Изменить стиль страницы

– Но процесс переплавки является невероятно болезненным, – сказал я тогда, вспоминая свои неудачные попытки.

– Когда льву попадает в лапу заноза, то процесс избавления от застрявшей колючки также крайне болезнен для царя зверей. Но если ты хочешь стать быстрым, то надо пожертвовать комфортом и потерпеть боль".

На следующий день я отправился на Белорусский вокзал в надежде заработать на жизнь. Подойдя к трем подозрительного вида носильщикам, я спросил:

– Не знаете ли вы, как здесь можно подработать?

Коротышка в рваной фуфайке, сплюнув мне на башмак, процедил:

– Катился бы ты отсюда.

"Чего ожидать от отпетого пролетария", – подумал я, зашагав прочь, но напарник, выглядевший более прилично, бросил вдогонку:

– Походи, поспрашивай у поездов, не нужно ли чемодан поднести. Может, что-нибудь и дадут.

Первый поезд прибыл из Брянска. Я ходил среди вываливающихся из вагона пассажиров, учтиво предлагая свои услуги, но озлобленные россияне сами перетаскивали невероятно тяжелые тюки, с опаской поглядывая на меня.

– Российская беднота умрет под своим багажом, но сбережет копейку, – раздался дребезжащий голос коротышки. – Жди богатого поезда.

Богатый поезд из Германии приезжал только через час, и я отправился бродить под снежинками, падающими с неба, по московским улицам. Когда на перрон высыпали прилично одетые пассажиры, я уже более уверенно врезался в спешащую толпу

Мне повезло – две дамы почтенного возраста, возвратившиеся из Берлина, выдали рубль за переноску громадных чемоданов.

"Нет, это не для меня, – размышлял я. – Мне больше по душе заниматься великими делами, помогать Танскому монаху в выполнении космической задачи, а таскать вещи – это не для героев". Осознав тщету мелких заработков, я с надеждой набрал номер Джи.

– Спасите меня от кармы носильщика, – взмолился я. – Толку от меня на вокзале никакого.

– Ну ладно, – произнес он, – вещи таскать не столь уж важно. Приглашаю тебя на встречу с замечательным мистиком – Александром. Он должен появиться в центре зала станции "Киевская" ровно в 16.00.

Я с легким сердцем покинул Белорусский вокзал и направился в очередное обучающее приключение.

Александр, известный мне по рассказу Гурия, выглядел истинным арийцем, строгим и подтянутым. Он принадлежал к московской золотой молодежи, от которой ожидалось многое. Я шел слева от Джи и с интересом наблюдал, как он чеканит шаг. Ариец небрежно рассказывал о том, как праздновал свой день рождения с Адмиралом, несколько дней гуляя по всей Москве.

– Я был настолько восхищен Адмиралом, – говорил он, – что решил посетить вместе с ним всех своих друзей. Но на поверку они оказались мелкими крысами и не оценили люциферического великолепия моего кумира. Испытывая страх перед потусторонним холодом Мэтра, они закрыли передо мной двери в свои мышиные норы. Ну и Бог с ними: даже все вместе они не стоят общества Адмирала.

Джи стал подниматься по лестнице к переходу на другую станцию.

– Кстати, куда мы сегодня направляемся? – спросил Александр.

– Приглашаю тебя к Лорику, – ответил Джи с легкой улыбкой.

На лице Александра отразился восторг. Он выхватил из своей сумки бутылку портвейна и швырнул ее вниз на перрон.

– Зиг хайль! – громко прокричал он. – Это мой дар богу Дионису! – и экзальтированно выбросил вперед правую руку.

Бутылка разбилась о гранитный пол прямо перед элегантной парочкой, обдав их дорогие меха алой волной портвейна. В моей груди похолодело, восторг исчез ~ не хотелось оказаться в милиции. Джи, не оборачиваясь, слегка ускорил шаг. Среди поднявшейся суматохи и гневных криков никто на нас не обратил внимания.

– Господи, сколько же сегодня гостей! – воскликнула Лорик, открыв дверь на мой звонок, и я увидел, что в ее квартире уже собралась большая и шумная компания.

– Вам, дорогой Мэтр, я очень рада, – улыбнулась она Джи, – мне как раз хотелось вас увидеть… А ты, небось, опять слинял с поисков работы и побежал к своему любимому Мастеру спасаться? – недовольно обратилась она ко мне.

Я достал из кармана рубль:

– Сегодня на Белорусском вокзале я честным образом его заработал.

– Ну, брат, это не заработок – я в твои годы раскручивалась на несколько порядков быстрее. Но раз ты не выполнил задания, то я не буду больше продвигать тебя по христианской линии, посылать в церковь проходить очищение.

– Слушаю и повинуюсь, – обрадовался я, так как всеми путями избегал прохождения Работы в Белом – алхимической стадии Альбедо.

Мы с трудом уместились за стареньким шатающимся столиком, который Лорик поставила посреди комнаты, и, достав водку – морской чай, – стали беседовать о путях, ведущих к Господу Внезапно Юрашка загадочно поманил меня в коридор.

– Посмотри на мою добычу, – помахивая саблей, заявил он, – я тщательно проверил все сумки и карманы. Здесь паспорта и кошельки всех мелких эзотериков.

Я отобрал у него трофеи поголовного обыска и вернул обрадованным хозяевам.

Тем временем Лорик рассказывала о судьбе русских эмигрантов:

– Часть московских художников уехала из России, ибо здесь их не ценили официальные круги, не давали выставляться и не платили деньги. А за рубежом их выставляли, говоря, что они гении, высокие люди, не понятые в России, но признанные на Диком Западе. Правда, у каждого художника была в Москве мастерская, масса поклонников и учеников, в общем – жили они неплохо. Попав в цивилизованную Европу, они сразу обратились к владельцам галерей и выставочных залов и прочим почитателям, потребовав бабок и признания. Но им ответили: "Дорогие ребятки, у нас художники пишут картины после работы, а деньги делают на другом. Идите и продайте картины сами, если сумеете". И с тех пор московские художники сидят в луже. Один спился, другой сширялся, третий попал в Гарлем, а кого просто подожгли, но кому-то и повезло. А в основном это неудачники, которые, напившись, затягивают одну и ту же песню:

"А я в Россию домой хочу, я так давно не видел маму".

Доктора химических наук теперь моют окна американских небоскребов и рады, что еще хорошо устроились. Только теперь они поняли, что Россия – самое благоприятное место для духовного роста на Земле. А на Западе ценятся только денежки. Пока нет у тебя деньжат, ну, скажем, сотни тысяч долларов, ты не войдешь в интересные круги, а будешь заседать в Гарлеме среди черных – либо чуть-чуть повыше. А на твою хорошую душу обратят внимание, если из кармана пиджака будут вываливаться пачки долларов. И остались наивные мамасики у разбитого корыта, и каждое утро приходят к морю и зовут золотую рыбку… Говорила я им: "Напрасно вы бежите на Запад, надо в России совершать культурную революцию".

Я сходил в магазин и купил несколько бутылок "Лидии", приятного молдавского вина, чтобы поддержать огонь в глазах присутствующих.

– Не могла бы ты, Лорик, рассказать поучительную историю из твоей юности, как образец талантливого сталкинга? – попросил Джи.

– В молодости меня за революционный дух прозвали Гаврошем, – начала она. – В восемнадцать лет я случайно познакомилась с французским представителем крупной телевизионной фирмы. Француз был без пяти минут миллионером, ему шел шестидесятый год. Он без ума влюбился в меня и захотел взять в жены, чтобы увезти во Францию и устроить красивую жизнь. Я наплела ему, что родителей у меня нет, ибо они расстреляны в тридцать седьмом году, что росла я в детдоме, поэтому бумаг, удостоверяющих личность, у меня не имеется, и власти вряд ли их выдадут. Но француз распадался от любви и хотел добиться своего. Когда он обратился к нашим властям по поводу женитьбы, то менты вызвали меня и говорят:

"Тебе что, наших мужиков мало, и ты теперь на французских бросаешься? Сиди в России и не рыпайся, а то мы тебя посадим".

Мне пришлось скрыться на три месяца во французском посольстве, где я воспитывала двух девочек-близнят у супругов-дипломатов.