Никто не обращал на него ни малейшего внимания, кроме одного рабочего категории в четверть эля, который предложил Кугелю отведать часть своего пайка. Кугель ответил, что он вовсе даже не голоден, и, встав на ноги, принялся ходить среди камней в надежде, что кто–нибудь оставил там свой завтрак.

Но рабочие съели все до крошки. С пустым желудком Кугель добрался до места проведения работ. На каменном диске, сделанном ваятелем, он увидел какое–то необычное существо, похожее на желатиновый шар. В нем переливались и фосфоресцировали какие–то частицы, а из его тела выходили прозрачные трубки или щупальцы. Кугель наклонился, чтобы обследовать это пульсирующее существо. Он прикоснулся пальцем, и в месте контакта возникли яркие маленькие искорки.

Вынув из своей одежды булавку, Кугель осторожно ткнул ею в щупальце, из которого вырывался яркий сноп света, в то время как в самом шаре взад и вперед заплясали золотые искорки.

Весьма заинтересованный, Кугель принялся тыкать пальцем и колоть булавкой то там, то здесь, наблюдая появление искр. Это существо своим внешним видом и поведением напоминало ему какого–то морского обитателя. Может, это был какой–то моллюск без раковины? И, что было куда более важно, было ли это существо съедобным?

Кугель взял свой амулет и приложил его по очереди сначала к центральному шару, потом к каждому из щупалец. Он не услышал никакого звяканья — существом этим нельзя было отравиться. Тогда он вытащил нож и попробовал отрезать одно из щупалец. У него ничего не получилось: оно оказалось тугим, как резина. Неподалеку стояла жаровня, служившая для нагрева инструментов перед их последующей заточкой. Он поднял существо за два щупальца, поднес его к жаровне и пристроил над огнем. Он тщательно жарил его и, когда ему показалось, что оно готово, попытался его съесть. После нескольких неудачных попыток откусить хоть кусочек он просто запихал существо целиком себе в рот и проглотил его. Вкуса он никакого не ощутил, но, по крайней мере, желудок его перестал бурчать так бешено, как раньше.

Ваятели возвращались к своей работе. Бросив на мастера многозначительный взгляд, Кугель отправился по тропинке в дальнейший путь.

Неподалеку находился дом Волшебника Фарезма: низкое длинное здание из расплавленного камня, окруженное восемью странной формы куполами из меди, слюды и ярко–голубого стекла. Фарезм сидел перед своим домом, оглядывая долину со спокойной и задумчивой величавостью. При виде Кугеля он приветливо поднял руку.

— Желаю тебе приятного путешествия и успехов во всех твоих будущих начинаниях.

— Я, естественно, очень ценю твое участие, — с некоторой горечью ответил Кугель. — Однако ты мог бы сделать для меня куда большее, просто разрешив разделить с рабочими их дневную трапезу.

Величавое спокойствие Фарезма не изменило ему и на этот раз.

— Это было бы актом ошибочного альтруизма. Слишком большая щедрость развращает просящего и притупляет его выдумку.

Кугель с горечью рассмеялся:

— Я — человек железных принципов, и я не жалуюсь, хотя, не имея ничего лучшего, я был вынужден проглотить, не разжевывая, огромное прозрачное насекомое, которое я нашел на месте работ по камню.

Фарезм повернулся к нему, и на его лице внезапно появилось сосредоточенное выражение.

— Ты говоришь — большое прозрачное насекомое?

— Насекомое, моллюск — кто знает? Оно не напоминало мне ни одного из тех существ, которое я когда–либо видел. Даже после того, как я самым тщательным образом поджарил его на жаровне, у него не появилось вкуса.

Фарезм проплыл семь футов по воздуху для того, чтобы вперить всю мощь своего взгляда в Кугеля. Он заговорил низким хриплым голосом:

— Опиши мне это существо как можно подробнее!

Удивляясь неожиданной заинтересованности Фарезма, Кугель повиновался.

— Оно было примерно такого размера. — Тут он проделал в воздухе соответствующее движение руками. — Оно было из желатина и прозрачное, с бесчисленными золотыми искорками, перемещающимися внутри. Эти искорки все время мигали и пульсировали, когда существо было раздражено. Щупальцы росли из самых разных мест, и казалось, что они не выходили из существа наружу, а, наоборот, входили в него снаружи. Ни разрезать, ни разжевать его было невозможно, так что пришлось проглотить его целиком.

Фарезм схватился за голову, дергая себя за желтые пряди волос. Он воздел глаза к небу и трагически закричал:

— Ах! В течение пятисот лет я мечтал привлечь к себе это существо, отчаиваясь, сомневаясь, мечтая по ночам, и все–таки не оставлял надежды, что мои расчеты окажутся верными, а мой талисман — действенным. Затем, когда оно, наконец, появилось, ты накинулся на него только с одной целью — набить свое ненасытное брюхо!

Кугель, немного испуганный гневом Фарезма, начал уверять его в том, что не имел никаких дурных намерений. Фарезм не желал ничего слушать. Он указал на то, что Кугель проходил чужими владениями, а следовательно, вообще не имеет права говорить о какой бы то ни было своей невиновности.

— Одно то, что ты существуешь, уже является оскорблением, не говоря уже о том, что зачем–то ты посвятил меня в это неприятное известие. Милосердие заставило меня не убивать тебя на месте, что сейчас я считаю своей величайшей ошибкой.

— В таком случае, — с оскорбленным достоинством ответил Кугель, — я немедленно уйду, чтобы не досаждать тебе своим присутствием. Я желаю тебе всего самого хорошего, пусть день твой закончится удачей. До свидания!

— Не так быстро, — сказал Фарезм. — Закон точности был нарушен, совершенная несправедливость требует принятия контрмер, чтобы сохранить Закон Эквиравновесия. Я могу объяснить тебе весь ужас твоего поступка следующим образом: если бы в эту секунду я разорвал бы твое тело на самые мельчайшие кусочки, то я компенсировал бы только одну десятимиллионную часть того преступления, которое ты совершил. Следовательно, требуется куда более серьезная компенсация.

Кугель ответил в полной растерянности:

— Я вполне понимаю, что был совершен акт, который должен иметь последствия. Но я категорически заявляю, во–первых, об абсолютной своей невиновности, во–вторых, о полном отсутствии каких–либо преступных замыслов и, в–третьих, приношу свои самые глубокие извинения. А сейчас, так как передо мной еще очень дальняя дорога, я…

Фарезм презрительно взмахнул рукой.

— Ты не понимаешь всей глубины несчастья и горя, которое ты мне причинил. Я объясню, чтобы ты не удивлялся тому суровому наказанию, которое тебя ожидает. Как я уже пытался объяснить тебе, прибытие этого существа было плодом и кульминацией моих колоссальных трудов. Я определил его природу путем научного изучения сорока двух тысяч томов, написанных каждый на своем тайном языке. Это отняло у меня сто лет. Следующие сто лет я провел, разрабатывая схему, чтобы привлечь его, и сделал все необходимые приготовления. Потом я собрал ваятелей, и вот уже триста лет они придают моей схеме твердые формы. Так же, как и суб–суммы, вариации и интерконгеляции создают суперапулляцию всех площадей с интервалами в кристороидных аурелях, в результате возбуждая потенциацию проубетального пхута. Сегодня произошла конкатенация: «существо», как ты его называешь, преволировало само в себя, и в своей идиотской жадности ты его сожрал.

Кугель, совершенно обалдевший, смог лишь промямлить, что «идиотская жадность», о которой говорил разгневанным голосом волшебник, была всего–навсего обычным голодом.

— Да и в конце концов, что такого необыкновенного было в этом существе? Таких же уродов можно отыскать в сетях любого рыбака.

Фарезм вытянулся во весь свой рост, глядя на Кугеля сверкающими от гнева глазами.

— «Существо», — сказал он скрипя зубами, — это СУММА. Центральный шар — это весь космос в нашей Вселенной. Трубки — это ответвления в различные эры времени, и какие ужасные последствия возникли в результате твоих тыканий и уколов, жарения и жевания — невозможно даже себе представить!

— А как насчет пищеварения? — вкрадчиво спросил Кугель. — Сохранят ли свою первоначальную сущность различные компоненты пространств, времени и существования после того, как пройдут по моему желудочному тракту?