— Прошу извинения вашего сиятельства.

— Итак, я прошу позволение вашего сиятельства на право пользования казною вашего сиятельства.

— Ваши шутки так неуместны, что мне не следовало бы и слушать, но они забавны. Зачем вам моя казна?

— Для отыскания девушки.

— Не думаете ли вы, что я соглашусь отдать мою казну в пользу какой-то неизвестной особы?

— Да, милорд. Я люблю… вы не смеетесь? Тем лучше. Да, я люблю страстно, готов отдать мою жизнь.

Вейт-Манор молчал, но в глазах у него светилась коварная радость. Бриан, замечтавшись о Сюзанне, не заметил этого.

— О да, я люблю ее! — страстно продолжал Бриан.

— Я неспособен теперь даже ненавидеть.

— Да, видно, что вы любите, — холодно прервал граф.

— Пламенно! Но вы понимаете, милорд?

Граф не мог более сдерживаться и, разгорячась, заговорил:

— Понимаю, сэр, понимаю. Итак, вы пламенно любите! Прекрасно! И вы смеете требовать мое состояние? Давай, или убью тебя? Хе, хе, хе!.. Вы не понимаете, что наши роли переменились? Не видите, что теперь сильнее я?

Лицо графа налилось кровью.

— И вы сами приходите ко мне открыть вашу слабую сторону? Право, тысячу гиней тому, кто принес бы мне такую весть. Влюбленные боятся смерти.

— Итак, пистолеты — небесполезная вещь теперь, — усмехнулся Вейт-Манор, хватая пистолеты со стола.

Глава сорок пятая

«БРАТ, СЖАЛЬСЯ!»

Бриан встал.

— Милорд, ваши угрозы недостойны дворянина. Угодно вам согласиться на мое желание? Да или нет?

— Нет, нет и нет! Я вам предлагаю уйти отсюда или я прикажу выгнать. Я застрелю вас как вора, если вы не уйдете сейчас же.

— А я прошу ваше сиятельство исполнить ваши слова, — холодно поклонился Бриан.

И он стал медленно подходить к графу, не сводя с него пристального взгляда.

Вейт-Манор поднял пистолет. Его подмывало желание спустить курок, но очевидно было и то, что он этого боялся.

— Не подходите! Не подходите!

Бриан подошел к нему и положил руку на плечо. Граф в изнеможении опустился в кресло.

— Вы сейчас убедитесь, милорд, боюсь ли я смерти?

Бриан взял пистолеты из рук графа и положил на стол.

— Вы совершенно напрасно обрадовались тому, что я люблю, — продолжал Бриан. — Теперь мне необходимо спешить, и я не дам вам покоя. Я хочу быть богатым, понимаете, я хочу!

— Вы хотите!

— Хочу!

Граф опустил голову, услышав такой решительный ответ Бриана.

— Хочу, милорд! — повторил Бриан. — Я хочу, чтобы любимая мною женщина могла пользоваться роскошью и удобствами жизни, потому что красотою она выше всех женщин! Милорд! Мы имели одного отца. Вы один воспользовались нашим общим достоянием. Теперь и моя очередь… Не бойтесь, милорд, я вовсе не хочу попасть на скамью уголовного суда. Но не знаете ли вы такого закона, который запрещал бы англичанину выброситься в окно и разбить себе голову, милорд?

Граф бессмысленно смотрел на Бриана, подошедшего к окну.

— Слышите, милорд? На улице шумит народ. Как он обрадуется даровому зрелищу!

Бриан схватился за задвижку.

— Ради Бога, что вы хотите делать?

— Не вставайте, милорд! Я хочу богатства ради нее. Час тому назад у меня похитили эту девушку. Итак, мне нужно золото. Вы отказываете мне, я хочу мстить.

Бриан отворил окно.

— Берегитесь, сэр! — вскричал Вейт-Манор. — Берегитесь, если вы намерены оскорбить меня перед этой глупой толпой!

Бриан встал на стул.

— Вы изволили не понять меня, ваше сиятельство. Я скажу только одно слово, но не имя вашего сиятельства. Еще раз, вы согласны?

— Нет.

— Уверяю вас, что вы не один раз раскаетесь в жестоком отказе. Итак, прощайте!

Бриан стал у окна и с грустью проговорил:

— Сколько народа там, и я уверен, что все, находящиеся здесь, знают о нашей вражде.

— Наконец я дождусь конца этой комедии! Угроза, не приводимая в исполнение, придает нам, трусам, смелость, — с усмешкой сказал Вейт-Манор.

— Милорд, — холодно ответил Ленчестер, — я ищу места, где бы вернее мог разбить себе голову.

Делайте все, что вам угодно, сказал граф, опускаясь в кресло.

— Благодарю, милорд. Но я говорил уже вам, что падение мое не удивит никого, все знают наши отношения друг к другу.

— Но кто же осмелится обвинять меня? — спросил Вейт-Манор.

— Все, милорд, потому что в истине слов умирающего никто не усомнится.

— Боже милостивый! — вскричал граф, поняв намерение брата. — Это низкое зло, Бриан!

— Почему же? Вы хотели меня застрелить? Я уверяю вас, что не присоединю никакого оскорбления вашему сиятельству; но, наконец, я выбрал место и вы, вероятно, мое восклицание услышите снизу. — И он сделал движение, будто хотел броситься вниз.

— Подождите! — вскричал Вейт-Манор. — Какое восклицание?

— Я скажу: «Сжалься, брат!»

Крупные капли пота катились по вискам Вейт-Манора, и он упал на колени.

— Сжалься! — с отчаянием произнес он. — Сжалься!

Вейт-Манор понял, что на него падало бы обвинение.

Бриан спустился на пол и помог брату встать. Пошли оба к столу, где Вейт-Манор подписал свое имя внизу листа бумаги.

— Ну вот, — слабым голосом сказал он, — довольны ли вы?

— Милорд! Я желал бы, чтобы вы сами написали добровольную уступку, — отвечал Бриан.

Вейт-Манор дрожащей рукой начал писать. Но в это время дверь тихо растворилась и Патерсон, никем не замеченный, положил на стол лоскуток бумаги на котором было написано чье-то имя. Едва граф прочитал бумажку, как с ужасом отодвинул кресло от стола и прошептал:

— Неужели мертвые восстают из могил? Или уж я лишился ума?

— Человек, написавший свое имя, желает вас видеть и переговорить с вами, — сказал Патерсон.

— Боже мой! Он здесь! — вскричал Вейт-Манор, — но я видел смерть этого человека… Простите, я сейчас кончу этот акт.

Потом он обратился к управляющему и спросил:

— Где же этот человек?

— В кабинете, милорд.

Граф тотчас же вышел и не возвращался более получасу. Ленчестер подошел к столу, чтобы взглянуть, что брат написал, но в это время взгляд его упал на бумажку, принесенную Патерсоном. Там было написано имя Измаила Спенсера! Им овладело изумление. Неясные подозрения, пробужденные рассказом Сюзанны, представились ему, он хотел бежать в ту комнату, куда ушел граф, но было поздно: граф шел ему навстречу с радостным видом.

— Извините, что заставил вас ждать, любезный брат.

Глава сорок шестая

ПОВЕШЕННЫЙ

Но вот что происходило в кабинете. Граф отправился туда в большом смущении. Патерсон следовал за ним. Человек, дожидавшийся его, желал переговорить с графом без свидетелей и поэтому велел удалиться Патерсону. Патерсон находился в затруднении: он не знал, оставить ему его господина или нет. Вид этого человека до того его пугал, что он с трудом решился выйти из комнаты.

— Вы, вероятно, не ожидали меня, — сказал незнакомец.

— Спенсер! Неужели это вы! — едва проговорил лорд.

— Я, милорд.

Вейт-Манор оглядел его с ног до головы.

— Это я, Измаил Спенсер, покорный ваш слуга, я жив и здоровехонек, как будто бы никогда не был повешен! — возразил незнакомец.

— Но… — начал было лорд.

— Но… — садясь возле кресла графа, прервал его.

— Спенсер, с тех пор, как меня повесили, я сделался для всех каким-то зверем. Хотя в этом нет ничего удивительного. Доктор Муре явился ко мне в темницу, и на шее у горла сделал мне небольшое отверстие, просунув в негр гусиное перышко. Это называют, кажется, фаринготомией. И когда веревка сдавила мне горло, я дышал через перышко.

— А что же с нею? — спросил граф.

— С нею? О ней я расскажу в другой раз, так как эта большая история, а теперь мне некогда.

— Скажите мне, жива ли она?