— Тогда ты должна вести себя по отношению ко мне так, как я этого хочу.

Плача, девушка повиновалась ему. Наконец красный свет зари, проникая сквозь туман, появился на небе. Кугель поднялся в лодке, но путеводные вехи на земле еще не были видны, скрытые густым туманом.

Прошел еще один час, и взошло солнце.

Жители Буля уже, должно быть, обнаружили, что их Часовой исчез, а вместе с ним и их сокровища. Довольный Кугель усмехнулся, а ветер в это время начал потихоньку разгонять туман, и появились те вехи на земле, которые он заметил, наблюдая с купола. Он прошел на нос лодки и дернул за веревку якоря, но якорь крепко засел.

Он принялся водить веревку в разные стороны, и наконец она немного подалась. Кугель дернул что было сил. Снизу стали подниматься многочисленные пузыри.

— Водоворот! — вскричала Марлинка в ужасе.

— Нет здесь никакого водоворота, — пыхтя ответил Кугель и дернул еще раз.

Казалось, веревка ослабла, и Кугель принялся вытягивать ее наверх. Поглядев через борт лодки, он неожиданно увидел перед собой огромное белое лицо. Якорь застрял в ноздре этого лица. Пока Кугель ошарашенно смотрел, глаза моргнули и открылись.

Кугель выкинул веревку вместе с якорем, кинулся к веслам и принялся грести к южному берегу.

Рука величиной с дом высунулась из воды, хватая воздух. Марлинка громко завизжала. Воды озера заволновались, огромная волна кинула лодку к берегу, как щепку, и посередине озера Буль возник Магнац.

В деревне послышался звук предупреждающего колокола.

Магнац встал на колени — вода и грязь потоками стекали с его огромного тела. Якорь, проткнувший ему ноздрю, все еще продолжал висеть на том же месте, и из раны лилась какая–то черная жидкость. Он поднял огромную руку и игриво ударил ею по лодке. Целое море пены окутало разбитую лодку, разорванный мешок, Марлинку и Кугеля, оказавшихся в воде

Кугель колотил руками и ногами, пытаясь вырваться из засасывающих его черных пучин, и в результате все–таки выплыл на поверхность. А Магнац поднялся на ноги и смотрел на Буль.

Кугель поплыл к южному берегу. Марлинки нигде не было видно — она утонула. Магнац медленно шел через озеро к деревне.

Кугель с трудом выбрался на берег и со всех ног бросился в горы.

Глава IV. ВОЛШЕБНИК ФАРИЗЫ

Горы остались позади: темные пропасти, трещины, каменные каньоны, в которых долго не умолкало эхо, — все это сейчас высилось темной массой на севере. Некоторое время Кугель шел среди невысоких холмов, по цвету и по структуре напоминающих старые деревья, на которых росло много черно–голубых деревьев, затем он вышел на едва заметную тропинку, которая, петляя, вела в южном направлении. В конце концов он оказался на огромной тусклой равнине. Примерно в полумиле справа от него высились горные хребгы, привлекшие к себе его внимание и вызвавшие тоскливое чувство. Он удивленно уставился на них. У него было такое ощущение, что когда–то в прошлом он знал эти горы, но когда, как?

Он собрался было отдохнуть на небольшой каменной площадке, покрытой мягким мхом, но нетерпеливому Фриксу это не понравилось, и он тут же вцепился Кугелю в печень. Застонав от усталости и боли, Кугель тут же вскочил на ноги, тряся кулаком в предполагаемом направлении Алмери.

— Никоню, Никоню! Если я отплачу тебе хоть за одну десятую того, что ты со мной сделал, весь мир ужаснется моей жестокости!

Он пошел вперед по тропинке. Далеко книзу расстилалась долина, заполняя три четверти горизонта тем же цветом, что и покрытая мхом скала, с черными пятнами лесов и прожилками серо–зеленого, фиолетового и темно–коричневого. Свинцовый блеск двух больших рек исчезал в туманном горизонте.

Короткий отдых Кугеля принес ему еще большую усталость — у него сильно болели ноги, он хромал, а болтавшаяся сумка натерла бедро. Вдобавок его мучил голод. Еще одна подлость Никоню! Правда, Смеющийся Маг снабдил его амулетом, который превращал несъедобное в питательную пасту. Но, к несчастью, — в этом и заключался черный юмор Мага — эта паста напоминала по вкусу и запаху ту самую субстанцию, из которой совершалось превращение, и во время своего путешествия через горы Кугель не пробовал ничего, кроме моха, дубовых гнилых веток, перегнивших листьев, травы и одежды. Ел Кугель машинально. Щеки ввалились и скулы торчали в стороны, а высокая худая фигура стала совсем изможденной. О, за многое придется держать ответ Никоню! И Кугель шел, обдумывая, как он отомстит Смеющемуся Магу, если только когда–нибудь попадет обратно в Алмери.

Тропинка свернула вниз на широкое каменное плато, где ветер и время изваяли сотни гротескных фигур. Осматриваясь, Кугель уловил нечто похожее на закономерность в расположении каменных фигур и остановился. Эта закономерность была очень тонкой, настолько тонкой, что Кугель никак не мог решить, не просто ли это плод его воображения. Подойдя поближе, он увидел еще большую сложность и причудливость этих каменных фигур: нечеткие линии, шпили, неровные башенки, диски, седла, искореженные сферы, треугольники — исключительная по своей сложности резьба по камню. Кугель нахмурился, не понимая, кому могло понадобиться создавать столь сложные формы и зачем.

Он продолжал идти вперед и через некоторое время услышал голоса вместе с лязганьем инструментов. Остановившись, он прислушался, потом опять пошел вперед. Вскоре увидел группу в пятьдесят человек, самого разнообразного роста — от трех дюймов до двенадцати футов. Едва взглянув в его сторону, рабочие продолжали выбивать, вырезать, скрести и полировать камень своими инструментами.

Несколько минут Кугель молча наблюдал за ними, затем подошел к человеку, по всей видимости, мастеру, стоявшему у каменного столика и изучающего планы, сравнивая их с произведенной работой с помощью хитроумного оптического приспособления.

Казалось, он замечал все сразу, отдавая приказания, говоря, как исправить какую–то ошибку, показывая, каким инструментом что надо сделать. Чтобы пояснять свои замечания, он пользовался удивительным указательным пальцем, который вытягивался вперед на тридцать футов, а затем так же быстро втягивался обратно.

Мастер отошел на несколько шагов назад, по всей видимости, временно удовлетворенный проделанной работой, и Кугель приблизился к нему.

— Что это за сложная работа, которую вы проделываете, и в чем ее смысл?

— Работа самая обычная, — ответил мастер, в голосе которого чувствовалась огромная преданность своему делу. — Из обычной скалы мы производим специальные формы по велению волшебника Фарезма… Эй! Эй!

Этот крик был обращен к человеку ростом фута на три выше Кугеля, который бил по камню заостренным на конце инструментом.

— Я обнаруживаю самоуверенность! — Указательный палец вылетел вперед. — Будь очень осторожен в этом соединении, разве ты не видишь тенденцию камня к сколу? Произведи здесь удар шестой интенсивности по вертикали, используя полужесткий захват. В этом месте — удар четвертой интенсивности крестообразно, а затем возьми резец и удали стружку в четверть силы!

Затем он стал изучать лежащие перед ним планы, качая головой и недовольно хмурясь.

— Слишком медленно! Эти ваятели работают так медленно, как будто их отравили, и проявляют просто животную тупость! Только вчера Дэдио Фессадил, вон тот с зеленым платком, имеющий три эля, использовал девятнадцатигорный замороженный прут, чтобы выточить пот маленького перевернутого карэфуля.

Кугель даже поперхнулся, потому что никогда в жизни не слышал еще такой белиберды. Потом он спросил:

— Так зачем же вы делаете столь сложные предметы и так тщательно?

— Этого я сказать не могу, — ответил мастер. — Работа продолжается уже триста восемнадцать лет, но за это время Фарезм не объяснил нам причин, по которым она должна производиться. Но все должно быть абсолютно точным, потому что он осматривает наши достижения каждый день и мгновенно замечает любые самые ничтожные ошибки.

Тут он отвернулся, чтобы проконсультировать человека, ростом по колено Кугелю, который высказывал свою неуверенность по поводу повязки какого–то вольюта.