Изменить стиль страницы

Под предлогом поиска работы в Москве мне удалось вырваться на волю, и я сразу позвонил Джи.

– Приезжай, – сказал он своим мягким баритоном, – сегодня хочу тебя ввести еще в один мистический салон Москвы, который держит чета Жигаловых. Они играют в московском алхимическом лабиринте немаловажную роль и воспитали не одного адепта. Если тебе удастся войти в их внутренний мир, то ты получишь доступ в мистический оазис, где подтянешь свое бытие.

– В мистическом салоне нас ждут вечером, – сказал Джи, когда мы встретились. – А сейчас предлагаю отправиться в кинотеатр – посмотреть фильм "Грек Зорбе"

Я смотрел фильм без особого интереса. Некий инженер из Америки решил построить лесообрабатывающий завод. Помогать ему вызвался грек по имени Зорбе. Он честно внес свой капитал и стал компаньоном. Инженер был серьезен, а Зорбе – подозрителен. Все деньги были затрачены на постройку завода, но в последнюю минуту он стал разваливаться на глазах подавленных хозяев.

Грек Зорбе вначале застыл от ужаса, а потом, неожиданно, – дико расхохотался и стал танцевать сиртаки.

– Я понял, что наша жизнь – это всего лишь странный сон! – неистово закричал он.

– Потрясающе, – тихо сказал мне Джи. – Мы живем в иллюзии великого Брамы, бесконечный сон Майи окружает нас…

– Ты разорил меня! – пришел в ужас инженер. Но вдруг он внезапно проник в пространство видения Зорбе и так же безумно расхохотался.

– Они потерпели полное крушение на внешнем плане, – комментировал Джи, – но через это смогли ощутить иллюзорность всей своей жизни. В душе инженера что-то изменилось. Произошла передача внутреннего состояния от Зорбе к инженеру, по закону сцепления зубчатых колес. Его восприятие сместилось, и он вдруг увидел, что его жизнь является сном, – и расхохотался. Здесь Зорбе выступил в роли Мастера.

Когда мы вышли на улицу, Джи сказал:

– Метод социальных провалов – дзенский способ Просветления. Он мгновенно смещает восприятие, обнажая искрящуюся монаду в ее первозданном сиянии. В фильме прекрасно показано, что надо не только строить домик на земле, но и помнить о стремлении к Абсолюту.

Для некоторых учеников вертикаль может открыться только через полное разрушение построенных горизонтальных надежд. В древних посвятительных мистериях это достигалось через прохождение учеником коридора смерти, в котором земные ценности теряли всякое значение. Ученик должен понять тщету горизонтальной жизни, и только после этого он способен направить все свои усилия на поиски Божественной сущности. Но, чтобы произошло переключение, он должен находиться в поле влияния своего Мастера.

В наше время проход в Зазеркалье легче осуществить единой группой, ибо на нее может быть подана энергия Луча из Космоса.

Через два часа мы подходили к небольшому бревенчатому домику, симпатично стоявшему на лесной лужайке среди голубых сугробов и заснеженных деревьев.

Жигалов был высоким молодым человеком в клетчатой фланелевой рубахе с закатанными рукавами и джинсах, заправленных в обрезанные валенки. Он, напоминая мне отважного сельдерея, деловито растапливал печь сосновыми щепками. Его жена похожа была на увядающую мимозу, в которую Создатель не успел вдохнуть жизнь. Она выглядела надменной и холодноватой; из-под ее опущенных ресниц струилась явная неприязнь к моему появлению.

– Это мой новый денщик, – сообщил Джи, в ответ на вопросительные взгляды, брошенные в мою сторону.

– Ну, присаживайтесь попить чайку. В такой холод приятно посидеть у горячей печи. А чем занимается ваш денщик? – спросил хозяин дома, внимательно рассматривая мое неприступное лицо.

– Я направляюсь к Абсолюту, – многозначительно заявил я.

– И ты уверен, что достигнешь Его? – усмехнулся он.

– А мне неважно, достигну или нет, главное – что я иду в Его сторону.

– А ты уверен, что идешь? – надменно спросила жена, похожая на мимозу.

– Идет Мастер, а я лишь следую за ним.

– И ты ему еще доверяешь? – коварно спросила она.

– Намного больше, чем вам, – парировал я.

– Моя жена освоила новое ремесло, – примирительно сказал Жигалов, – она ткет мистические гобелены на темы своих видений.

– Очень интересно, – сказал Джи, – не покажете ли вы нам эти работы?

Жигалов поднялся и жестом пригласил нас в соседнюю комнату.

Огромный гобелен был натянут на старинный станок. Переливающийся красками орел парил в небесной вышине, указывая магу Путь к абсолютной свободе. Я был настолько покорен силой этого образа, что застыл от изумления.

– Изготовление гобеленов в средние века считалось королевским искусством, – пояснил Жигалов. – В России ему обучали девушек из царской семьи. С мистической точки зрения, постоянное пересечение двух нитей, вертикали и горизонтали, несет в себе глубокий сакральный смысл.

– Твое поведение весьма вызывающе, – сказал Джи, когда мы на минуту остались одни. – Ты недооцениваешь скрытую утонченность этого дома, – в его тоне звучало недовольство, – не дозируешь свое присутствие, насильно навязываешь себя хозяевам. С людьми надо работать тонко и филигранно. Придется тебя учить настраиваться на основные алхимические фигуры лабиринта, иначе тебя примут за дурачка. Нельзя просто ловить кайф на Луче. Надо пропускать его через себя для филигранной работы с учениками, а не использовать для собственного кайфа и надменной гордыни. Если ты найдешь сердечный контакт с этой необычной парой, то они многое смогут тебе передать.

Но эти слова еще больше усилили во мне чувство отчуждения, и, пока Джи расспрашивал Жигаловых о тонкостях их ремесла, я молча пил чай.

– Ну что ж, поскольку тебе слабо взять этот барьер, – с сожалением сказал мне Джи, – я закрываю тебе вход в эту ситуацию.

Он тепло распрощался с Жигаловами, и мы ушли.

По узкой тропинке, вьющейся среди сосен, мы отправились на электричку.

– Жаль, – произнес Джи, – что ты не смог проникнуть в завуалированное под простоту мистическое пространство этого алхимического перегонного куба.

– Холодное отношение ко мне хозяйки дома сразу подорвало мой интерес.

– Это разгулялась твоя Манька Величкина, – подметил Джи.

– Поучился немного у Лорика – и сразу зазнался. И к тому же ты совсем забыл о тибетской практике оживления мертвецов. Если бы ты согрел огнем своего сердца охладившуюся душу хозяйки, то получил бы от нее в тысячу раз больше.

– Что-то не лежит моя душа к этому дому, – ответил я.

– В этом-то и заключается твоя ошибка. Кстати, в их пространстве долгое время возрастал известный тебе Али.

Адмирал, Мамлеев, Лорик и Али – это четыре апостола московского мистического андеграунда, – добавил Джи. – Тебе желательно перенять у них хоть малую часть их опыта. Адмирал – таинственная фигура, его душа живет в ином пространстве.

У Адмирала существует несколько противоречивых лиц.

Первое лицо – стиль пьяного, полное социальное падение и инфернальность. Он настолько вживается в роль, что даже может спать в грязной канаве. К его неординарной внешности постоянно цепляется всякая пьянь и милиция.

Второе его лицо – это полный уход в Зазеркалье, абсолютное одиночество, непонятность, тончайшая высота души. Тебе нечем воспринять его тонкую структуру. В нем воспитана тонкая эротическая культура на уровне высших чакр, что людям еще вообще не снилось. Есть всего несколько адептов, которые его по-своему любят и поддерживают, – среди них питерская Кэт и Белый Тигр. Адмирал всегда может уйти в свое Зазеркалье. Для людей он непонятен, и делать на земле ему уже нечего.

Тем временем, шипя и издавая гудящий звук, к платформе подъехала электричка. Мы торопливо вошли, и она, постукивая колесами, повезла нас по направлению к Москве.

– Мне очень хочется встретиться с Адмиралом, – воскликнул я.

– Только со своей грубой напористостью ты далеко не продвинешься по Пути, – заметил Джи. – Тебе надо вначале трансформировать свою грубую часть.