– Не может быть! – ужаснулся я.

Было уже около четырех утра. Шофер остановил машину на краю поля, за которым виднелись яркие белые огни, и сказал:

– Вон там, я знаю, электричка останавливается. И езжай на ней хоть на край света.

Я вышел и побрел через поле по колено в снегу, кляня свои страсти, которые привели меня в это дурацкое положение. Станция оказалась летним фанерным домиком. Я прыгал, как заяц, на морозе и повторял:

– Знаки указывают, что надо возвращаться к Джи…

Через два часа подошла электричка из четырех вагонов.

Когда я оказался в тепле, передо мной вновь возник ласковый образ Коломбины, и я сладко задремал. Электричка вдруг остановилась. Я открыл один глаз и увидел перед носом ветвистую железнодорожную схему. Мне мгновенно стало ясно, что если я сейчас пересяду на поезд, идущий в Кубинку, то окажусь у Коломбины через пятнадцать минут! Все во мне напряглось, как струна, и я рванулся к выходу. Двери тут же закрылись, и левую ногу зажало. Электричка тем временем тронулась, набирая скорость, и меня поволокло по платформе. Край платформы уже приближался; я понял, что меня сейчас сбросит на рельсы, и заорал что было мочи. Поезд дотащил меня до конца перрона и вдруг остановился. Я с ужасом посмотрел на тяжелые колеса, под которыми чуть не погиб, выдернул ногу и, провожаемый фаллической бранью машиниста, пошатываясь, отошел от края.

"Смерть советует, – пронеслось в моем сознании, – что надо возвращаться к Джи". Но я не смог победить соблазн и все равно поехал в Кубинку! Когда я позвонил в дверь Коломбины, было уже семь утра.

– Это ты? – удивилась она. – А я всю ночь проплакала.

– Я это чувствовал! – воскликнул я, и сердце мое затрепетало. – Я знал, что ты меня ждешь.

– В наш магазин завезли импортные дубленки, а мне не хватает трехсот рублей. Ты ведь дашь мне деньги? – сквозь слезы спросила она, и в ее глазах заиграли алчные огоньки.

– А я чуть не погиб из-за тебя, – грустно сказал я.

– Лучше бы ты не приезжал, – вновь разревелась она.

– Эх, Петрович, пропадет твоя буйная головушка, – вздохнул Джи, – если ты свою пылкую кровь не направишь на работу над собой. За повышение уровня бытия всегда приходится дорого платить. А теперь надо сходить в магазин и устроить праздник – как в евангельской притче о блудном сыне.

Я быстро оделся, взял сумки, и мы отправились в магазин, расположенный в двух километрах от домика. Мы шли по лесной дорожке меж стройных сосен, поскрипывая замерзшим снегом.

– Ты, брат Касьян, так и не хочешь меняться в лучшую сторону, – сказал Джи, поглядывая на меня.

~ Хочу, но не знаю, как.

– Выпиши все свои отрицательные "я" и начни ежедневно работать над каждым из них. Через год ты сможешь проверить по этой таблице, насколько ты изменился.

– Я вижу себя прилежным учеником, которому нечего исправлять в своем сэлфе.

– Либо ты притворяешься ослом, либо завис в самолюбовании, – ответил Джи. – Поработай над шайками анархистов, которые в круговой осаде засели в кундабуфере.

– Я в них не разбираюсь.

– Тогда записывай, – отвечал Джи. – Первая шайка состоит из ревности к Гиацинте, пренебрежения к Фее и негативов к Петровичу Вторая – лелеет инфернальную мечту о распаде твоей монады, обещая свободу Высшего "Я". Третья пленила тебя постоянной обидой на мои коррекции. Четвертая опускает тебя на уровень второй чакры, в солдафонскую грубость и страх перед прыжком в котел с мертвой и живой водой алхимической трансмутации. Как ты видишь, твое обучение зашло в абсолютный тупик. Ты напрасно ходишь по обучающим ситуациям, не понимая, что они дают. Ты не интересуешься собратьями по Школе и не передаешь им свой внутренний опыт.

Я недовольно выслушал сообщение о внутренних разбойниках, а Джи добавил:

– Эти хаотические "я" создают мефистофельский образ, который уже стал вырисовываться на твоем благородном челе.

– Я рад бы все изменить, только не знаю, как.

– Для этого надо тебе пройти стадию Альбедо, – ответил Джи. – Начни ходить в церковь, исповедоваться и причащаться. А там батюшка приструнит твоих чертей крестом и святой водой.

В это время мы подошли к небольшому магазинчику, стоявшему у железнодорожного полотна. Я купил жирного цыпленка, красного вина и кило сухой московской колбасы.

– Ну, теперь Фея будет довольна, – заметил Джи.

– Не могли бы вы описать мои рабочие "я"? – попросил я с надеждой.

– Твои рабочие "я" на этом фоне выглядят весьма печально, – ответил Джи, когда мы вышли с полными сетками. – Это нафантазированная преданность Пути, вялая работа над собой да отдаленное представление о том, как помочь Школе. Если ты думаешь, что все это можно подменить зарабатыванием денег-это непонимание третьей линии работы. Господа Бога карасями не купишь.

А в своем мефистофельском обличии ты разрушил многие тонкие ситуации, которые я тщательно готовил и выращивал. Ты постоянно ставишь палки в колеса школьному строительству.

– Как ни печально, – отметил я, – но я все равно не замечаю проявлений своего темного начала.

– Хорошо, я помогу тебе, – сказал Джи. – Сосредоточь внимание на третьем глазе.

Я сконцентрировал взгляд на точке между бровями, и вдруг передо мной стали появляться ужасные образы темных существ.

– Ты видишь демонических существ, которые захватили пространство души, – пояснил Джи. – Когда я пытаюсь донести до тебя благую весть, эти монстры закрывают твою сущность темным покрывалом, и до тебя невозможно докричаться. Ты становишься глух и слеп. Эти демоны на все мои коррекции твоего поведения отвечают лютой ненавистью.

– Теперь до меня стало что-то доходить, – ответил я.

Мы вернулись домой. Фея сидела перед мольбертом, курила "Приму" и пила пустой чай, а Петрович отсыпался после неудачного набега на молодых учениц. Я зарисовал ужасные лики демонов, чтобы знать в лицо своих врагов, и обратился к Фее:

– Не могли бы вы подробно объяснить, как пройти стадию Альбедо?

– Напиши полный список людей, которых ты когда-либо обидел, и садись читать покаянный канон, затем пойди и покайся перед батюшкой. Да будь искренен и не совершай больше того, в чем раскаялся. Читай утренние и вечерние молитвы, дабы Господь однажды услышал тебя и помиловал.

"Слишком хлопотно", – подумал я и никуда не пошел.

– Дай-ка я посмотрю, что ты там нарисовал, – попросила Фея. – Да тут и половины нет, – изумилась она, – это только начало!

– Эти демоны подселились к тебе в городе Дураков и увеличили силу твоего Уробороса, – добавил Джи. – Уроборос – твоя отрицательно сконцентрированная энергия. Уничтожить его невозможно – можно только постепенно преобразовать. Хорошо, что Петрович одним своим видом выманивает твоих чудовищ наружу, – пользуйся моментом, чтобы поработать над ними. Ибо Петрович уникален и не всегда будет рядом с тобой – а ты его не ценишь.

Тебе нужно спешить расправиться с этими чудовищами, иначе вполне возможно, что твои отношения с Гиацинтой испортятся, и она покинет тебя навсегда. Другой такой возвышенной дамы тебе в этой инкарнации не встретить. Но это только начало большой битвы. Когда ты трансформируешь Уробороса, в тебе забьет ключ воды живой. Ты многое поймешь иначе, многое увидишь по-другому. Для начала же вам с Петровичем надо воцерковиться и читать молитвы на старославянском – этот язык просветляет и успокаивает душу.

Джи ушел в свою комнату читать следующий том Бердяева. Фея вернулась к мольберту. Я наблюдал, как под ее кистью возникали чудесные цветы и птицы.

– Когда я была маленькой девочкой, – задумчиво сказала она, – родители взяли меня в Китай. Я запомнила причудливые города с разукрашенными домами, с резными красными крышами и воздушными летающими змеями.

Однажды я перелезла большой-большой китайский забор и попала в красивую китайскую оранжерею. Я любовалась цветами и не заметила, как ко мне подошел пожилой человек, похожий на даоса. Он взял меня за ручку и повел по цветочной дорожке, рассказывая волшебные истории о каждом красивом цветке. Он говорил по-китайски, но я поняла все, что он рассказывал. И тогда я вспомнила, что много лет назад прожила в Китае целую жизнь. Тогда я была принцессой…