ружье и прежде всего разбивает ружье это обо что-то – о дерево, о пень, или просто по мерзлой земле бьет всей своей немереной силой! Потом снова догоняет испуганного человека, сдирает с него «скальп» и только после всего этого добивает несчастного, отрывая ему голову. Добычу на месте не «сжирает» – разрывает одежду, «раздевает», как говорят охотники, если не удается разорвать, снять обувь, валенки или сапоги, отгрызает ноги по голенищам «обуток» и утаскивает добычу в лес. Сразу всё не съедает – зарывает остатки в лесу, «про запас».

Вот такие «огрызки» в валенках и нашли члены прибывшей комиссии в снегу, утром, во дворе усадьбы. Посовещались охотники – надо искать. Здесь медведь где-то. Вон, вокруг дома, везде его следы, все вокруг дома истоптано. Нельзя оставлять такого зверя живым, много беды может он еще наделать.

Привязали покрепче во дворе лошадей, плотно закрыли и подперли ворота, пошли гуськом по звериной тропе. Первым идет рабочий, с ружьем, за ним милиция с автоматом, замыкает отряд лесничий. Правильно идут, хорошо распределились – автомат посередине, мало ли что с ружьем или с карабином, осечка ли, промахнется ли кто – автоматом хоть вперед, хоть назад можно будет «подстраховаться».