Читателям известно, что поиски Бриана Ленчестера на Вимпольской улице были совершенно напрасны.

Спустя полчаса, к дому Вейт-Манора подъехала наемная коляска, из которой вышел Бриан Ленчестер, Он позвонил. Отворивший ему грум невольно попятился назад.

— Доложи его сиятельству, графу Вейт-Манору, — с повелительным спокойствием приказал Бриан, — что Бриан Ленчестер желает видеть его сиятельство.

Грум был в нерешительности. Однако повиновался, когда Бриан повторил приказание.

Немного спустя Бриана ввели в приемную. Он опустился в кресло и одна мысль завладела его умом. Могущественный неприятель оспаривал у него Сюзанну и он должен был еще найти ее.

Давно уже Бриан не был в доме своих предков. Его охватило какое-то новое чувство. Он с уважением взглянул на портреты гордых предков; вспомнил, как его отец, умирая, соединил руки братьев; вспомнил полные любви и кротости слова матери. Пожалуй, что Бриан и раскаивался…

В комнату, опираясь на руку Патерсона, вошел граф Вейт-Манор, Бриан встал и почтительно поклонился. Граф постарался с искренним радушием ответить.

Братья молча стояли друг перед другом. Бриан был спокоен, Вейт-Манор стоял с выражением ласковой покорности и добродушия. Страждущий вид графа произвел глубокое впечатление на Бриана, он начинал глубоко раскаиваться, готов был протянуть ему руку. Но взгляд ненависти, промелькнувший на лице графа, удержал Ленчестера. Он сделался холоден.

Вид брата произвел на Вейт-Манора сильное впечатление, — но какое же!.. Сила, красота и молодость Бриана привели графа в бешенство. Он употреблял все силы, чтобы скрыть это чувство. Он думал, что брат нарочно пришел, чтобы сосчитать дни, оставшиеся до вступления во владение огромным Вейт-Манорским имением. Он придумывал средство, чтобы лишить его наследства, но не находил ничего другого, кроме убийства. Правда, граф видел, как угасает его жизнь и что он близок к могиле. Вейт-Манор начал разговор первым:

— Что вам угодно, мой милый брат? — спросил он с суровым лицом. — Не для того ли вы пришли, чтобы любоваться на успехи той пытки, которой меня подвергаете? Ну радуйтесь, я близок к могиле.

— Напрасно так думаете, — возразил Ленчестер, — я пришел осведомиться о вашем здоровье и уверяю вас, что болезнь ваша меня огорчает. Вы возводите клевету на меня, вы забыли, как провели вашу молодость, а, между тем, обвиняете меня в вашей болезни.

— Змея очень мала, так что ее можно раздавить ногою, но между тем она жалит очень больно, ответил граф.

Бриан побледнел, услыхав такие слова, граф же раскаивался, что сказал лишнее и проговорил со смущением:

— Извините, я, может быть, сказал вам не совсем то, но мне кажется, между братьями не нужно взвешивать каждое слово.

Желая скрыть смущение, Вейт-Манор сделал знак Патерсону, чтобы тот подал кресло.

— Садитесь, брат, пожалуйста, и также мне позвольте сесть. Мы с вами очень редко видимся, а потому позвольте узнать причину вашего посещения.

— Я пришел переговорить без свидетелей и жду, когда все уйдут.

Вейт-Манор колебался. Он сознавал свою слабость и заметный страх выразился на его лице.

— Остаться одним? — сказал он. — Но Патерсон, мой верный друг, никогда не отлучается от меня.

— Милорд, дело по которому я пришел, очень важно для вас и для меня, и поэтому присутствие лакея нам будет мешать.

Подумав несколько минут, граф встал без чьей-либо помощи и пошел к дверям, сказав:

— Следуй за мной, Патерсон. А вы, Бриан, подождите немного, я возвращусь, и тогда мы останемся одни.

Глава сорок четвертая

СДАЧА

Несколько минут спустя, граф вернулся, и вместо того, чтобы расположиться рядом, сел за круглым столом и положил на него два пистолета.

— Не удивляйтесь, Бриан, эти пистолеты показывают, что мы будем говорить серьезно. Я вас ненавижу — это вам известно, и считаю вас способным на все — тоже известно, и поэтому я взял двух немых свидетелей, которые хорошо заменят Патерсона. Говорите.

— Ах, милорд! — улыбаясь сказал Бриан. — Дон-Кихот, сражавшийся с крыльями мельницы, и тот был рассудительнее вас. Неужели вы не понимаете, что я был бы счастлив, если бы был убит вами?

— Я вас не понимаю, — с недоумением ответил граф.

— Ну все равно, милорд. Согласитесь сами, пистолеты не могут защищать вас от моих нападок, если вы не согласитесь на мир.

— Как? — вскричал граф с радостью. — Вы хотите мириться и отказаться от преследований.

— Я сжалился над вами, милорд, во мне заговорил голос родства. Я устал поражать врага, не умеющего защищаться, устал обижать человека, который носит благородное имя моего отца.

— А! — проговорил Вейт-Манор. — Вы довольно резко предлагаете мне мир.

— Я повторяю, еще раз, милорд, что раскаиваюсь в том, что навлек на вас унижение.

Презрительное сострадание брата оскорбляло Вейт-Манора, руки его дрожали, он бросал свирепые взгляды на пистолеты.

— Теперь понимаю, — сказал он после некоторого молчания, вы по привычке оскорбляете меня и притом в последний раз.

— Вы ошибаетесь, милорд, — равнодушно ответил Ленчестер. — Я пришел не оскорблять вас, а только открываю крайность, до которой вы дошли.

— Вы поступаете как покупатель, порицающий товар, чтоб купить его за малую цену, — возразил граф.

— Нет, — ответил Ленчестер, — я порицаю, чтобы получить огромную плату.

— Не пришли ли вы торговаться со мною?

— Я с вами торговаться… возможно ли, милорд? Наши предки собирали дань с пленных.

— Позвольте мне сделать небольшое замечание?

— Сделайте милость, милорд. Я слушаю вас.

— Вы очень любезны, — ответил граф, стараясь придать своим словам насмешливое выражение. — Изволите видеть, сэр, что я несчастлив, даже очень несчастлив, но, согласитесь, вы несчастливее меня и я понимаю, для чего вы предлагаете мне мир. Вам кажется, что я не тороплюсь умирать, но уверяю вас, что я проживу долее вас. Вы желаете моей смерти для того, чтобы скорей расплатиться с долгами. Но не так, мой друг, вы поступаете, вам не угрозами бы, а скорей просьбой надо уговорить меня на мир.

— Все, что вы сказали, справедливо отчасти. Действительно я беден, но не имею долгов.

— Вы вероятно живете трудом, милорд? — В голосе графа слышалась насмешка.

— Меня не учили ничего делать, милорд.

— Однако.

— К величайшему удовольствию вашего сиятельства, да, милорд, но не в кредит, мне подают милостыню.

— Как! Вы позорите мое имя и выпрашиваете милостыню?

— Смею заметить вашему сиятельству, что нищенство запрещено даже младшим братьям членов парламента, для которых было бы нужно сделать исключение. Я не прошу милостыни, которую притом мне дают так. Но приступим к делу, милорд. Я с миром, если вам угодно.

— Смотря по условиям.

— Условиям? — Бриан не ждал этого.

— Сколько вам нужно денег, милорд?

— Мне нужно позволение вашего сиятельства пользоваться казною вашего сиятельства, как мне вздумается.

Вейт-Манор принял это, очевидно, за шутку.

— Но это значит, вы хотите все мое состояние?

— Да, ваше сиятельство, если понадобится. Может быть и меньше. Но не подумайте, пожалуйста, милорд, чтобы я хотел вас принудить. Хотя ваше прошедшее…

— Мое прошедшее — жизнь дворянина, так что вы напрасно надеетесь испугать меня.

— Нет, бойтесь, милорд! У вас жена, несчастная страдалица, уже позабытая светом. Дочь, таинственная судьба которой известна одному Богу…

— Вы осмеливаетесь думать, что…

— Ничего милорд! Выслушайте маленькую повесть. Мне думается, что есть некоторое сходство… У вас есть портрет графини Вейт-Манор? — вдруг спросил Бриан.

— Что за вопрос?

— Мне показалось, что молодая девушка похожа…

— Какая девушка?

— Мною любимая девушка, которую похитили, ваше сиятельство, а вы поможете мне сыскать ее.

— Довольно шутить, милорд.