Изменить стиль страницы

253. ПРИВЕТ МОСКВЕ

В Москве мы вдохновенье пьем.
Она господствует над нами.
Над морем и над кораблем,
Над хижинами и дворцами.
Она сияет, как звезда,
Над книгою стихов, где роза,
Над пастбищами, где стада,
И над пшеницею колхоза.
Она сияет в небесах
Над фабрикой и над аулом,
И над недремлющим в мехах
Сибирским крепким караулом,
Над хижиной, где наш поэт
Стихи о славе сочиняет,
Над колоннадой, где совет
Судьбу республики решает.
И средь дельфинов и акул
Корабль плывет в свои пределы,
Румяный зимний караул
Свинцовые пускает стрелы,
Шумит военная гроза.
И на почтовую страницу
Сползает за слезой слеза,
Как дождь в колхозную пшеницу.
Москва — ты всех дорог вокзал!
Ты — первый голос в русском хоре
И в пурпуре советских зал
Ликует музыка, как море.
Московских пушек тяжкий счет
Гремит всю ночь, не умолкая,
И маршал армии ведет
Средь синих васильков Дуная.
Париж. 1944

254–257. СЕРП И МОЛОТ

1. «Средь бури — флаг с серпом и молотом…»

Средь бури — флаг с серпом и молотом
Грохочет кузницей Урал.
Пшеница в поле стала золотом,
Явились жницы, как на бал.
Пусть будут кузнецу и жнице
Подобны муза и поэт,
А русские стихи — пшенице,
Где васильки, но плевел нет.
Теперь нельзя про «розы-грезы»,
Когда стал пеплом милый дом,
Когда ребенок грязь и слезы
Размазал детским кулачком.
Теперь нам не до побрякушек,
Когда не счесть на небе дыр,
Когда под гром советских пушек
Родился в битвах новый мир.

2. «Не должно на земле народу…»

Не должно на земле народу
Жить ради малых дел,
В дождливую погоду
Брать зонтик как удел.
Ведь только тот достоин
Сиянья на земле,
Кто, как спартанский воин,
Не любит быть в тепле.
А есть немало архи —
Благополучных стран,
Республик и монархий,
Где нет ни гроз, ни ран.
Где львы и монументы,
Псалмы и денег куш.
В салоне президента
Салфеточки и плюш.
Как муки благородной
Вкусить такой стране?
С брюшком? С женой дородной?
С геранью на окне?
Какое оправданье
В трагическом году
Ее существованью,
Когда весь мир в аду?

3. «А ты все голубые…»

А ты все голубые
Проплакала глаза,
Прекрасные, большие,
В которых слез гроза.
О всем огромном мире
Ты плакала во сне,
В студенческой квартире
И в пушечном огне.
В бревенчатой избушке,
Где за окном мороз,
С московским чаем в кружке,
В дыму от папирос.

4. «Есть в битве упоенье…»

Есть в битве упоенье,
Как нам поэт сказал,
Высокое волненье
Над пропастью, средь скал.
Есть красота в дыханьи
Орудий, в силе мин
И в страшном содроганьи
Твердынь, колонн, руин.
Герою смерть в постели?
Иль в битве гибнуть рад
Ради прекрасной цели
Счастливый Сталинград?
Но будет справедливым,
О Судия, твой суд:
Мир хижинам и нивам
И женщинам, что жнут.
Париж. 1939-1945

ПРИМЕЧАНИЯ

В книге собраны все известные на сегодняшний день стихотворения Ладинского. В основу тома легли пять прижизненных сборников стихов в авторском составе, а также стихотворения, не включавшиеся в сборники. Поскольку Ладинский, как профессиональный журналист и литератор, печатался обильно и в самых разных периодических изданиях, вплоть до труднодоступных прибалтийских и харбинских, в периодике возможны еще находки, но вряд ли их будет много. При составлении учтены опубликованные библиографии эмигрантской поэзии, а также материалы картотеки А.Д. Алексеева (ИРЛИ).

Тексты печатаются в последней авторской редакции с исправлением типографских погрешностей и в соответствии с современными нормами орфографии (но с сохранением особенностей, отражающих авторскую манеру).

Даты под стихами (в тех случаях, когда Ладинский их проставлял) воспроизводятся и в настоящем издании. Если стихотворение было датировано в ранней редакции, а в книжном издании дата была снята, она приводится в угловых скобках. В примечаниях приведены отзывы критики на стихи Ладинского, указаны первые публикации стихотворений и учтены наиболее существенные лексические разночтения в ранних вариантах стихов (пунктуационные разночтения не фиксируются, за исключением наиболее значимых случаев). Поскольку издание не является академическим, в книге не выделен особый раздел «Другие редакции и варианты»; предполагаемая этим разделом текстологическая информация сообщается непосредственно в примечаниях. Довольно часто Ладинский перерабатывал ранние варианты стихотворений столь радикально, что полный перечень разночтений по объему превысил бы основной текст. В таких случаях ранний вариант стихотворения приводится в примечании целиком.