Однажды Али появился в Сокольниках, у Мещера, известного еще по кличке Мефистофель, и заявил:

"Я – Имам, самый главный человек в исламе".

"А я, в таком случае, повелитель Вселенной", – рассмеялся Мефистофель.

Али сразу стушевался и с тех пор в Сокольниках не бывал.

Али имеет глубокую связь с космическим инферналитетом и весьма гордится этим. Однажды Али, на одной из эзотерических гулянок, преподнес в подарок Адмиралу азиатский нож. Адмирал протянул руки, и Али полоснул по утонченным рукам поэта острым лезвием. Кровь брызнула на пол.

"Это тебе за то, что ты увел Мата Хари", – расхохотался

Али.

Через несколько часов Али, стоя на коленях перед Адмиралом, просил у него прощения.

– Каждый из этой истории может извлечь свою мудрость, – заметил Джи.

На следующий день я появился у Лорика, надеясь еще послушать ее поучительные рассказы, но Лорик, посадив меня на стул и строго глядя в глаза, произнесла:

– Как я вижу, хождение по московскому андеграунду свинчивает тебе последние мозги. Как только я привожу тебя в порядок, ты бежишь с Мэтром в ситуацию и возвращаешься опять с отвисшей челюстью. Дать бы тебе по фэйсу, чтобы ты знал, как растекаться серой жижей. Я требую, чтобы ты временно перестал общаться с алхимическим андеграундом, а то Бог знает что из тебя выйдет. Я хочу, чтобы ты вышел на самостоятельный путь личного творчества, а не остался бы Труффальдино при мэтрах: "Фигаро тут, Фигаро там". Тебе тридцать с лишним – а ты пока еще даже не полуфабрикат. Подожди – скоро сделаю тебя нормальным, укреплю твою психику, вставлю перышко для легкости, да еще бак запасного горючего, и лети тогда на все четыре стороны.

Я, – продолжала Лорик, – являюсь агентом потусторонней разведки. Беру и делаю из всякого дрянного человека конфетку, улучшаю навигацию и отпускаю в жизнь. Мэтр же не всякому дает что-либо и не берет к себе, но вы, идиоты, сами лезете к нему. Он за вас не отвечает: как у вас сложится судьба, так и будет. Если ты после наладки внутренней схемы пойдешь опять в Труффальдино к мэтрам, то через год-два попадешь в дурдом.

Вот сейчас у тебя хоть какие-то мысли появились в голове, думать стал, а то совсем ничего не думал, мозг работал импульсивно, как маяк в море… Ну все, на сегодня хватит, – строго произнесла она, – а теперь, мамасик, отправляйся в город на поиски работы.

– Слушаю и повинуюсь, – ответил я, надевая пальто и направляясь к выходу.

"Серьезно взялась она за мое воспитание, – с сожалением подумал я, – пора бы прислушаться к совету Святого Йоргена" Но уж очень заманчиво было заполучить у нее отрихтованную схему своего кундабуфера.

Наконец я очутился на свободе. Прохожие бодро спешили по делам, а я любовался падающим снегом. Я решил не тратить времени в поисках жалкого рубля, а хоть ненадолго зайти к Джи, чтобы укрепить свой дух.

В глазах Джи сиял небесный огонь утешения, но выглядел он строже обычного.

– Наша ситуация несколько напоминает гурджиевскую, – серьезно сказал он, – но вам с Гурием неизмеримо легче, чем ученикам Гурджиева, потому что он предъявлял к ним более строгие требования. Вас он бы давно выгнал из своей Школы, а я пока терплю.

– Не могли бы рассказать о его Школе? – попросил я.

– Гурджиев появился в России в 1913 году во время сильного исторического катаклизма, – сказал Джи. – Его маршрут проходил по пути Радищева: Петербург – Москва. В то время на Россию из высших миров была подана колоссальная энергетика – это были годы расцвета русской нации, годы русского ренессанса. Но Сатанаэль сделал ставку на Россию, и все было разметено безвозвратно.

Все, что связано с Гурджиевым, являлось действием Луча. Все те места, где Гурджиев основывал школы, пронизаны силой высокого порядка. На Земле же почти все существующие ордена пронизаны демиургическим током и служат князю мира сего.

В 1917 году маленькая группа учеников последовала за Гурджиевым на Кавказ, в Ессентуки. Учеников было двенадцать, но потом, в результате повышенного психологического градуса, осталось пять. Среди них был композитор Томас де Гартман.

С 1917 по 1921 де Гартман жил подле Гурджиева, видя его ежедневно, но затем их пути разошлись.

Георгий Иванович старался вызвать в ученике нечто такое, о чем тот даже не подозревал. Гурджиева можно понять по рассказам тех, кто учился в его Школе. Читая их, ты сможешь заново осмыслить свое обучение, что является работой со временем. Но если идеи Гурджиева рассматривать чисто теоретически, без активного действия, то они бесполезны. "Вера без дел мертва", – слова Христа.

В твоем случае дело – это активная, направленная к развитию работа над собой.

– Я не совсем понимаю, в чем она состоит, – ответил я.

– Только через сорок лет де Гартман стал понимать, как работать над собой, – улыбнулся Джи. – Гурджиев любил повторять своим ученикам: "Помните, зачем вы здесь". Я, так же как и Гурджиев, говорю вам: "Помните, почему вы явились сюда".

Я был очень заинтригован этой фразой и, выйдя на улицу, беспрестанно стал повторять про себя:

"Вспомни, для чего ты явился сюда".

Первое время эта фраза казалась бессмысленной, но через час упрямого повторения я вдруг осознал, что появился здесь для того, чтобы достичь высшего "Я".

Пятого января 1982 года я зашел к Лорику в надежде услышать следующую поучительную историю. Чтобы честно заслужить ее, я стал исполнять обязанности Ваньки Жукова. Лорик в это время беседовала по телефону с кем-то из московских мэтров. Я оставил работу на кухне и прислушался.

– Ты чего это подслушиваешь мои разговоры? – возмутилась она. – Я тебя быстро отучу от этого! Иди готовь ужин!

Я смиренно занялся чисткой картошки, размышляя о таинственном окружении Лорика.

– Звонил Адмирал, – сообщила Лорик. – Он очень просил, чтобы я встретилась с Мата Хари и посмотрела на результат его воспитания. Договорились, что смотрины состоятся на Рождество, у одной из моих Амазонок. Твой Мэтр тоже придет туда со своими мамасиками.

Мое сердце забилось от радости: Рождество обещало быть бурным.

На следующий день Лорик торжественно одела и причесала нас с Юрашкой, поймала такси, и мы поехали в Елисеевский гастроном. К Амазонке – элегантной аристократке в черном бархатном платье – мы прибыли первыми. Я нес авоськи, наполненные курами, овощами и марочными винами.

– Стереги Юрашку, – приказала Лорик, – а я буду готовить праздничный стол.

Ровно в 18.00 в дверях появилась вся эзотерическая компания: Джи, Фея, уже знакомая мне очаровательная ученица по прозвищу Молодой Дракон, с распущенными волосами, эксцентричный Александр. Последним вошел Адмирал со своей воспитанницей Кэт, которую теперь называли Мата Хари – это имя она получила за особую работу над мужским космосом. Несколько позже подтянулись менее значительные лица.

Джи сел между Феей и Драконом, Адмирал – с Мата Хари, я – с Лориком, остальные – как придется.

– Первый тост, – поднялась Лорик, – я произношу за Рождество, за Христа.

Мистики торжественно выпили, а затем набросились на еду.

– Второй тост, – сказала Лорик, – я произношу за победу мировой культурной революции.

Я только собрался выпить, как в соседней комнате раздался безумный крик Юрашки.

– Ступай на пост, – скомандовала Лорик. – Видишь, малыш требует внимания. Расскажи ему сказку из "Тысячи и одной ночи", он их страсть как обожает.

Я был жутко недоволен, но роль Ваньки Жукова играл до конца. Только через полчаса я смог выйти. Джи весело беседовал с красавицей Мата Хари, и она то и дело смеялась. В длинном белом платье Мата Хари выглядела романтично, как невеста. Фея посматривала на нее с иронической улыбкой, курила одну сигарету за другой, пила портвейн и мерцала зеленоватыми глазами.